— Не могу представить, куда она запропастилась, — обеспокоенно проговорил Джон. — Она сказала, что вернется к ужину.

Он покосился на кухонные часы, а затем окинул взглядом электрическую скороварку, исходящую струйками пара. Опаздывать было совершенно не свойственно Дэйзи. Она бы наверняка позвонила, если бы у нее изменились планы.

В кухню вошел Том и приподнял крышку скороварки, распространяя умопомрачительный аромат говядины с чесноком и приправами.

— Давайте начинать без нее, — предложил он. — Дэйзи не обидится.

— Поразительно, почему она никак не возьмется за ум. Это при том, что она так замечательно готовит и вообще мастерица на все руки, — усмехнувшись, сказала Люси. — Держу пари, что Дэйзи даже пудинг состряпала.

— Лучше помешай картошку, — сказал Джон, нахмурившись.

Дэйзи никогда не отличалась точностью, когда речь шла о работе, но всегда извещала близких, если собиралась где-то задержаться. Кроме того, она старалась не пропускать семейные трапезы. Любовно приготовленная к ужину духовая говядина с картофелем свидетельствовала, что Дэйзи собиралась провести сегодняшний вечер в кругу семьи. А вот утром… Утром она напустила на себя таинственности и не пожелала сказать, куда едет. Что могло случиться?

Оставив близнецов накрывать на стол и присматривать за картошкой, Джон поднялся в спальню Дэйзи, надеясь, что она оставила там свой ежедневник. Он знал ее привычку второпях записывать номера телефонов; если повезет, можно найти разгадку сегодняшнего странного поведения дочери.

Так и есть — ежедневник лежал на кровати, а в графе «суббота, 19 мая» был записан номер с пометкой — «Харриет». Прихватив пухлую книжицу, Джон поднялся к себе и снял телефонную трубку.

Пять минут спустя, наполовину оглохнув от гневных воплей какой-то женщины, которая назвала Дэйзи морально ущербной, тупой и совершенно безответственной особой, он наконец-то в самых общих чертах выяснил, чем сегодня занималась его приемная дочь. Заодно стало понятным и ее утреннее возбужденное состояние.

Джон посидел несколько минут, размышляя над этой историей. Допустим, Мэвис Питерс приняла Эллен за ее умершую сестру Джози. Но где же Дэйзи? Она покинула дом Харриет вскоре после пяти, получив суровый нагоняй, и по-видимому направилась прямиком в Чезвик.

Ему показалось довольно странным, что Мэвис Питерс по-прежнему продолжала настаивать на том, что Эллен на самом деле является собственной сводной сестрой. Все, что рассказывала об этой пожилой женщине Дэйзи, утвердило Джона в мнении, что ясность ума — основная черта миссис Питерс. А вдруг Дэйзи, покинув дом внучки пожилой леди, снова поехала к Эллен?

По спине у него пробежал холодок. И, хотя здравый смысл нашептывал, что этого не может быть, Джон на мгновение представил себе, что миссис Питерс права. С этой секунды его не покидало предчувствие беды. Нужно немедленно позвонить кому-нибудь и посоветоваться, а кто может разобраться в такой ситуации лучше Джоэля?

К счастью Джоэль оказался дома. Торопясь, Джон изложил, как развивались события. Он опасался, что Джоэль, зная Дэйзи, просто отпустит парочку едких замечаний в ее адрес и посоветует ожидать возвращения дочери, ничего не предпринимая.

Но вышло наоборот.

— Самым логичным было бы предположить, что она вернулась к Эллен, — секунду поразмыслив, произнес Джоэль. — Однако и в этом случае Дэйзи должна была позвонить, если бы предполагала задержаться.

— Ужин был приготовлен на всю семью, — вставил Джон.

— Я съезжу туда, — Джоэль больше не колебался. — У вас есть адрес?

Визитная карточка Эллен лежала в ежедневнике, и Джон прочел вслух то, что там было написано.

— Вы думаете, старая леди может оказаться права? — спросил он.

— Скажем иначе. Меня слишком беспокоит состояние Дэйзи, чтобы отмахнуться от слов старушки, — отозвался Джоэль.


К тому момент, когда Джоэль только собирался выехать из Астона, Джози уже успела покрыть половину расстояния до Бристоля. Она мчалась в своем серебристом спортивном«-гольфе», безостановочно бормоча под нос: «Девчонка сама виновата… Ей не следовало совать нос туда, куда не следует…»

Она не отдавала себе отчета в том, какую дорогу выбрала — просто трасса была той самой, по которой она всегда ездила прежде, когда у нее случались неприятности. В ту пору она сломя голову неслась к Эллен, и та помогала ей разрешить все проблемы.

