Юлия Цыпленкова - Чужими руками

Светочка слушает вроде бы вполуха, но я вижу – сосредоточена. Все мотает на ус. Ну и правильно. Говорю ей о том, что важно не упустить те возможности, которые дает молодость. Что у молодости есть один очень серьезный недостаток. Она быстро проходит.

– Смотри! – предупреждаю ее. – Есть ошибки, которые невозможно исправить!

– Мне это не грозит! – заявляет Светочка и с вызовом смотрит мне в глаза.

Сколько в ней самоуверенности!

– Как говорила моя бабушка: не зарекайся на веку – дашь и старику! Ты лучше слушай, что тебе не самая глупая на свете женщина говорит.

Светочка скромно опускает длинные ресницы, смотрит в пол. Ё-моё! Сама невинность!

– Кавалеров вокруг тебя еще много будет. Но поверь: такие, как Петр Ильич, могут больше и не подвернуться! А потому возьми от него все, что только можно! Он тебе ничего еще не обещал?

– Золотые горы… – усмехается Светочка.

– Он ведь млеет от тебя. Тащится по полной. Ты это понимаешь?

Светочка лукаво усмехается. А у самой в глазах сверкают даже не чертики, а дьяволы какие-то. И понимаю я, что напрасно взялась учить юную девушку уму-разуму. Она сама может меня проконсультировать. «Вот это номер! – грустно констатирую я. – Опять прокол у тебя, Зоя Андреевна. Что-то ты в жизни недопонимаешь. Не просекла, что в действительности перед тобой не наивная, обомлевшая от внимания начальника девчонка, а зрелая, хитрая и циничная женщина. Которая и без твоих лекций знает, как выгодно продать себя». Немножко завидую ей. Я в ее годы была глупее. Потому и наделала ошибок.

– Ладно! – обрываю я разговор. – Тебе в зал пора! Там, наверное, тебя уже ищут!

– Я там сейчас не больно-то нужна. Молодежь боится за мной приударить. А Петр Ильич супругой занят.

– Все равно! Иди в зал!

– А вы?

– Мне отдохнуть надо! Много выпила. Я скоро уеду. Есть дела в городе. Только ты не говори никому. Хорошо?

Светочку трогает мое доверие:

– Хорошо, Зоя Андреевна! Не скажу!

– Ну и славно! Иди!

Оставшись одна, иду в ванную. Долго смываю с себя феромоны мальчишки. Еще до отъезда на базу в моей голове начало складываться представление о том, как мне жить дальше. Неудачная попытка скандала не выбила меня из колеи. Секс с Вадиком защитил от подступавшей депрессии. Помог отогнать прочь заворочавшиеся в душе сомнения. А откровенный разговор со Светочкой окончательно расставил все по местам. Я давала девчонке советы, а на самом деле говорила о себе. Учение Амриты – как свет в конце тоннеля, не дает мне безвольно расплыться бесформенной слизью в беспросветной темноте будущего. Я не собираюсь сдаваться на милость победителя! И уж тем более – мириться с ролью жертвы.

Выезжаю за ворота базы отдыха и за первым же поворотом останавливаюсь, чтобы позвонить. Хотя тут нет и не может быть гаишников, говорить на ходу не люблю. Набираю номер Василия.

– Слушаю!

– А где «здравствуй»? – спрашиваю.

– Ну, здравствуй! Чего звонишь?

– Хочу узнать твои планы на сегодня.

– Никаких планов. В гараж собираюсь.

– На обед домой придешь?

– Да нет! Тут перехвачу. Захватил бутерброды.

– Ну ладно! Пока тогда!

– Пока!

Поговорили. Не спросил даже, как корпоратив проходит. Это меня, конечно, не огорчило. Что мне нужно, я узнала. Василий собирается пробыть в гараже до вечера. Чудненько.

Хотя мой план оставить след в памяти бывших сослуживцев и не удался, главная задача выполнена. Запомнят Зою Андреевну! Навсегда запомнят!

Еще раз спасибо тебе, Амрита! Как легко ты научила меня жить, не думая о возможной скорой смерти! Я уже не боюсь умереть. Но и торопить переход в вечность не собираюсь. Кто его знает, как оно там будет? Амрита ничего об этом не пишет. Одно ясно: там у меня не будет моего чудесного, молодого, жадного до радостей жизни тела. Амрита говорит, что оно не понадобится.

Тогда вообще непонятно, в чем смысл вечного существования в каком-то неведомом состоянии. Каково это: если ты – только Сознание. И больше ничего. Тебе не надо одеваться. Наряжаться. Радоваться красивым тряпками и дорогим украшениям. Мужчины не будут оглядываться, чтобы восхититься совершенством твоей фигуры. Да их ведь тоже не будет! В чем же тогда смысл такого бессмертия? Амрита пишет: душа всегда будет жить в вечном космосе. А что такое душа – не пишет. Она пишет: Сущность. А как она выглядит, эта Сущность? Никак. Невидима. Неосязаема. Бесплотна. Как же она тогда чувствует? Никак, что ли? В общем, торопиться в вечный космос – это как идти туда, не знаю куда и неизвестно зачем. Раз все там будем – беспокоиться не о чем. Вот бы только с сестричкой да мужем разобраться.

