Сейчас, осматривая набитый до отказа балкон, Анна подумала, что попала в звериное логово. Ее подмышки были мокрыми от пота, несмотря на антиперспирант, которым она пользовалась, и если ее желудок не успокоится, то кофе, который она выпила на ходу, скоро даст о себе знать.

Она взглянула на Ронду, сидевшую рядом с ней и неразборчивым почерком что-то писавшую в своем блокноте. Адвокат выглядела уравновешенной и уверенной в себе. Но не слишком ли она уверена? Будет ли она так же раздражать судью, как и в прошлый раз? Ну, по крайней мере, никто не скажет, что Ронда не подготовилась. После нескольких недель упорной работы адвокат была абсолютно готова к битве.

Но что, если этого будет недостаточно?

Кристэл, их главный козырь, исчезла в неизвестном направлении, а вместе с ней исчезла и возможность найти настоящего убийцу. Как и ожидалось, частный детектив по имени Берни Мерлин, которого наняла Ронда, вышедший на пенсию детектив из лос-анджелесской полиции, доложил, что дети Кристэл не ходили в школу и что ее босс в «Мэри Мэйдс» ничего о ней не слышал; она даже не пришла за зарплатой. Куда бы Кристэл не направилась, было очевидно, что она постаралась остаться ненайденной.

— Всем встать. Суд идет. Его честь судья Эмори Кортрайт.

Анна вскочила на ноги, словно подброшенная невидимой пружиной. В эти дни ее тело было как у послушной собаки и повиновалось всем командам, которые получало: сидеть, лежать, стоять, не двигаться.

Все снова сели на свои места, кроме Ронды.

— Ваше присутствие не осталось незамеченным, мисс Толтри, — сухо произнес судья, — я надеюсь, что, проявляя энтузиазм на сегодняшнем утреннем заседании, вы внимательно отнесетесь к тому, что у меня язва?

— Я сделаю все от меня зависящее, ваша честь. — По залу суда прокатилась волна смеха, когда Ронда, прямая, похожая на военного атташе в своем темно-синем костюме и отутюженной белой блузке, села на свое место.

Судья выглядел сегодня более измученным болезнью, чем обычно; он быстро прекратил шорох на балконе резким ударом молотка.

— Слушается дело «Штат Калифорния против Анны Винченси». — Он скороговоркой огласил обвинение для протокола, который вел стенографист — высокий, худой, как палка, мужчина, склонившийся, словно вопросительный знак, над своей машинкой. Затем судья кивнул окружному прокурору, сидевшему рядом с двумя помощниками, молодыми мужчиной и женщиной, которые, скорее всего, недавно окончили юридический факультет.

— Мистер Шувальтер, вы можете продолжать.

Окружной прокурор встал и поправил галстук. В своем двубортном костюме в тонкую полоску он казался похожим на честолюбивого политика, проводящего предвыборную агитацию.

— Ваша честь, — начал он, — свидетели докажут, что в ночь с семнадцатого на восемнадцатое апреля 2001 года обвиняемая намеренно стала причиной смерти Моники Винсент. Анна Винченси, — прокурор обернулся и указал пальцем на Анну, — была не только сестрой убитой, но и ее доверенным лицом, ее помощницей. И в ту злополучную ночь обвиняемая направилась к жертве в дом, который в то же время был местом ее работы, с одной целью — убить. — Он сделал паузу, чтобы усилить драматический эффект, и потер пальцами подбородок.

— Мы, возможно, никогда не узнаем мотивов мисс Винченси, — продолжал Шувальтер. — Завидовала ли она славе и богатству своей старшей сестры, или это была банальная жадность? В любом случае, мы намереваемся доказать, что где-то между одиннадцатью вечера и полночью после непродолжительной борьбы Анна Винченси столкнула жертву в бассейн. Пусть это не покажется вам неудачной шуткой, ваша честь. Моника была прикована к инвалидной коляске, парализована ниже пояса и не могла защитить себя. И хотя нам кажется, что она устроила хорошую драку, о чем свидетельствуют синяки на ее теле, а также царапины на руках обвиняемой во время ареста, Моника Винсент была не в состоянии доплыть до безопасного места. К тому же на месте преступления не оказалось ни одного человека, который мог бы услышать ее крики — кроме обвиняемой, стоявшей рядом и без тени жалости и сострадания смотревшей, как тонет ее сестра. — Последовала еще одна многозначительная пауза. — Ваша честь, если бывают убийства первой степени, то это как раз такой случай.

Анна почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Кто была та женщина, которую описал прокурор, эта хладнокровная убийца? И как кто-то мог так подумать об Анне?

Когда наступила очередь защиты, Ронда поднялась со своего места.

— Ваша честь, нет ни одного доказательства тому, что мисс Винченси была в ту ночь возле дома своей сестры; нет свидетелей, подтверждающих это, есть только необоснованные косвенные улики. Легко указывать пальцем на женщину, чьим единственным преступлением является возможность беспрепятственного доступа к сестре. Давайте посмотрим правде в глаза: Анна — беззащитна, в нее легче всего попасть, — или правильнее назвать ее синицей в руке? — Ронда бросила насмешливый взгляд на Шувальтера. — Моника Винсент мертва, это так. Но моя клиентка ее не убивала. Не делайте ее еще одной жертвой этой ужасной трагедии.

