— Не знаю почему, но мне жаль ее, — пробормотала она, всхлипывая. — Она убила мою мать, сделала все, чтобы отправить в лучший мир и меня…

Джоэль вынул носовой платок и бережно вытер ее лицо.

— Я был бы разочарован, если бы ты не уронила ни слезинки. Чего тогда стоили бы усилия, которые ты приложила, чтобы ее отыскать!

Дэйзи заглянула ему в глаза. Там больше не было отчужденности, только забота и нежность. Внезапно она почувствовала огромное облегчение.

— Если бы я ее не разыскала, никому и никогда не удалось бы докопаться, что она устроила этот проклятый пожар. Но вот чего я не пойму — почему Джози не послала меня ко всем чертям, когда я явилась к ней? Ведь это было бы самым разумным в той ситуации.

— Возможно она, как и я, не сразу поняла, что от тебя можно ожидать неприятностей. — Джоэль широко улыбнулся. — А может все это из-за тринадцатилетней привычки Джози изображать Эллен. Она просто убедила себя, что она — действительно Эллен. Или ей было одиноко и пришлась по душе мысль обзавестись дочерью. Но каковы бы ни были причины, я думаю, она была сумасшедшей, причем давно. Кому в здравом уме придет в голову сжечь троих самых близких людей заживо?

Дэйзи вспомнила свой первый визит к миссис Питерс, когда она обронила неосторожную фразу о своих сумасшедших родственниках. Трудно вообразить, какой шок пережила пожилая леди, узнав Джози.

— Ты ничего не слышал о миссис Питерс? — спросила она.

Джоэль кивнул.

— Я допрашивал ее сегодня утром вместе с еще одним офицером. Разумеется, она страшно огорчена тем, что ты пострадала, но испытывает некоторое удовлетворение, потому что оказалась права в отношении Джози. Она сказала, что всегда подозревала: с этим пожаром не все ладно: По ее мнению, полиции следовало тщательнее вести расследование. О здоровье пожилой леди пока можно не беспокоиться. Завтра она отправляется домой и передает тебе наилучшие пожелания.

— А мне никто не скажет, когда я могу отправляться домой? — жалобно протянула Дэйзи.

— Тебе придется еще некоторое время провести здесь, — сказал Джоэль. — У тебя глубокая рана и довольно серьезное сотрясение мозга.

— Сотрясение чего? — переспросила Дэйзи, внезапно снова расплакавшись. — Посмотри на меня, Джоэль, разве в этой голове есть чему сотрясаться? Я почти потеряла тебя, приняла убийцу за собственную мать, стала чужой для близких…

— Ничего подобного! — возмутился Джоэль. — Твои близкие любят тебя по-прежнему, а что касается меня — я-то здесь, верно?

— Но я все испортила!

— Посмотрим, что с этим можно сделать, когда ты поправишься. — Он наклонился и коснулся легким поцелуем ее губ. — Может нам стоит начать с самого начала?

Дэйзи выздоравливала совсем не так быстро, как ожидала. Вскоре после ухода Джоэля у нее наступила реакция, а следом явились ночные кошмары, высокая температура и сильная простуда. После двух недель, проведенных в клинике, ее перевели в центр реабилитации в Сассекс еще на три недели. Девушка быстро уставала, ее преследовали острые головные боли, один за другим возникали приступы глубокой депрессии, во время которых она отказывалась видеть кого бы то ни было и часами лежала, устремив отсутствующий взгляд в пространство.

— Таким образом природа дает вам возможность пережить то, что с вами произошло, — объяснил ей один из врачей. — Не пытайтесь сопротивляться, Дэйзи. Просто плывите по течению.

Постепенно она начала понимать смысл сказанного этим врачом. Однажды Дэйзи поймала себя на мысли, что временами тщательно сортирует и анализирует прошлое — события, встречи, даже ничего не значащие разговоры. Это напоминало генеральную уборку, когда она безжалостно выбрасывала всякий хлам, упорядочивая те вещи, которые представляли для нее ценность, и расставляя их в новом порядке. Вдобавок она обнаружила, что больше не сожалеет о попытках разыскать Эллен. Теперь она знала правду — какой бы печальной она ни была.

Кроме того, она вновь обрела свою настоящую семью. Она любила Джона, Тома и Люси, а они платили ей тем же. Остальное не имело значения.