Я сворачиваю к дому Супермена. И через десять минут звоню в его дверь. Долго, очень долго за дверью царит тишина. Мое терпение на исходе, и я звоню снова. Наконец слышу какие-то шорохи. Ворочается ключ в замке. Сонный Супермен недоуменно смотрит на меня. Похоже, он не понял, кто стоит перед ним. Улыбаюсь ему:

– Привет! Это я! К тебе в гости! Пустишь?

Супермен все еще таращит на меня глазищи, отходит в сторону. Я делаю шаг вперед. За спиной щелкает замок захлопнувшейся двери.

– Ты что? Не рад?

– Ничего не понимаю… – бормочет Супермен. – Ты?

– Ну слава богу! Узнал!

– Откуда ты взялась? Ты же на корпоративе!

– Не вынесла разлуки! А ты, как мне кажется, не рад! Или я ошибаюсь?

Сонная одурь сходит с небритого лица Супермена. На его губах проснулась и заиграла озорная улыбка.

Права ли ты, Амрита? Хороша ли вечная жизнь в холодном космосе? Заменит ли она радости земной жизни? Что принесет блаженство бесплотной, бесчувственной душе? Не окажется ли, что там мы будем только вспоминать с тихой грустью о навсегда утерянных радостях любви?

Мы неподвижно лежим рядом друг с другом. Наши глаза закрыты.

Но прав был Соломон! «Все проходит!» Как бы ни были неистовы волны могучего шторма, они обязательно стихнут, и на смену им придет блаженный штиль. Так и страсть уступает место тихому умиротворению.

– Почему ты так рано вернулась?

– Я же сказала! Соскучилась!

– Не ври!

Я открываю глаза. Возмущенно хлопаю ресницами:

– Ты мне не веришь?

– Что там стряслось? – вопросом на вопрос отвечает Семен.

Снова закрываю глаза. Несколько секунд лежу молча. Откуда в этом самце взялась проницательность? Женское, вообще-то, чувство. Несвойственное мужчинам.

– Так что? – не выдерживает Супермен.

Я вздыхаю:

– Ты прав! Стряслось.

– Что именно?

– Я напилась, как… зюзя. Устроила маленький дебош. Обозвала всех, включая босса, идиотами. Хамами. Лицемерами. Ну – и так далее.

– И тебя с треском выгнали! – продолжил за меня Супермен. – Не только с корпоратива, но и с работы. Без выходного пособия.

– И с «волчьим билетом», – добавляю я.

– И что теперь? – после небольшой паузы осведомляется Семен.

Похоже, он ничуть не удивился. Словно всегда знал, что я плохо кончу.

– Не знаю… Может быть, работу новую буду искать. А может быть, не буду…

– Интересно, – с едким сарказмом отвечает Супермен. – Могу я узнать, какая муха тебя укусила, что ты так там разошлась?

– Я же сказала. Напилась…

– Так я тебе и поверил!

– Ты лучше вот что скажи. Что ты будешь делать, если меня не станет?

– В каком смысле? Если ты бросишь меня? Ты об этом?

– Нет. Ну мало ли что может случиться. Например, какой-нибудь придурок въедет в мою машину. Еще что-то…

– Не нашла ли ты, моя радость, другого?

Вот это поворот! Ему про Фому, а он – про Ерему! Как заставить его серьезно отнестись к тому, что я собираюсь сказать? Мне надо, чтобы он поверил! Пожалел. Испугался за свою возлюбленную. Иначе… нехорошо иначе.

– Я не это имела в виду…

– А я это! Олигарх, что ли, подвернулся? С мешками денег?

– Нет, милый! Никакого олигарха я не нашла! Да и не искала. Мне ты нужен! Но я подумала: что ты будешь делать, если вдруг меня не станет? Если… убьет меня ревнивый муж?

– Кто? – презрительно кривится Супермен. – Твой муженек? Да он же – ни рыба ни мясо!

Мне становится даже обидно за своего благоверного:

– Ну, допустим, не такой уж он… безвольный. А кроме того. Самые жестокие убийства совершают трусы и слабовольные.

– Самые жестокие убийцы – женщины! – заявляет Супермен. – После психов, конечно.

– Ладно! – примирительно говорю я. – Мы отвлеклись. Ты так и не ответил на мой вопрос.

– Что тут скажешь? – пожимает плечами.

– Тебе все равно, что со мной будет?

Супермен обнимает меня. Нежно целует завиток возле уха. По моей коже пробегает волна озноба. Я осторожно, чтобы не обидеть его, отстраняюсь. И тихо шепчу:

– Не надо!

