Юлия Цыпленкова - Чужими руками

Судя по репликам, Вася уже в прихожей. Одевается. Прощальные поцелуи. Признания в любви. Хлопает дверь – и наступает тишина. И тут… Злой, противный голос Лизки врывается мне в уши, словно она рядом сидит:

– Ну что, Зоечка? Жди! Отольются тебе мои слезы!

Эти слова заставляют меня вздрогнуть. Она произнесла это так, будто знает, что я ее слышу.

Еду домой. Ближе к вечеру на улицах Питера все больше безбашенных отморозков. Время от времени они проносятся мимо и, не подумав включить поворотники, бесцеремонно подрезают мою машину. Такое впечатление, что, увидев за рулем блондинку, они стремятся превзойти ее по тупости.

Паркуюсь у своего дома. По пути к подъезду смотрю на машины, ищу среди них «форд» Василия. Его еще нет. Странно. Я ехала очень неторопливо, заезжала в супермаркет и все равно приехала раньше его.

Уже приложила ключ к домофону, когда меня обожгла мысль: а вдруг у Василия уже есть план убийства жены? Вдруг он намеренно запарковался за углом, чтобы я подумала, что его нет дома. А в действительности он ждет меня в подъезде. Я зайду, он погасит свет и…

А что? Очень даже удобно. Грохнул жену и тут же сам поднял тревогу. Следователю потом расскажет: зашел в подъезд, свет не горит, запнулся обо что-то, а это моя жена. Следователь спросит: вы никого не видели? Василий догадается подтвердить: да, когда я подходил к подъезду, из него вышел мужчина. Нет, я его не узнал. В чем был одет – не разглядел. Темно было. Он очень быстро ушел. И все! И поедут счастливые любовники в Австрию. Чтобы долгими зимними вечерами, сидя у пышущего жаром камина и слушая вьюгу за окном, прихлебывать из больших кружек глинтвейн и загадочно улыбаться друг другу, вспоминая соединившую их тайну.

Я почти вижу Лизку и Василия у камина с кружками в руках. Вижу ядовитую улыбку сестрички и хитрую гримасу Васи.

Домофон пропищал, замок со щелчком открылся, а я все не решаюсь войти в подъезд. Верчу головой в надежде, что появится кто-то из соседей. Но никого нет. Тут включается соображалка.

Василий должен понимать, что следователь задастся вопросом: зачем незнакомец убил эту женщину? Просто так? Сексуальные мотивы убийства исключаются. Нападавший даже не пытался добраться до сокровенных частей тела жертвы. Значит, придется имитировать ограбление. Сорвать с меня кольца, сережки, забрать сумочку. И куда он их денет?

В общем, прихожу к выводу, что не ждет меня Василий в подъезде с монтировкой в руке, и распахиваю дверь. Без приключений добираюсь до квартиры. В ней Васи тоже нет. Где же его носит? Наверное, сидит, бедненький, в машине и обдумывает, как же ему выполнить придуманный Лизкой план. Уже видит себя перед сундуком с деньгами. Доллары, евро, фунты. Сотенные купюры. Пятисотенные. Тысячные. И много их. А потом видит себя за штурвалом белоснежной яхты. А вокруг танцуют… эти… как их там? Вакханки? Девки голые, одним словом. Впрочем, этого не будет. Лизка не допустит, чтобы ее Васенька о другой бабе размечтался.

Иду готовить ужин. Чем бы таким мне его сегодня удивить? Решаю нажарить большую сковороду картошки и сварить сосиски. Не слишком изысканно, но что взять с любимой и любящей жены, которая сама только что с работы пожаловала? Если любит – спасибо скажет. И в щечку поцелует. А ему, как я догадываюсь, сейчас надо быть с женой особенно нежным и внимательным. Дабы не подумала чего нехорошего.

Но все-таки какая же стерва моя Лизка! Да что там стерва. Как там Аллегрова пела? «Все мы, бабы, – стервы». И она, и я – обе хороши. Но замыслить убийство – это кем же надо быть? Как это она до такого додумалась? Ответ: деньги. Все преступления в конечном счете совершаются ради выгоды. Не оставил бы супруг Лизке отельчик в Альпах – разве бы у нее появилась такая идея? А так, за четыре года замужества, привыкла моя сестричка каждый день дебет с кредитом сводить. И стало для Лизки убийство сестры делом вполне обыденным. Это бизнес, ничего личного. Она ради денег кого угодно готова грохнуть. Просто я для нее – кость в горле. Но сама Лизка пачкать руки не хочет. Потому что, как законный муж, в случае моей смерти Вася получает всё.

Да, схема простая и, в общем-то, очевидная. И всё же в голове не укладывается. Вася… Почему он так быстро согласился? Сейчас он, конечно, заливает Лизке, что охмурила я его. Что нашло на него затмение. А что еще тут скажешь? Но я-то знаю, что Вася тогда влюбился в меня по-настоящему. Уже тогда я знала, как завоевывать мужчин. А Лизка не умела. Потому и проиграла мне эту партию.