Джози нахмурилась, вспомнив, что никакой Эллен больше нет и некому выслушать ее или пожалеть. Но за тринадцать лет, в течение которых она выдавала себя за Эллен, Джози научилась думать и действовать как Эллен. Она привыкла отождествлять себя с сестрой. Джози была похоронена, тогда же умерло все плохое в ее жизни.

Однако всякий раз, когда в зеркале заднего вида вспыхивали фары обгоняющей машины, она сжималась от страха. Преследуют ее или нет? Не нагоняет ли ее Дэйзи? Мысли Джози путались и теснили одна другую.

Когда Дэйзи появилась в магазине вместе с Мэвис, Джози постаралась вести себя так, как на ее месте повела бы себя Эллен. Было, конечно, мгновение, когда ее охватила паника — но она справилась с собой и сумела убедить девчонку, что старая карга ошибается.

Направляясь домой, она снова испытала сильнейший приступ страха. Что если Мэвис будет настаивать на своем, и семейство Дэйзи обратится в полицию? Джози мгновенно покрылась липким потом. Побег представился единственным выходом, которым она пока еще может воспользоваться.

Она уложила один из чемоданов и отнесла его вниз, когда в дверях внезапно возникла Дэйзи. До этой минуты Джози, хотя и была напугана, подействовала по плану, зная, что тот вполне осуществим. Отсюда — прямо в аэропорт, и первым же рейсом в Испанию или Италию. У нее достаточно наличных для безбедной жизни в течение нескольких месяцев, а потом она может сменить имя и фамилию и начать все сначала.

Однако Дэйзи внезапно назвала ее настоящее имя и пригрозила полицией. Ее нужно было остановить — тут и пригодился обелиск…

С этого момента все заволокло туманом. Сознание сохранило какие-то стоп-кадры: кровь девушки на кушетке, петли буксировочного троса, которым она связала ей руки и ноги, но все это казалось нереальным, словно отголосок ночного кошмара.

Самым отчетливым было воспоминание о том, как уложив деньги, паспорт и драгоценности в дамскую сумочку, Джози оглядела на прощание свою ванную.

Она любила эту комнату. Каждый раз погружаясь в приятно пахнущую пенистую воду, она вспоминала, как в детстве ей приходилось мыться в кухне, приспособив оцинкованное корыто. Грубые швы одежды натирали кожу, из-под кухонной двери несло ледяным сквозняком, который заставлял дрожать и ежиться. Чувство холода никогда не покидало ее.

Впоследствии она несчетное число раз принимала ванны в роскошных отелях, но удовольствие от них почти всегда портил какой-нибудь мужчина, желавший заняться с ней сексом. Когда она переехала в Эсквит Корт и обзавелась собственной ванной — розовой, как жемчужная раковина, — то поклялась, что ни один мужчина не переступит ее порога. Огромные зеркала отражали ее одну, а кожа ощущала прикосновения только мыла и пушистых полотенец. Наконец-то она почувствовала себя чистой.

Джози всхлипнула, подумав, как сильно она ненавидит эту девчонку за то, что та вынуждает ее покинуть эту ванную. Вся квартира была ее убежищем, каждый предмет мебели, украшение, картину, кухонную принадлежность или диванную подушку она выбирала сама. Здесь она впервые в жизни была счастлива, ее не преследовали воспоминания о прошлом, не звучали голоса, бранящие и обвиняющие ее в том, что она ни на что не годится. Здесь Джози родилась заново, именно тем человеком, каким всегда хотела стать… А потом появилась Дэйзи, и все пошло прахом.

Уходя, она заперла входную дверь, после чего снесла два последних чемодана вниз по лестнице. К этому времени уже стемнело, поэтому Джози надеялась, что никто из соседей не заметит ее поспешного отъезда.

Но если она так отчетливо помнит отдельные события, почему не свернула с трассы М 4 в аэропорт? И куда мчится теперь?

На голубых указателях вдоль шоссе стали появляться хорошо знакомые названия местечек — Ридинг, Суиндон. Раньше они означали, что Джози с каждой милей приближается к Эллен. Но в конце концов даже сестра ее предала.

Волной нахлынули воспоминания о том времени, когда она в последний раз совершала такую поездку. Джози попыталась отогнать их и выбросить из головы события, с которыми была связана поездка, однако ничего не получилось.

