— Вот тебе и раз! — удивленно воскликнул он, и тут Дэйзи разрыдалась.

Джоэль был крупным парнем — шесть футов сплошных мускулов. У него были коротко остриженные, как у рядового-первогодка, каштановые волосы и мощная шея. Но лицо оставалось на удивление мальчишеским, с молочно-розовой кожей, длинными ресницами и мягкими полными губами. В нем сочеталось множество прямо противоположных качеств. Он выглядел суровым, но умел проявлять поразительную нежность; он играл в регби, но увлекался поэзией. В машине у него вечно гремел хэви-метл, но дома он предпочитал классическую музыку.

Дэйзи рассказала обо всем, что случилось, и он отвел ее в спальню, усадил на неприбранную кровать и отправился на кухню заваривать чай.

Как обычно, его жилье напоминало свалку. Всякий раз, попадая сюда, Дэйзи наводила порядок и складывала его одежду, но в следующее посещение вновь заставала полнейший беспорядок. Гладильная доска использовалась самым причудливым образом. Сейчас на ней стояли ботинки Джоэля. Нередко ей приходилось видеть на ней пустые коробки из-под готовой еды, пивные банки, но крайне редко — утюг. Тем не менее, Джоэль был очень чистоплотен. Ногти его всегда были аккуратно подстрижены, от него пахло мылом и чистой кожей, даже ноги у него не потели, как у большинства мужчин, которых она знала.

— Я думаю, тебе не стоило удирать таким образом, — безжалостно произнес он, вернувшись с дымящейся чашкой чая для нее. — Твой отец сейчас переживает самый серьезный кризис, который когда-либо выпадал на его долю, и он не справится с ним, если ты будешь продолжать скандалить с Люси.

— Но ведь это все она! — с негодованием воскликнула Дэйзи. — Я хотела, чтобы мы были друзьями, а она — нет. Она просто ненавидит меня.

Джоэль выглядел встревоженным.

— Я хотел бы побыть с тобой еще немного и поговорить об этом, но мне пора на работу, — произнес он, направляясь к стулу, на котором висела его форма. — Вернусь не раньше шести. Конечно, ты можешь остаться здесь, но я не думаю, что это наилучшее решение.

— Ну что ж, спасибо за понимание. Я думала, что ты на моей стороне, — резко бросила Дэйзи.

— Конечно, на твоей, — заверил он. — Люси — просто маленькая ревнивая тварь, я видел таких десятки раз. Думаю, ее мерзкая натура дала о себе знать из-за того, что у вас случилось.

— К кому или к чему ей меня ревновать?

Джоэль рассмеялся, и его карие глаза заблестели.

— Посмотри в зеркало, Дэйзи. Ты красива, а она самая обычная, ты искришься, а она как выдохшееся пиво. Все, что у нее есть, это интеллект, но не думаю, чтобы это могло ее утешить.

Перед уходом он попрощался с ней долгим поцелуем и прошептал, что сегодня ночью они непременно наверстают упущенное.

— Постарайся расслабиться, — сказал он. — Во многом эти проблемы вызваны тем, что ты переутомилась и находишься на грани нервного срыва. Но у меня есть одно волшебное средство, чтобы все исправить.

Расслабиться, однако, не удалось, Дэйзи физически не могла этого сделать в таком бедламе. Она сменила постельное белье, перемыла гору грязных тарелок, а затем убрала всю квартиру.

Она сидела с чашкой чая в руках, собираясь после обеда посмотреть фильм, когда раздался звонок в дверь. Джоэль говорил, что единственные, кто к нему заходит, это коммивояжеры, продающие товары по каталогам, поэтому она рассчитывала увидеть одного из них.

Открыв дверь, она застыла, будто пораженная громом. На площадке стоял ее отец.

— Могу я войти? — спросил он.

— Откуда ты узнал, где я? — спросила Дэйзи.

Отец криво улыбнулся.

— Чтобы вычислить это, не нужно быть семи пядей во лбу. Не беспокойся, я не собираюсь насильно тащить тебя домой, если ты хочешь остаться. Но я не мог позволить тебе уйти, не сказав, что я люблю тебя и надеюсь, что ты изменишь свое решение.

Эти слова сразу же обезоружили ее. Она провела все утро, воображая, как он радуется тому, что она ушла.

Он вошел и уселся в гостиной, пока Дэйзи готовила кофе.

— Здесь чисто и довольно уютно, — сказал он, обводя комнату одобрительным взглядом. — Джоэль не перестает меня удивлять.

— Я только что закончила уборку, — призналась Дэйзи. — Я рада, что ты не появился раньше, а то у тебя сложилось бы совсем другое впечатление.