Когда в прессе появились материалы о смерти Джози, газетчики готовы были выпрыгнуть из собственных штанов, чтобы установить, какая связь существовала между покойной и Дэйзи. Но Джону с помощью Джоэля в конце концов, удалось убедить их, что это были обычные приятельские отношения, окончившиеся бытовой ссорой. К счастью «второе рождение» и трагическая гибель знаменитой в прошлом фотомодели, считавшейся давно умершей, а также обнародование факта убийства ею тринадцать лет назад собственной семьи настолько завладели вниманием репортеров что вскоре газеты потеряли к Дэйзи всякий интерес.

Джон сортировал газетные вырезки, собираясь дать Дэйзи прочитать их, когда она поправится. Помимо всяческих старых сплетен о Джози, там было кое-что и об Эллен. Репортеры разыскали ее старых друзей в Бристоле, после чего газеты запестрели фотографиями самой Эллен, а также ее подопечных в интернате. Некоторые из них поведали трогательные истории о том, как много значила Эллен в их жизни.

Таким образом Дэйзи получила еще несколько фрагментов головоломки, чтобы дополнить образ своей матери.

Полиция, в свою очередь, подняла архивные данные о пожаре в Бикон-фарм, и гипотеза Мэвис Питерс о том, каким образом Джози сумела организовать тройное убийство, начала получать все новые подтверждения.

Рапорт сотрудников пожарного управления содержал упоминание о необычно большом количестве керосина, оказавшемся на ферме. В свое время это объясняли эксцентричностью Альберта, но теперь данный факт выглядел совсем иначе.

Вывод коронера о том, что тело молодой женщины, «обнаруженное сгоревшим при пожаре», принадлежит Джози, ничем, кроме беспочвенных домыслов, не подкреплялся. Тут сыграло свою роль отсутствие зубных слепков сестер или данных о лечении зубов. Похоже, ни та, ни другая никогда не обращались к стоматологу.

Дэйзи, тем временем, отогревалась в атмосфере любви и заботы, которой окружили ее близкие, стремившиеся ускорить выздоровление девушки. Рядом с ней был Джоэль — перед ним она чувствовала себя в неоплатном долгу. Он не только спас ее, когда она была на волосок от смерти, поддерживал ее близких и оберегал их всех от назойливого любопытства газетчиков, но и постоянно веселил и подбадривал девушку, выслушивал все, что она говорила о своих чувствах к Эллен или Джози.

Дэйзи рассказала ему о книге, которую начала писать Джози, и поделилась опасениями, что рукопись может попасть в чужие руки. Джоэль немедленно привел в действие все свои связи чтобы выяснить, кто из поверенных будет назначен для ликвидации имущества умершей. Одновременно он добился гарантий, что если такая рукопись будет обнаружена, ее немедленно передадут единственной родственнице бывшей фотомодели.

Заваленный работой, Джоэль не мог часто навещать Дэйзи в Сассексе, однако звонил ежедневно. Когда же она вернулась домой, не проходило и дня, чтобы он не забежал проведать ее.

В конце июля, убедившись в скором выздоровлении сестры, Том и Люси наконец-то отправились в свое давно запланированное путешествие. А Дэйзи решила, что ей пора заняться собственными проблемами.

Первоочередной задачей было — соблазнить Джоэля.

Дэйзи все больше убеждалась в своей любви к нему. У нее не осталось никаких сомнений: Джоэль — единственный мужчина, который ей нужен. Но вместе с тем она опасалась, что причинила ему слишком сильную боль, из-за чего Джоэль не решится возобновить прежние отношения.

Первый шаг должна была сделать она сама, и когда отец отправился на неделю походить под парусами, а у Джоэля появился просвет в его нескончаемой работе, Дэйзи пригласила его поужинать вечером.

Субботний день с утра обещал быть жарким, большую его часть Дэйзи провела валяясь на солнце в саду и предвкушая предстоящую ночь. Она собиралась приготовить нехитрое угощение: спагетти под сметанным соусом с креветками, салат и чесночный хлеб, затем должны были последовать клубника с мороженым. Но вовсе не приготовление блюд занимало ее мысли — Дэйзи раздумывала над тем, как должна выглядеть сегодня вечером.

Ей хотелось, чтобы Джоэль снова увидел в ней ту девушку, которую полюбил почти два года назад. Тогда Дэйзи изображала «роковую женщину» — платья, обтягивающие фигуру как перчатка, четырехдюймовые каблуки и тому подобное. Однако с течением времени ее стиль претерпел изменения. Хотя она всегда утверждала, что это произошло из-за Джоэля, на самом деле причиной была элементарная лень.

Осуществить задуманное оказалось нелегко. После операции ее волосы находились в страшном беспорядке, а большой участок около виска был начисто выбрит. Когда Дэйзи еще лежала на больничной койке, к ней приходил парикмахер — он коротко подстриг ее и разделил вьющиеся локоны на прямой пробор, чтобы они хотя бы частично прикрывали выбритый участок. Порой, взглянув на себя в зеркало, девушка отчаивалась, но теперь волосы уже начали отрастать, а безобразный шрам было не так-то легко заметить.