Душный летний вечер 1978 года. Вечеринка где-то в западной части Лондона, неподалеку от реки. Недавно закончились съемки — шесть недель «мягкого» порно для проката на территории Западной Германии. Весь тот вечер Джози провела в приподнятом настроении: она заработала достаточно, чтобы подыскать жилье получше, сделать паузу и как следует отдохнуть. Она уже прилично выпила, когда некий мужчина предложил ей нюхнуть «порошочка». Ей стало еще лучше, она танцевала, болтала, смеялась — словом, веселилась от души.

Потом, значительно позже, к ней снова подошел тот же незнакомец, сказав, что они с приятелем отправляются в одно славное местечко, и если она не прочь нюхнуть еще, то может составить им компанию. Джози страшно хотелось «догнать», но у нее не было при себе денег. Тогда мужчина заметил, что не видит в этом проблемы, они могут заехать к ней домой за деньгами, а купив кокаин, она возьмет такси и вернется на вечеринку.

По дороге в Шеперда Буш Джози пару раз затянулась «травкой». Оказавшись у ее дома, спутники стали подтрунивать, говоря, что, видно, у Джози сейчас трудные времена, раз ей приходится жить в такой дыре. Джози на это ответила — это ерунда, как раз сейчас она заработала неплохие деньжата. Это было правдой — в той жуткой конуре у нее была припрятана почти тысяча фунтов.

А потом все пошло вкривь и вкось. Едва оказавшись в комнате, один из мужчин ударом кулака сбил ее с ног и потребовал, чтобы она сказала, где лежат деньги. Джози попыталась убедить их, что солгала — она имеет всего тридцать фунтов — но это не помогло. Первый мужчина приставил нож к ее горлу, а второй обыскал комнату и нашел деньги.

Они забрали все, что представляло хоть малейшую ценность — украшения, кожаные куртки, меховые шубки, даже проигрыватель. Потом грабители по очереди изнасиловали Джози, смеясь над ее глупостью, швырнули на пол, а тот мужчина, который был выше ростом, стал мочиться на нее, пока она лежала и плакала. Затем они ушли.

Эллен была единственным человеком, к которому она могла обратиться в такой ситуации.

Еще до восхода солнца Джози выехала из Лондона, плача от боли, которую причиняли полученные ушибы. Ей казалось, что от нее исходит мерзкая вонь. У нее отняли все до последнего пенни, даже чековую книжку и кредитную карточку. Из ценностей остались только наручные часы, которые лежали на заднем сиденье автомобиля, но даже с ними ей пришлось расстаться, чтобы залить полный бак бензина.

Перед мысленным взором Джози возникла Эллен, открывающая входную дверь: чистенькая, безмятежная в этой своей белой хлопковой ночной сорочке, отороченной оборками, с голыми руками и ногами, покрытыми густым золотисто-коричневым загаром.

На этот раз не было никаких родственных объятий, никаких сочувственных слов по поводу синяка, который наливался у Джози под глазом. Эллен окинула сестру одним-единственным взглядом и отвернулась, брезгливо поджав губы.

— Проходи. Можешь принять душ. Я даже позволю тебе остаться до конца уик-энда, пока ты будешь выкладывать свою очередную скорбную историю. А потом придется убираться, — бросила она через плечо.

Эллен не смягчилась даже тогда, когда узнала обо всем, что грабители сделали с Джози.

— Я достаточно наслушалась о твоем невезении, ты сама во всем виновата, — сказала она, и глаза ее остались холодными, словно февральское утро. — Сотни раз я помогала тебе, а в ответ видела только пакости. Теперь выкручивайся как знаешь.

У Джози не оставалось никакого выхода, кроме возвращения на ферму. Ей больше некуда было податься. Но сейчас все было гораздо хуже, чем прежде, потому что она с предельной ясностью осознавала — для нее все кончено. Ей двадцать девять, тело уже начало терять молодую упругость, под глазами появились первые морщинки. Она действительно начинала стареть.

То, что Джози нашла работу в какой-то конторе в Труро, заставило родителей немного смягчиться. Однако не проходило и дня без нашептываний Вайолет — ей следует найти состоятельного мужчину, соблазнить его, а затем заставить жениться на себе, как она сама когда-то поступила с Альбертом. Джози хотелось заорать матери в лицо, что она ненавидит секс и всех мужчин без исключения, а собственная мать ей отвратительна, но была вынуждена изображать покорность.