Ну ладно, будем считать, что не Вася в меня влюбился, а я его охмурила. Но ведь после свадьбы должно было к нему прийти отрезвление? Должен же он был проснуться однажды, посмотреть, кто рядом с ним лежит, и вдруг понять: не та!

Не было этого! Хорошо мы жили. Ни разу я не видела, чтобы Вася страдал воспоминаниями. Потому что он, прямо скажем, обыкновенный мужик. Звезд с неба не хватает.

Тогда чем же его Лизка так околдовала? Четыре года назад не смогла удержать, а теперь с легкостью не только вернула, но и на убийство жены в два счета уговорила? Почему он сразу же к ней помчался? Виноватым себя чувствовал? Или проснулось что-то в душе?

Скорее всего – и то и другое. Думал он про Лизку. Не то чтобы мечтал о ней, а виноватым себя чувствовал, что поступил с ней подло. И мысли эти не давали ему покоя. Так что еще вопрос: кто его обворожил? Недоглядела я. Гордыня обуяла. Уверена была, что вытравила Лизку из его сердца начисто.

Ну хорошо. Встретились они. Из едва тлевшей в глубине души искры разгорелось пламя новой любви. Но как, почему он согласился убить меня?

И тут ловлю себя на мысли, что занимаюсь я, мягко говоря, фигней. Ты чего, дура стриженая, копаешься в мотивах двух негодяев? Тебе что, легче станет, если за секунду до того, как твой муж ошарашит тебя по башке кувалдой, ты вдруг постигнешь, какие чувства подвигли его на это? Ты думай о том, что делать! А в мотивах Васиных и Лизкиных пусть следователь копается. Если они тебя грохнут, если их повяжут, то в обвинительном заключении будет написано: «по предварительному сговору», «имея умысел на убийство». Сухие, казенные фразы. Ты что, не начиталась этих штампованных формулировок, когда секретарем в суде работала? Что же мне делать? Как разрушить злодейский замысел сестрички? В ментовку заявление написать? Пустое. Те, как наши под Сталинградом, будут до последнего упираться, чтобы его не принять. Потому что обиженные или напуганные жены к ним косяками ходят. А потом, если дело все-таки закрутится, с таким же упорством умоляют ментов все вернуть в исходное состояние. Плавали. Знаем.

Правда, резон в заяве все-таки есть. Если и заявление настрочить, и Васе сказать, что я про их план злодейский знаю. Он, конечно, пойдет в отказ, но это мелочи. Потому что после такого хода с моей стороны попытка довести дело до конца – это уже глупость несусветная. Откажутся они от плана. Лизка уедет несолоно хлебавши. А что потом делать? Разводиться с Васей? Не вопрос.

В замке заворочался ключ. На ходу вытираю руки фартуком. Вася разувается у входной двери. Сразу вижу, что мужик мой не в себе. Губы бледные, глаза бегают, руки ходуном ходят.

– Привет! Ты что так поздно?

Изо всех сил стараюсь говорить спокойно. Нельзя допустить, чтобы он что-то заметил.

– Колесо спустило. На шиномонтаж заезжал. А там очередь.

– А телефон разрядился… – помогаю я ему.

– С телефоном все в порядке. Но я же не думал, что они так долго копаться будут. Ты давно пришла?

– Ужин уже приготовила. Есть будешь?

– Да! – силится он улыбнуться. – Что-то я сегодня проголодался. До кухни не знаю как дойти. Сейчас тебя прямо здесь схаваю.

Он обнимает меня, тычется губами в щеку. А губы холодные, как у покойника. И руки – как крюки. Обнимает, а самому противно. Ну, Василий!

Выскальзываю из его объятий и иду в кухню. На ходу бросаю:

– Залезь сначала в душ. От тебя не пойму чем пахнет. То ли машиной, то ли бабой чужой.

Зря, наверное, я это сказала? Вася мужик мнительный. И далеко не смельчак. Как бы не начал дергаться.

Но Василий меня удивил. Уже второй раз за сегодня!

– Все-то тебе бабы мерещатся! – пробурчал он перед тем, как скрыться в ванной. – Придется, наверное, в самом деле какую-нибудь прижать к берёзе. Чтобы не зря обвинения твои выслушивать.

Я хлопаю глазами. Хорошо, что он меня сейчас не видит. Ты только посмотри, как осмелел! Быстро же тебя моя сестричка перевоспитала!

Василий появляется на кухне. Садится за стол. Ставлю перед ним тарелку с жареной картошкой и двумя сосисками. Сама сажусь напротив. Подпираю щеку рукой и смотрю на него. Он начинает есть. Голова опущена. В мою сторону старается не смотреть.

– Ты чего сегодня смурной какой-то? Что-то на работе?

