Юлия Цыпленкова - Чужими руками

– Ну что, Сурен Амвросиевич! Вздрогнем? За процветание нашей конторы!

– Так ведь, Зоя Андреевна, сейчас нелучшее время. Петр Ильич вот-вот общий тост произнесет… Тогда и начнем.

– Вы меня уважаете?

– Ну что вы такое говорите, Зоя Андреевна! – растерянно отвечает старый ловелас.

– Тогда – будем!

Амвросиевич сокрушенно качает головой, но покорно поднимает свой бокал. Мы звонко чокаемся. Выпиваю водку до дна. Хитрый Амвросиевич только смочил губы. Делаю вид, что не заметила. Да и все равно мне. Я не собираюсь его спаивать. Поворачиваюсь к Скрипачу:

– А ты чего, Толик, не пьешь? Не рад успехам конторы? Или обиделся, что твой труд не отмечен медалью? А ну-ка, наливай! По полной! Хочу, Толян, выпить с тобой на брудершафт!

– Так вы, Зоя Андреевна, и так со мной на «ты»! – смущенно улыбается Толян. Но приказ послушно выполняет. Наши рюмки полны.

– А теперь, когда выпьем и поцелуемся, – ты тоже будешь со мной на «ты»! Вперед, гусар! «Помни, что ты недаром называешься гусаром!»

Чокаемся и выпиваем. Ставлю пустую рюмку на стол и поворачиваюсь к мальчику. Он и не собирается целоваться! Беззаботно накалывает вилкой грибочек. Решительно отбираю у паренька вилку, поворачиваю его голову к себе и впиваюсь в пухлые, наверное, еще никем не целованные губы.

Слышу одобрительные возгласы. Кто-то хлопает в ладоши. Кто-то смеется. Чувствую, что Толян задыхается, но не сдается. Умереть от поцелуя красавицы – это ли не мечта настоящего рыцаря!

Слышу в ухе горячий шепот Амвросиевича:

– Зоя Андреевна! Отвлекитесь! Вас Петр Ильич на сцене ждет! Чтобы грамоту вручить!

Отпускаю посиневшего Толяна. Одариваю его поощрительным взглядом:

– Молодец, Толик! Настоящий мужик! Мой поцелуй не каждый выдерживает!

– Вы освободились, Зоя Андреевна? – звучит усиленный микрофоном голос босса. – Не будете ли так любезны? Не подниметесь ли на сцену? Чтобы получить заслуженную награду?

Во мне вспыхивает ярость. Награду? Это грамота – награда? Какая неслыханная щедрость! Ну, Петр Ильич, погоди! Ты сам напросился!

Иду на сцену. Только теперь все могут разглядеть мой наряд. Слышу восхищенные стоны галерки. Не исключено, что хорошо подогретые мальчики при виде моего прозрачного облачения кончают.

Мужчины постарше прищурились. Значит, оценивают. Читаю в их глазах одно и то же: «А ведь кто-то её…» Да, мужики! Кто-то! Но не вы! Молодые девки обмирают от зависти. Представлю, как им хочется выглядеть так же. Те, что постарше, разделились. Одни улыбаются по-доброму. И даже поощрительно: молодец, Зойка! Царствуй, пока молодая! Другие, во главе со старой ведьмой Илларионовной, не скрывают гнев праведниц. В прошлом грешницы, на которых пробу негде ставить, они теперь моралистки – дальше некуда. Я для них – как красная тряпка для быка. Глаза лицемерок сверкают нескрываемой ненавистью.

Молнии их ненавидящих очей не подожгли мое платье. Я не покрываюсь пятнами стыда от того, что прочитала сокровенные мысли мужиков. Прохожу, как королева, на сцену. Босс ждет меня с грамотой в руке. Светочка с пачкой таких же бумажек – за его спиной. Оба улыбаются. Петр Ильич с чувством жмет мне руку, в другую сует грамоту:

– Спасибо, Зоя Андреевна, за добросовестный труд!

Делаю вид, что читаю текст. Потом перевожу взгляд на начальство. Смотрю на него невинным взором третьеклассницы:

– Петр Ильич! А почему тут не написано, что грамота – за минет?

Шеф мгновенно покрывается испариной, будто сцена по мановению неведомого фокусника превратилась в полок русской бани. Прозрачная капля сбегает на кончик ноздреватого носа и дрожит, готовая сорваться. Но Петр Ильич – настоящий российский бизнесмен. И потому мгновенно приходит в себя. Бросает быстрый взгляд в сторону жены – не слышала ли та мою реплику? – и, убедившись, что кастрация ему в ближайшее время не грозит, делает шаг в сторону, чтобы широкой спиной заслонить от меня микрофон. Не переставая улыбаться, зло цедит сквозь зубы:

– Нажралась, мерзавка? Пошла вон! Потом поговорим!

Улыбаюсь ему в ответ:

– Ах, как страшно!

Быстро прохожу ему за спину и беру микрофон. Победно смотрю на него. Ну и что ты будешь делать теперь?