Сегодня утром она вымыла голову, высушила волосы на солнце и впервые с того момента, как покинула центр реабилитации, поняла, что прежняя Дэйзи возвращается. Провалявшись в саду до четырех, она встала и отправилась готовить угощение, прибирать и накрывать стол для ужина.

Прежде всего Дэйзи широко распахнула огромные окна столовой, выходящие в сад, передвинула стол поближе к двери и срезала несколько роз, чтобы поставить их в центре стола. От аромата цветов у нее слегка закружилась голова.

Позже, наслаждаясь теплой ванной с ароматическими солями, она окончательно почувствовала себя счастливой и уверенной — такой, какой была при жизни Лорны.

Дэйзи улыбнулась про себя, вспомнив, что подростком считала родителей ужасно старомодными и чопорными. Наблюдая за тем, как мать готовится к званому обеду, она никак не могла понять, зачем, если приглашены только соседи и старые друзья, начищать серебро, тщательно подбирать цветы, ставить на стол свечи — не говоря уже о том, чтобы надраивать ванну или полировать мебель. Когда-то Дэйзи даже заявила, что никто и никогда не застанет ее за подобным бесполезным занятием. Однако теперь, всего несколько лет спустя, она смотрела на это иначе. Как ни посмотри, а дом должен сверкать, и ужин должен быть замечательным не только по вкусу, но и по виду.

Наконец-то она повзрослела. Прошедший год принес ей много боли и разочарований, зато она узнала о себе, своей семье и мире больше, чем за минувшие двадцать пять лет.

— Вот это да! Ты выглядишь потрясающе! — воскликнул Джоэль, когда в половине восьмого Дэйзи отворила ему дверь.

От удовольствия Дэйзи залилась краской. И хотя на ней было всего лишь старое изумрудно-зеленое платье с оборками, а сама она была изрядно смущена тем, что оно буквально выставляет напоказ ее фигуру, судя по блеску в глазах Джоэля, нужный эффект был достигнут.

— Ты тоже совсем неплохо выглядишь, — парировала она. На Джоэле была белая рубашка-поло, такие же хлопковые брюки, а его руки и лицо золотились от загара. Она поцеловала гостя в щеку и запах его кожи показался ей чудесным.

Перед тем как приступить к ужину они немного посидели в саду с аперитивами, затем Дэйзи вернулась на кухню и поставила спагетти вариться, а соус разогрела в микроволновой печи. Все остальное уже было готово. Через пятнадцать минут оба уже сидели за столом.

— М-м, вот это да! — изрек Джоэль, отведав сметанного соуса с креветками. — Я так давно питаюсь полуфабрикатами, что забыл как выглядит настоящая еда, не говоря уже о том, какова она на вкус, — он выудил из салата кусочек авокадо. — А это что? Снова что-то новенькое?

Дэйзи рассмеялась. Когда они только начали встречаться, пару раз она попробовала готовить для Джоэля. Вот тогда-то и обнаружилось, что незнакомыми ему кажутся чуть ли не все блюда подряд. Он вырос в семье, где даже спагетти считались экзотическим кулинарным изыском. Во время службы на флоте он привык обходиться столовой. Когда корабль заходил в иностранный порт, Джоэль подозрительно обнюхивал туземную стряпню, предпочитая ей что-нибудь сугубо английское, вроде рыбы с картошкой. Впрочем, Дэйзи быстро приучила его к разным диковинкам, и мало-помалу Джоэль расстался со своими гастрономическими предрассудками.

Было так чудесно снова побыть вдвоем. Вечер был очень теплым, а легкий ветерок заставлял колебаться пламя свечей. День медленно угасал; аромат роз, хорошая еда, вино сделали разговор легким и приятным.

Джоэль отставил бокал и взглянул на Дэйзи.

— Когда ты вычеркнула меня из своей жизни, мой собственный мир просто рухнул, словно карточный домик, — сказал он. — Все начало казаться совершенно бессмысленным — вставать по утрам, убирать квартиру, стирать одежду. До этого момента я просто не отдавал себе отчета в том, насколько привязался к твоей семье и как ты скрашивала каждый миг моего существования. Парням из отдела скоро осточертело видеть, что я все время хожу как в воду опущенный, они даже прозвали меня брюзгой. А ведь я всегда гордился своим умением скрывать чувства. Наверное я себя переоценивал, считая слишком крутым, чтобы расстраиваться из-за женщины.