– Почему? – тоже шепотом спрашивает мой возлюбленный.

– Ты же знаешь. Шея и ухо – мои самые слабые места. Еще раз к ним прикоснешься – я, как «феррари», с полоборота заведусь. А ты еще не восстановился. Конфуз получится. Тебе это надо?

– Ты меня провоцируешь?

Я целую его небритую щеку:

– Ну что ты, дорогой! Я тебя берегу! Ты мне очень-очень нужен!

Я отодвигаюсь от него. Потом сажусь:

– Ладно, милый! Пора мне!

– Куда? На работу тебе не надо. Ты же уволена. Да и выходной сегодня.

– Домой поеду!

Супермен обиженно сопит. Такой большой! Такой сильный! А обидчивый – как ребенок!

– Да не к мужу я тороплюсь! Домой! Себя в порядок привести. Да мыслями собраться!

Супермен продолжает сопеть.

Какие же вы, мужики, странные! Все вы – эгоисты! Что жена, что любовница для вас – собственность! Ведь я замужем! Мало ли что между мужем и женой бывает. Может быть, я решила помириться с ним? Какая может быть ревность? Правда, наш случай – особенный. Но ты же этого не знаешь!

– Ладно! – преодолевая себя, примирительно говорит Супермен. – Когда увидимся?

– Не знаю, милый! – грустно отвечаю я, застегивая бюстгальтер. – Может быть, никогда!

– Ты что? – почти выкрикнул Супермен. – Ты это о чем?

Пожимаю плечами. В зеркале на дверце шкафа вижу, как на мое лицо набегает тень вселенской печали:

– Да так… Кто его знает, какие мысли в мою дурную голову взбредут? Сейчас приду домой, сяду в кресло, переберу свою жизнь непутевую… Кто знает – вдруг решу, что жизнь – дерьмо! Никакого смысла в ней нет. А раз так, возьму да и сигану с балкона! Ведь мы, женщины, существа непредсказуемые!

Супермен опускает волосатые ноги на пол. Испуганно смотрит на меня:

– Ты чего это, Зоя? То вопросы задаешь идиотские. Теперь вот это… Что случилось? Неужели из-за работы своей так расстроилась? Да наплюй ты на нее! С твоими-то данными – да работу не найти?

– Дело не в работе, дорогой!

– Тогда в чем?

– В смысле жизни!

Супермен протяжно свистит. Поднимается. Натягивает трусы. Набрасывает на себя халат. Потом решительно подходит ко мне, обнимает:

– В таком настроении я тебя никуда не пущу!

По моей щеке бежит слеза. Слизываю ее языком. Горькая. Утыкаюсь лицом в могучую грудь друга.

Мы стоим молча. Супермен огромной ладонью гладит меня по вздрагивающей спине.

– Ну перестань! – шепчет он. – Будь паинькой!

Он берет меня на руки и садится. Я оказываюсь у него на коленях. Мне тепло и уютно. Чувствую себя как в далеком детстве, когда вот так, на коленях бабушки, находила защиту и утешение от несправедливости и Лизкиных обид.

– Почему тебе так плохо? – участливо спрашивает Супермен. – Ты что-то скрываешь от меня?

– Какие у меня могут быть от тебя тайны? Тут другое…

– Что?

– Мне тут на днях девчонка в кафе книжку оставила почитать. С виду книжица – ничего особенного. Брошюрка, можно сказать. Я сначала даже брать ее не хотела. А потом. Будто что-то меня подтолкнуло. Домой принесла. Прочитала. Очень интересная книжка!

– О чем?

– О смысле жизни. О вечности.

– А-а-а, – разочарованно тянет Супермен.

Начинаю объяснять ему суть учения Амриты.

Рассказывая, смотрю в лицо друга и вижу в его глазах озорные искорки.

– Ты что? Не веришь?

Он улыбается:

– У тебя тушь на щеках! Ты такая страшная!

Вскакиваю с его колен и мчусь приводить лицо в порядок.

– Представляешь, мы с тобой будем жить вечно! – кричу я ему из ванной. – Разве это не здорово?

– Здорово, конечно, – отзывается Супермен. – Только рано нам с тобой об этом думать. Занятие для стариков.

Выхожу из ванной, становлюсь в дверном проеме.

– Тебе, может быть, и рано. А мне – самое время.

Мой возлюбленный оборачивается ко мне. На лице недоумение:

– Да что с тобой сегодня?

Подхожу к нему. Заглядываю снизу вверх в глаза:

– Все еще не знаю, как тебе сказать…

– Как есть, так и говори!

– Я узнала, что меня хотят убить!

– Кто? – выдохнул Супермен.

– Муж с его любовницей так решили…

Я сказала это таким обреченным тоном, что Семен мне поверил сразу и безоговорочно.