Племя поклонников у любой певицы – двуполое. Поют дифирамбы таланту и женщины. Они готовы носить для кумирши сумки с рынка, готовить, убирать квартиру, разбирать корреспонденцию, забирать вещи из химчистки. Наиболее преданые не изменяют однажды выбранной звезде и предпочитают стареть рядом с нею, продолжая выражать восхищение. Луиза уважала их чувства и щедро снабжала контрамарками на спектакли.

Нет, она не считала себя одинокой, как предрекала ей баба Люба, рядом неизбежно были поклонники. Взять ту же Ниночку…

- А вы успели познакомиться с новой соседкой из пятой комнаты? – Лиза уже потеряла надежду найти таинственную незнакомку.

- Конечно, - улыбнулась Самовна. – Туда вселилась симпатичная девушка. Очень милая, ее звали Лена. Правда, фамилию не скажу, не помню, мы ведь не долго соседками оставались. Мне же выделили из фонда театра отдельную квартиру. Лена как раз помогала вещи паковать: ужас, сколько пришлось уложить платьев и башмаков, - засмеялась, вспоминая, певица. – У меня была сама модная коллекция обуви в столице: лакированные лодочки, сапоги на высокой шпильке, босоножки с золотыми ремешками. Никогда не жалела деньги на обувь! Всегда помнила о том, что мужчины начинают рассматривать женщину с кончиков ее туфель, - заговорщически подмигнула певица Илье. - Представляете багаж переезжающей дамы: только одежда. И больше ни-че-го: ни посуды особой, ни книг, ни постельного белья. Ни одной кастрюли!

- Как вы думаете, могла Лена удочерить Ольгушкину дочку? – Лиза «зацепилась за последнюю «соломинку».

- Что вы, Леночка сама почти ребенком была, только-только педучилище закончила, - «сломала» версию Луиза.

- Куда же тогда подевалась девочка? – недоумевал Илья: их многодневные поиски грозили закончиться полным фиаско.

- Люба как-то говорила, что пойдет к Орлову, к сценаристу, - вспомнила певица. - С ним последнее время жила Ольгушка. Надеялась, что сердце мужика дрогнет, и он пожалеет сиротку. Может быть, Любе удалось убедить человека?


- Ты заметила, Воскресенская настойчиво повторяла, что не одинока, - сказал Илья, когда они вернулись в уютный дворик с фонтаном.

- Первый признак того, что она все время думает об этом, - согласилась Лиза. – Значит, и вправду, несчастная и одинокая женщина, хотя поклонники ее не забывают.

- У нас в редакции есть подобный персонаж - Александр Андреевич, - Илья открыл дверцу машины. - Хотя никто его из нас никогда не видел, знакомы с ним практически все. Каждый раз после выхода очередного номера журнала, пенсионер звонит по очереди сотрудникам и делится своими впечатлениями о прочитанных статьях. И повторяет, что «нет, вы только не думайте, я вовсе не одинок, просто хочу высказать свое мнение». И журналисты его выслушивают, не жалуются, не ругаются, не бросают трубки, понимая, что мы – единственные люди, с кем общается этот старый человек.

- Как думаешь, Люба сумела уговорить Орлова? – Лиза вычеркнула из блокнота последнюю известную им фамилию из списка жильцов коммуналки на Гашека.

- Узнаем, если сможем его найти.


Глава 23


НАЙТИ известного сценариста труда не составило: Люба набрала номер той самой Анюты, которая, отработав беспрерывно 20 лет уборщицей на киностудии, ушла на заслуженный отдых.

- Как же ты меня подвела! – вспомнила подруга старую обиду. – Твоя Ольга не явилась в назначенное время. А я себе уже все бумаги оформила. Пришлось забесплатно еще две недели коридоры драить, чтобы замену нашли. Мою заработанную годами репутацию твоя девица в одночасье спустила в унитаз.

- Не кипятись, - пыталась Люба успокоить Анюту. – Давняя история, столько воды с тех пор утекло. Ольгушка-то умерла.

И старая дворничиха поведала подруге про печальную судьбу Ольги, про ее осиротевшую дочку.

- Ольга последнее время … э-э… работала у сценариста Орлова. Знаешь такого? – добралась Люба до главного.

- Владлен Аркадьевича? Да кто же его не знает? Тот еще юбочник. Специализируется на молоденьких провинциалочках, оформляет их на свою жилплощадь в качестве домработниц, - бывшая поломойка с радостью перебирала забытые сплетни, словно опять оказалась у себя в подсобке.- Они у него не переводятся, меняются часто. Еще любит закладывать за воротник, много раз из кабинета после его визитов выгребала пустые коньячные бутылки.