Босс что-то командует через плечо мордовороту. Славик мчится к оркестру. Подношу микрофон к губам:

– Прошу внимания!

Зал мгновенно затихает, как парализованный. Все головы поворачиваются ко мне. В глазах удивление и недоумение. Петр Ильич застыл, как замороженный. Только желваки на щеках играют. Чувствую: готов разорвать меня на части. Но не хочет устраивать внеплановое шоу. Светочка охает и прижимает к лицу листочки со сценарием.

Наклоняюсь к микрофону и начинаю говорить. Мой голос переполнен вдохновением:

– Дорогие мои друзья! Мы собрались здесь, чтобы отметить очередной юбилей нашей фирмы. Я говорю «нашей», хотя на деле никакая он не наша. Потому что никто из нас, кроме уважаемого Петра Ильича, не является ее владельцем. Тем не менее я называю фирму «нашей». Потому что каждый день мы приходим в нее и от зари до зари батрачим на дядю по полной схеме. Чтобы пирог на столе дяди был все больше и вкуснее. А он за это щедро одаривает нас крошками от пирога. То есть зарплатой.

Кто-то хихикнул. Амвросиевич делает вид, что смущен, и наклоняет голову. Но я-то знаю, что он таким образом прячет улыбку. Бурно реагирует молодежь.

Вижу, как Илларионовна наклоняется к уху жены босса и что-то шепчет, бросая на меня пышущие гневом взгляды.

– Мы собрались здесь, чтобы… – пытаюсь продолжать, но замечаю, что микрофон не работает.

Несколько раз дую в него, но динамики не откликаются на мои потуги. На секунду теряюсь. Но быстро прихожу в себя. Оглядываюсь в сторону оркестра. От музыкантов ко мне идет Славик. По его гадливой улыбочке понимаю, что он отрубил звук.

– Включи на минутку! – говорю ему, пытаясь подкупить его одной из самых действенных в моем арсенале улыбок. – Я главное еще не сказала.

– Ваше выступление закончено, Зоя Андреевна! – вежливо отвечает мордоворот.

Все с той же гадливой улыбочкой на лице он левой рукой сильно сжимает мое плечо. Едва не вскрикиваю от боли.

– Улыбайтесь, Зоя Андреевна! – цедит сквозь зубы бодигард. – Не надо портить людям настроение. Не то я нечаянно сломаю вам руку! – С этими словами он отбирает у меня микрофон. Сопротивляться грубой силе бессмысленно. – А теперь – вперед! – все с той же ухмылкой говорит мордоворот. – Я вас провожу!

Он разворачивает меня лицом к ведущим в зал ступенькам. Моя рука все еще в крепких тисках его железных пальцев. Плечо ломит от сильной боли.

– Отпусти руку! – негромко прошу его, с трудом сдерживая стон. – Больно!

– Будешь паинькой?

Кусая губы, киваю. Хватка мордоворота ослабевает. Но не настолько, чтобы можно было его ослушаться. Мы спускаемся в зал.

– Если пообещаешь вести себя прилично – провожу тебя за стол, – шепчет Славик. – Обманывать не рекомендую!

– Я сейчас закричу!

– Я вырублю тебя, сука, за полсекунды! – хмуро обещает мордоворот. – Да так, что все решат, что у тебя случился обморок. Под ахи и вздохи здешних дамочек я унесу тебя в номер. А уж там, будь уверена, ты получишь за свои художества по полной схеме. Но не так, как ты думаешь. Наказание будет строгим и очень болезненным! Что выбираешь?

Я верю каждому его слову. Это животное, которое в ожидании босса целыми днями сидит в приемной и тупо разгадывает кроссворды для дебилов, не шутит. Тупой-то он тупой, но первобытная сообразительность присутствует. Мгновенно сориентировался, что я впала в немилость «охраняемой персоны». Потому и позволяет себе перейти на «ты» и откровенно хамить.

Выбирать, вообще-то, не приходится!

В динамиках снова звучит голос босса. Скандалистку со сцены убрали, и он, как ни в чем не бывало, продолжает награждение. Шоу маст гоу он!

– Идите к нам, Зоенька! – машет мне рукой с наполненным бокалом в ней Амвросиевич.

Понимающе улыбаюсь ему. Он хочет оградить меня от неприятностей. А вечеринку – от скандала. Бросаю Славику:

– Отведи меня к Сурену!

Славик выполняет мою просьбу. Даже стул для меня пододвигает. Сажусь. Мой истязатель наклоняется к моему уху:

– Вам так удобно, Зоя Андреевна?

– Спасибо, Славик!

– Желаю вам приятно провести вечер! – говорит он со зловещей улыбкой на лице.

А потом, вплотную приблизив губы к моему уху, прошептал:

– Не забывай, сука, что я сказал! Вздумаешь взбрыкивать – порву п… на четыре части!

Нервно дергаю плечом и отстраняюсь от бодигарда. Он уходит.