– Вроде все путем. Голова побаливает. Сейчас поем и спать завалюсь.

– Чай пить будешь?

– Нет. Не хочу.

Потом поднимает голову, смотрит на меня. В зрачках тьма египетская. То ли печаль, то ли злоба, то ли не знаю что.

– А сама чего не ешь?

– Не хочу. Нахваталась, пока готовила.

Несколько минут сидим молча. Василий смел все, что было в тарелке. И тупо смотрит в нее.

– Добавку дать?

Он торопливо кивает. Снова закидывает в рот картошку, рвет зубами сосиску. Какой же ты негодяй, Васенька! Обдумываешь, как жену замочить, а жрать у нее просишь! Но и я не с Урала.

– Чего тебе на выходные наготовить?

– Ты куда-то уезжаешь? – вскидывает голову Василий: – Куда?

– Я же тебе говорила! В пятницу. На корпоратив. Вернусь в понедельник. Сразу на работу. Так что у тебя, милый, намечается почти трое суток холостяцкой жизни. Неужели о таком счастье можно забыть?

– Честно, не помню, – говорит Вася.

Я ему верю. Потому что сама не помню, чтобы говорила. Все момент выбирала. Мог ведь и заартачиться. Результат от его взбрыкиваний всегда нулевой. Я все равно еду, куда хочу. Во всяком случае, раньше всегда так было. Ну а в сегодняшней ситуации все иначе. Теперь ему только на руку, что жена на три дня смоется.

– Залезу-ка я в ванну! – говорю я, вставая. – Поешь, сложи посуду в раковину. Я потом вымою.

Пока набирается вода, стою перед зеркалом и снимаю макияж. На меня смотрит красивое, совсем еще молодое лицо без признаков морщинок. Только глаза подсвечивают затаенной грустью. Когда же ты, девушка, сможешь назвать себя счастливой?

Над ванной высокая шапка густой и невесомой пены. Такой белой, что даже отливает синевой. Забираюсь в нее по самое горло и долго лежу, наслаждаясь ласковым теплом. Много ли человеку нужно для счастья? Когда же вы все оставите меня в покое? Босс со своими прихотями и дурацкими заданиями. Супермен с капризами девичьими. Лизка с шизофренической идеей мести. Василий с отчаянной отвагой записного труса. Петрович с фанатичной любовью к червонцам. Илларионовна с болезненной ненавистью. Все. Как вы мне надоели! Куда бы от всех вас скрыться?

Ловлю себя на мысли, что начинаю свыкаться с ролью смертницы. Я способна рассуждать о том, хватит ли у двух негодяев фантазии придумать что-нибудь экзотическое. Или меня ждет банальная удавка? Даже хихикнула от сумасшедшей идеи: а может быть, помочь вам, Вася и Лизонька? Взять да и захлебнуться сейчас в этой ласковой водичке? Интересно, Вася обрадуется или испугается?

Нет, господа! – поднимается во мне непримиримая волна упрямства, заквашенная на любви к жизни. Чтобы я добровольно помогла вам? Не дождетесь! Я вас самих еще заставлю дрожать от страха за свои подленькие душонки!

Выдергиваю пробку, включаю душ. Как в книжках пишут? «Она вышла из душа, приятно пахнущая ароматным шампунем». Дожидаюсь, когда вода уйдет, отдергиваю занавеску, сажусь на край ванны перед стиральной машиной, поворачиваю к себе зеркало. Черт, забыла положить на машину фен! Он висит на крючке. Опираюсь левой рукой о ванну, правой тянусь к фену. Достала. Но в последний момент левая рука скользит по мокрой эмали, и я падаю в ванну. Стукаюсь обо что-то затылком. Из глаз летят искры. Фен выскальзывает из руки и падает в ванну.

Чертыхаясь, выбираюсь. Не хватало еще башку себе проломить. На радость этим двум идиотам. Затылок ноет. Ощупываю его. Раны нет. Но шишка, похоже, будет. Интересно, почему так: ударилась затылком, а искры полетели из глаз? Сквозь всю голову пролетели. Там что, пусто?

Включаю фен. Работает. Хотя на корпусе длинная трещина. А кусок пластмассы валяется в ванне.

Подсушиваю волосы, набрасываю на голое тело халат и выхожу из ванной. В кухне Василия нет. Иду в спальню. Постель не разобрана. Василия в спальне нет. Заглядываю в гостиную. Муж лежит на диване лицом к стене, из-под одеяла торчит только макушка с намечающейся тонзурой. Это уже интересно! В нашей семейной жизни еще ни разу не было, чтобы муж отказал мне в праве спать рядом с ним.

– Вася! Ты спишь?

– Нет еще.

– А почему ты лег отдельно?

– Я же говорил, Зоенька, что голова разболелась. Наверняка буду ночью вставать. Решил лечь здесь. Ты устала, зачем я буду тебе мешать?