- А где он живет?

- Никак в гости собралась? – захохотала пенсионерка. – Дорогая, ты не в его вкусе!

- Хочу про девочку поговорить, - объяснила Люба. – Вдруг сжалится над сироткой?

- Такой мужик? Никогда, - отрезала Анюта.

- Я все же попробую.

- Его домашнего адреса, как ты понимаешь, у меня нет, - не стала спорить подруга. – Но как встретиться с этим бабником, подскажу и помогу.

Анюта позвонила знакомой уборщице на «Мосфильм», попросила выписать пропуск на имя Любови Прохоровой и проводить гостью до дверей сценарного отдела. Каждую среду на втором этаже заседала комиссия, обсуждавшая предложения по поводу съемок новых фильмов. И Орлову, как одному из живых классиков, вменялось в обязанность осенять собрание своим присутствием. Гарантии, что гений литературы обязательно появится, никакой. Владлен Аркадьевич общественной работой себя не утруждал. Но маленький шанс, что сценарист все же прибудет, оставался: последний его фильм о тружениках села собирались выдвинуть на Госпремию. Поэтому требовалось вести себя серьезно, чтобы основные конкуренты, которые сняли кино про тракторный завод, не состряпали какую-нибудь анонимку про «недостойное со стороны советского интеллигента поведение сценариста Орлова».

Люба к визиту тщательно подготовилась. Надела на Лисоньку самое красивое платье, заплела две косички, украсив их непомерно огромными белыми бантами, и отвела девочку в фотоателье. К сожалению, выбора в антураже не предвиделось: из года в год мальчиков «на цвет» здесь запечатлевали на фоне пластмассового трактора, а девочек - в обнимку с большим плюшевым медведем. Пришлось соглашаться на потертого косолапого. Но все равно ее любимица выглядела на фото принцессой. «Лисонька и медведь», - улыбнулась Люба, пряча в сумку снимок.

До киностудии добиралась долго – от метро еще десяток остановок на троллейбусе. У входа ее ждала Полина – товарка Анюты.

- Ты сиди в моей каморке, чтобы глаза не мозолить, - объяснила Полина, заводя Любу в кладовую. – А я пока схожу, в щелочку посмотрю – пришел ли Орлов.

И уборщица отправилась на разведку. Люба устало опустилась на стул. Отдышалась. С утра она чувствовала себя нехорошо, тяжело ломило виски. Думала отказаться от поездки, но в последний момент решилась: иначе придется ждать до следующей среды, потом опять звонить Анюте, снова собираться с духом. Нет, лучше уж скорее справиться с проблемой.

- На месте наш герой, - вернулась в каморку Полина. – Оставим дверь чуть приоткрытой: как мужики из кабинета повалят, значит, кончилось у них совещалово. И ты можешь выдвигаться на позицию.

- Но я ведь даже не знаю, как выглядит Орлов, - Люба встряхнула головой, пытаясь прогнать боль.

- Поймешь сразу, - подсказала поломойка. - Он у нас пижон: галстуки не носит, только шейные платки. Цветастые, каждую неделю новый покупает. А тебе, гляжу нехорошо? – женщина заметила побледневшее лицо гостьи. – Давление что ли подскочило?

- У нас, старых, каждый день что-нибудь да свербит, - попыталась улыбнуться Люба. – Если на все охи и ахи внимание обращать, жить не захочется.

- Давай-ка я тебе зеленого чайку заварю, - достала электрокипятильник Полина. – На той неделе приезжал режиссер с «Узбекфильма», начальство дынями угощал, а мне пачку чая местного презентовал. Сказал, от давления помогает. Сейчас налью.

То ли и правда от чая, то ли потому, что удалось отдохнуть и успокоиться, но виски отпустило. Женщины продолжали мирно беседовать, когда, наконец, раздался топот сразу множества именно мужских башмаков (женские туфельки, обычно, цокают) – члены комиссии, доставая на ходу сигареты и зажигалки, высыпали в коридор на перерыв. Люба схватила сумку и выскочила из укрытия.

Орлова по описанию Полины она опознала сразу.

- Поздравляю, Владлен Аркадьевич, - заискивающе сюсюкал перед классиком какой-то мужчиной с бородкой. - Госпремия – это долгожданное признание таланта. Я уж не говорю про сумму…

- Ну что вы, что вы, - смущенно улыбался кандидат в лауреаты. – Ведь еще ничего не решено, список только обсуждается. Могут и завернуть. Вокруг столько завистников!