– Чего вам налить, Зоя Андреевна?

– Покрепче!

Надо поднять настроение. Мой план устроить для бывших сослуживцев незабываемое представление провалился. Рука все еще ноет от железных пальцев Славика. Надо немного выпить, чтобы вернуть себе утраченную форму. А потом…

– Что именно налить? – продолжает ворковать Амвросиевич. – Рекомендую поднять настроение вот этим коньячком! Оч-чень качественный напиток! Уж на что я не большой знаток благородных напитков, а тут прочувствовал!

– Водочки мне налейте!

– Чего хочет женщина – того хочет Бог! – покорно соглашается старый ловелас.

Он отставляет бутылку с коньяком и наливает мне сорокаградусную.

– Ну, Зоя Андреевна, давайте выпьем за нас! – говорит Амвросиевич, поднимая свою рюмку с коньяком. – Поверьте мне – жизнь прекрасна!

Все-таки моя эскапада не осталась незамеченной. Может быть, не все ее просекли, многие в это время были заняты изучением этикеток на бутылках. Но что касается Амвросиевича, то он точно все услышал. И теперь, добрая душа, старается предупредить развитие скандала.

Холодная водка обжигает горло. Ставлю рюмку на стол и шарю по нему глазами: чем бы зажевать? Амвросиевич уже протягивает мне бутерброд с икрой. Благодарно одариваю Сурена нежным взглядом. Он улыбается одними глазами.

– Вот и хорошо! – негромко говорит мой кавалер и склоняется над своей тарелкой.

Чувствую в животе приятное тепло. Хмель разливается по телу. Поднимается в голову. Злость и напряжение спадают. Доедаю бутерброд и понимаю, что устраивать скандал уже не хочу. Во-первых – не позволят. Понимаю это, когда рядом появляется продолжающий обход сотрудников Петр Ильич. Он бросает взгляд на мою рюмку и не протягивает свою, чтобы чокнуться, а только улыбается. Но его серые глаза сверкают леденящей кровь сталью. От них веет таким холодом, что понимаю: новых выходок мне не позволят и не простят! Впрочем, Славик уже сказал об этом открытым текстом.

Ну и ладно! За неимением гербовой будем писать на простой!

Амвросиевич управился с крабовым салатом. Вытирает губы салфеткой и поворачивается ко мне:

– Ну что, Зоя Андреевна! Еще по одной? Продолжите дегустировать водочку? Или все-таки попробуете коньячок?

– Давайте коньячок!

– Вы бы положили себе хоть что-нибудь на закусочку! – словно отец родной, советует мне Амвросиевич. – Алкоголь – вещь коварная. Да и грех не попробовать все эти деликатесы. Как насчет язычка? С хренчиком?

– Так ведь коньяк вроде бы надо лимоном закусывать…

– Ах, Зоя Андреевна! – удивленно таращится на меня милейший Амвросиевич. – Кто вам это сказал?

– Все говорят!

– Врут! – твердо заявляет Сурен Амвросиевич. – Мы же не на приеме у английского лорда! Там коньяк подают в самом конце, когда все уже съедено, а если и не съедено, то все равно уже в желудок не помещается. Мы же в России!

По залу проносятся ритмичные звуки. Петр Ильич уже на сцене и проверяет работу микрофона. Убедившись, что все в порядке, подносит его ко рту:

– Дорогие мои коллеги! Прошу поднять бокалы. И давайте дружно выпьем за нас!

«Ура-а-а!» – кричит с галерки уже раскрасневшаяся молодежь во главе с Кирюшей. Со всех сторон раздается звон бокалов. Еще немного, один-два тоста, и флер официальности развеется. А реплики, что на трезвую голову считаются недопустимой дерзостью, а то и вульгарщиной, будут восприниматься как верх остроумия.

Мы с Амвросиевичем чокаемся. Коньяк и правда хорош. Язык тоже. Амвросиевич, ловко орудуя вилкой, что-то рассказывает про кулинарное искусство. Слушаю его вполуха. Из вежливости время от времени киваю. Кажется, он заметил мою рассеянность и переключился на сидящую слева от него матрону.

Тем временем веселье набирает ход. Петр Ильич сидит рядом с супругой. Сценой завладели артисты. На весь зал гремит музыка. Как я понимаю, это «металл». Интересно, кто выбирал музыкантов? Скорее всего, новая фаворитка босса. Но не без его указаний. Выходит, босс – большой любитель тяжелого рока? Не знала. Хотя вполне вероятно, что он согласился на эту группу с учетом рекомендаций Светочки. Наверняка она сказала, что надо идти в ногу со временем, что в зале будет в основном молодежь. И босс, дабы не выглядеть динозавром, согласился.

Моя тарелка пуста. Амвросиевич окончательно переключился на матрону. Видимо, считает, что остановил мои попытки устроить скандал, и с чистой совестью занялся соблазнением очередной бабенки. Я на него не в обиде. Но мне скучно.