— Вообще-то мне нравятся люди, у которых есть недостатки, — он слабо улыбнулся. — Это делает их более человечными. Мой заключается в том, что я хочу, чтобы все всегда шло гладко, но не знаю, как этого добиться. Недостаток Люси в том, что она клокочет от ревности, а Тома — в том, что он слишком озабочен тем, чтобы сохранить нейтралитет. Ты же, Дэйзи, слишком импульсивная и горячая. Неужели мы не сможем найти способ жить в мире, без ссор и скандалов? Мне так плохо без Лорны, и я знаю, что тебе тоже. Только вместе нам станет немного полегче.

Дэйзи молча разглядывала свои руки. Ей было просто нечего сказать. С Люси что-то было не в порядке, и они оба знали это.

— Мы не справимся без тебя, — продолжал отец. — Никто из нас не умеет готовить или присматривать за домом. Нам нужны время и опыт, прежде чем мы сможем управляться своими силами. Я знаю, это звучит так, будто мы нуждаемся в тебе только в качестве домохозяйки, но я уверен, что ты знаешь, как все обстоит на самом деле.

Дэйзи никогда не представляла себя в образе Золушки. Задолго до того, как мама заболела, она помогала по хозяйству и готовила еду, потому что это ей нравилось. В том, что сказал отец, был свой резон, и в глубине души она хотела вернуться домой. Было бы несправедливо причинять ему еще большую боль, когда он и без того страдает и скорбит.

— Но я не могу вернуться, если Люси хотя бы немного не изменится, — проговорила она. — Я не могу спокойно жить, когда она все время пристает ко мне.

— Она не просто ревнует — ее мучают еще и угрызения совести, — сказал он. — Она знает, что могла бы сделать больше для своей матери в последние месяцы, она призналась в этом прошлой ночью. Чем меньше делала она, тем больше приходилось делать тебе: так все и шло, цепляясь одно за другое, образуя замкнутый круг, и она начинала нервничать еще сильнее.

— Хорошо, но разве нельзя все забыть и начать с чистой страницы? — спросила Дэйзи.

— В этом замечании, дорогая моя Диззи, и заключается принципиальное различие между вами. Ты можешь сделать это, все стереть с доски и начать заново. А Люси не может. Ее характер — полная противоположность твоему. Она все видит в контрастных тонах — либо белое, либо черное, для нее не существует оттенков. Люси раскладывает свою жизнь по полочкам — на одной колледж, на другой — дом, на третьей — общественная жизнь, и так далее. Ты кладешь ее на лопатки, потому что ты — гибкая, умеешь приспосабливаться к обстоятельствам и не просто видишь оттенки черного и белого, а весь спектр цветов.

— Это правда? — удивилась Дэйзи.

Он коротко рассмеялся.

— Это была не самая точная аналогия, но ничего лучшего в данный момент я не могу придумать. У вас обеих есть сильные стороны. Люси обладает целеустремленностью, амбициями и аналитическим умом. В тебе есть тепло, сострадание и замечательное умение создавать праздник из ничего.

— Иногда мне хотелось бы обладать достоинствами Люси, — с грустью заметила Дэйзи.

— Она тоже не прочь заполучить твои способности, — заметил он, наклоняясь вперед и беря ее руки в свои. — Но больше всего на свете ей хочется поддерживать с кем-нибудь такие же легкие и ровные отношения, как те, что были у тебя с Лорной. Вчера ночью Люси сказала, что когда она слышала, как вы смеетесь и болтаете вдвоем, она начинала ненавидеть себя за то, что не может вести себя так же. Она не решалась признаться собственной матери, что тоже любит ее. Я думаю, Люси вбила себе в голову, что если бы она успела вернуться домой до того, как мама умерла, то успела бы сказать ей это.

— Кажется, я понимаю, — задумчиво произнесла Дэйзи. В мгновенном озарении она вдруг на самом деле осознала, почему Люси набросилась на нее в тот день. — Но ведь это просто глупость, мама знала все о каждом из нас. Она принимала нас такими, какие мы есть.

— Со временем и Люси это поймет, — успокаивающе сказал отец. — Поэтому я предлагаю, чтобы ты осталась у Джоэля на выходные, а в понедельник вернулась домой. Том и Люси снова отправятся в колледж, а ты сможешь начать поиски работы. Я же постараюсь побыстрее найти женщину, которая могла бы заниматься уборкой в доме. Несправедливо ожидать, что ты будешь вечно возиться с хозяйством.

— А что думает Люси по поводу этого плана?

— Ну, сегодня она снова была в своем «особом» настроении, — он криво улыбнулся. — Все то же «раскладывание по полочкам». К тому же она в ужасе от того, что ей придется готовить, убирать, да еще и учиться в колледже. Так что она испытает облегчение. Что касается Тома и меня, то мы просто хотим, чтобы ты вернулась туда, где твое настоящее место.