- Кхе-кхе, - раздалось рядом.

- Вы ко мне?- Орлов обернулся и удивленно посмотрел на пожилую женщину, которая, кашляя в кулачок, старалась привлечь его внимание.

- Мне нужно с вами поговорить, – Люба почувствовала, как опять свинцом наливаются виски. Ох, не упасть бы в обморок прямо к ногам бывшего Ольгушкиного любовника.

Собеседник Орлова вежливо отошел в сторону.

- Я вас слушаю, голубушка, - сценарист пребывал в хорошем расположении духа. Но терялся в догадках – зачем он понадобился какой-то старушке.

- Милый вы мой, - бывшая дворничиха достала из сумки фотографию и вложила ее в руку мужчине. – Ну, посмотрите же, какая она красавица!

Орлов автоматически глянул на снимок: незнакомая девочка в белых бантах обнимает медведя… Бред какой-то… А-а-а, догадался, наконец, сценарист: перед ним очередная бабушка, жаждущая пристроить внучку на пробы. Какие кордоны не ставь, но сумасшедшие родители всеми правдами и неправдами просачиваются на студию и пытаются убедить киношников, что их чада родились звездами.

- Да, да, - быстро согласился Орлов, зная, что с безумными бесполезно спорить. – И медведь, и девочка очень даже симпатичные. Только вы обратились не по адресу. Съемочные павильоны, а вместе с ними и режиссеры – в другом корпусе. Вернитесь в центральный вестибюль и спросите у вахтера, как туда пройти.

- Это дочка Ольги Терещенко, - прошептала старуха. – Пожалейте сиротку!

На лбу у Орлова моментально выступили капли холодного пота: девочка на фотографии – ребенок его умершей любовницы Ольги?! Значит, провинциальная врушка скрыла, что у нее есть дочка. Сценарист еще раз посмотрел на снимок. С единственной целью: чтобы определить возраст малышки с бантами. Так, лет пять, не меньше. И тут же облегченно вздохнул. Заявить, что это именно его дочка, старуха не сможет, Ольга появилась в жизни литератора гораздо позже, что подтвердят в ЖЭКе.

- Ты, старая, - зашипел на женщину потерявший интеллигентский лоск Орлов, - сейчас развернешься на 180 градусов и потопаешь домой. Прекрасно же знаешь, что не я отец ребенка.

- Но вы совратили его мать, - пыталась угрожать Люба.

- Одумайся, что несешь, - навис над старухой своей громадной фигурой Орлов. – Раз у нее ребенок родился до меня, следовательно, кто-то другой с ней побаловался.

- Я пойду в партком, профком, - выдвинула последний из запасенных аргументов Люба.

- И что ты там скажешь? – сценарист поправил выбившийся из воротника рубашки яркий шейный платок. Если честно, прозвучавшая угроза, будь она исполнена, могла нанести ему непоправимый вред. Пока разберутся что к чему, госпремия может уплыть к конкурентам. Спасение в одном - в наступлении. – Что у Орлова служила в домработницах мать-одиночка? Да, служила, но я этого ни от кого не скрывал, деньги платил аккуратно, у меня все Ольгины расписки в папочку подшиты. Какие претензии? А?

- Но ведь девочка теперь, после смерти матери в детдом попадет, - всхлипнула старуха, понимая, что проделала столь долгий путь зря.

- И что здесь страшного? – Орлов понял, что выиграл партию. – Советское государство заботится о своих маленьких гражданах. Вот и не мешайте ему выполнять свою функцию, – литератор, протянув женщине фотографию маленькой девочки с плюшевым медведем, пошел прочь по коридору.


Только к вечеру Люба на заплетающихся ногах добралась до родного подъезда: где-то потерялся троллейбус нужного ей номера, потом пришлось медленно взбираться по многочисленным лестницам в метро на переходе со станции на станцию. Да еще и головная боль ни на минуту не отпускала. Зайдя, наконец, в комнату, женщина скинула тесные туфли, кофту и рухнула на диван. Она не ела целый день, только зеленым чаем угощалась у Полины, но сил подогреть кашу уже не осталось. Люба повернула голову налево – убедилась, что Лисонька сладко спит на своей кроватке в углу. Какая же у нее внучка умница, самостоятельная, хоть и крошка еще совсем. Целыми днями она одна в квартире: все соседи, получив ордера, разъехались. Хорошо, пока каникулы в школе, Люба рядом, а как быть после 1 сентября? Скорее бы уж вселился кто-нибудь в пятую комнату. Вроде девушка молодая приходила, гремела расставляемой мебелью.