Для Дэйзи этого было достаточно. Она подсела к отцу и обняла его.

— Хорошо, я вернусь в понедельник утром. Я сделаю все, что угодно, лишь бы ты не грустил.

— На меня словно накатывает время от времени, — задумчиво проговорил он. — В какие-то мгновения я радуюсь тому, что она больше не страдает, а спустя минуту готов продать душу дьяволу, чтобы вернуть ее. Все в доме напоминает мне о Лорне, иногда ее образ становится настолько ярким и отчетливым, что мне кажется, будто она снова с нами. Возможно, когда я снова займусь делами, мне станет легче.

— Что это? — спросила Дэйзи, внезапно заметив сумку, которую отец принес с собой.

Он широко улыбнулся.

— Собственно, это для тебя. Я подумал, что сейчас самое время разобрать ее. Здесь, в этой коробке, все, что связано с тобой еще с тех пор, когда ты была маленькой. Ваша мать завела такую же для каждого из вас и скрупулезно складывала туда все, что считала важным. Рискну предположить, что там найдется и письмо для тебя, ты ведь знаешь, какой организованной она была.

Дэйзи открыла сумку. Внутри лежала продолговатая жестяная коробка с ручкой, оклеенная фотографиями и покрытая лаком.

— Вот ключ, — произнес отец, поднимаясь и извлекая его из кармана. — А теперь мне пора. Нужно принести Фреду собачьего корма и купить немного хлеба.

Проводив отца, Дэйзи уселась, поставила коробку на колени и принялась изучать ее содержимое. Она думала, что знает каждую вещицу в доме своих родителей, они никогда ничего не держали в тайне, но этой коробки она никогда раньше не видела и от этого испытывала еще большее волнение.

На всех фотографиях была она, это были семейные снимки, наклеенные безо всякой последовательности. Когда же мама успела это сделать? Некоторые фотографии были всего лишь годичной давности, а поскольку места для других не оставалось, то вероятнее всего, что Лорна заканчивала работу, уже догадываясь, что конец близок. Дэйзи осторожно открыла крышку, не зная, чего ожидать. Но при виде того, что там лежало, глаза ее наполнились слезами.

Это были газетные вырезки с сообщениями о ее достижениях в гимнастике, школьные табели, сочинение, которое она написала о своей семье, всевозможные безделушки, вспомнить которые она не могла, подушечка для иголок, которую она когда-то сшила для матери к Рождеству. В маленькой пластиковой коробочке лежали ее молочные зубы, фотография, на которой у нее не хватало передних зубов, а также фотография ее класса тех времен, когда она закончила начальную школу. Столько всякой всячины, которая не имела никакого значения ни для кого, кроме нее! Дэйзи была просто подавлена мыслью о том, с какой любовью и заботой все это собиралось.

Между фотографиями, газетными вырезками и прочим попадались крохотные листочки, исписанные рукой матери. В некоторых из них с юмором повествовалось о различных происшествиях, как, например, о ее падении в пруд во время школьной экскурсии — тогда Дэйзи пришлось ехать домой с учительскими перчатками на ногах, или же о школьном спектакле, в котором она играла роль Дороти из «Волшебника из страны Оз».

Многие заметки вызывали у Дэйзи улыбку — теперь она по-взрослому смотрела на события, о которых почти забыла, и могла составить представление о том, каким видела Лорна характер своей дочери. Но некоторые были серьезными, и они продемонстрировали ей, как сильно и часто беспокоилась о ней мать.

Одна из заметок относилась к тому времени, когда Дэйзи встречалась с Кевином. С тем самым парнем, который отговорил ее заниматься гостиничным бизнесом или поставками продовольствия, когда ей было шестнадцать.

«Я чувствую себя такой беспомощной и так боюсь за нее, — писала мать. — Я все время спрашиваю себя — может быть, я просто сноб, если мне противна даже мысль о том, что моя дочь проводит время с такой неотесанной деревенщиной? Я схожу с ума от страха, что она забеременеет и что ей придется сожалеть об этом всю жизнь. Я хотела бы, чтобы у меня хватило смелости запереть ее дома, чтобы она не виделась с ним, но, конечно, я понимаю, что от этого ее увлечение им стало бы еще сильнее. Так что я делаю вид, что, если и не одобряю его, то, по крайней мере, смирилась с фактом. Я даже стараюсь показать — в тех редких случаях, когда Кевин является к нам, — что он мне нравится. Я уверена, что любая мать считает свою дочь самым красивым, самым талантливым ребенком в мире и хочет для нее, как минимум, принца. Но я буду счастлива, если моей Дэйзи достанется просто хороший мужчина, который станет заботиться о ней, окружит любовью и уважением. Я бы не возражала, если бы им оказался обыкновенный рабочий человек».