Лицо судьи Кортрайта не выражало ничего, кроме недовольства ходом процесса. Но как бы он ни хотел, чтобы его язва принадлежала кому-то другому, он не мог изменить обстоятельства.

— Мисс Толтри, мистер Шувальтер, позвольте напомнить вам, что это предварительное слушание, а не судебный процесс, поэтому избавьте меня от излишней театральности, — предупредил судья перед тем как сообщить, на какие доказательства и показания он позволит ссылаться.

Судебный процесс все-таки состоится; теперь Анна была в этом почти уверена. А что потом? Перед глазами поплыли видения: изоляторы, татуированные сокамерницы, высокие стены с колючей проволокой. В замешательстве она оглянулась через плечо и поймала взгляд Марка, сидевшего в первом ряду рядом с Лаурой. Он не улыбался и не шептал слова ободрения; он просто смотрел на Анну. Его голубые глаза сфокусировались на ней с постоянством сигнального маяка. «Я здесь, с тобой, — говорили они, — и я буду с тобой завтра, послезавтра и всегда».

Анна почувствовала, как напряжение отпускает ее. Что бы ни случилось, она была счастлива. Впервые в жизни Анна знала, что значит засыпать в объятиях человека, обожающего и оберегающего ее, как лесополоса защищает верхний слой грунта от разрушения.

Детектив Берч, похожий на разъяренного быка, был первым свидетелем обвинения. Он предоставил снимки с места преступления, анализ отпечатков пальцев, а также впечатления, полученные им в доме, где произошло убийство, и еще электронные письма, изъятые из компьютеров Моники и Анны. Но хуже всего были результаты ДНК-экспертизы.

Следом за Берчем, чтобы прокомментировать эти результаты, был вызван эксперт — костлявый седой человек с козлиной бородкой, напомнивший Анне полковника Сэндерса после жесткой диеты. Судя по той резвости, с которой он ринулся к трибуне, и дружескому кивку, которым он приветствовал Шувальтера и его помощников, свидетель явно не был чужим человеком в зале суда.

— Доктор, назовите свое полное имя, — сказал Шувальтер, когда свидетеля привели к присяге.

Мужчина наклонился к микрофону и глубоким голосом, не соответствующим его внешнему виду, выкрикнул:

— Орин Уэбб.

— Кто вы по профессии?

— Я судебный эксперт.

— Как давно вы работаете в этой области?

— Немногим более тридцати лет.

Шувальтер повернулся к судье.

— Ваша честь, я хотел бы предложить доктора Уэбба в качестве свидетеля как эксперта в сфере анализа ДНК.

Судья оперся подбородком на согнутые в локтях руки.

— У вас есть возражения, мисс Толтри?

— Никаких — свидетель, по всей видимости, достаточно квалифицирован.

В голосе Ронды слышались почти что веселые нотки. Возможно, это удивило бы Анну, если бы Ронда не объяснила, что во время слушания был шанс оценить стратегию обвинения.

Кортрайт кивнул.

— Вы можете продолжать.

Доктор Уэбб протарахтел несколько научных терминов о непосредственном поиске и генетическом коде, а также о строении молекулы нуклеиновой кислоты, после чего предоставил детальный график того, что он назвал «многократными отражениями».

— Вы не могли бы объяснить, что это значит, так, чтобы вас поняли неспециалисты, — Шувальтер указал на график, установленный на стенде, на котором виднелись ряды плотно прилегающих линий, похожие на штрихкод.

— Ну, это как светокопия. Мы пытаемся установить сходство между двойными паттернами определенного размера; в таком случае, от одного до трех нуклеотидов… — свидетель осекся и, откашлявшись, слегка улыбнулся. — В общем, это значит, что вероятность того, что ДНК из-под ногтей жертвы совпадает с ДНК обвиняемой, составляет девяносто восемь целых и девять десятых процента.

По битком набитому балкону прошелся глухой ропот, словно всплеск напряжения. Послышался яростный скрип карандашей о бумагу — это судебные художники спешили запечатлеть сцену.

Анна прикусила внутреннюю часть щеки, чтобы не заплакать.

Далее последовало обсуждение техники и вероятности, после чего Шувальтер выложил свою козырную карту: увеличенное изображение фотографии, сделанной в день ареста Анны.

— Доктор, — спросил он, — на ваш взгляд, может ли ДНК, о которой вы говорили, происходить отсюда? — он указал пальцем на едва зажившие царапины, заметные на увеличенном фото руки Анны.

Ронда вскочила на ноги.

— Протестую, ваша честь! Это провокация.

— Принимается. — Кортрайт сурово посмотрел на самодовольно улыбавшегося Шувальтера. Он добился своего.

Когда пришла очередь Ронды приступать к перекрестному допросу, она уверенно подошла к трибуне для дачи показаний, стуча каблуками о поцарапанный дубовый пол.

— Доктор, есть ли способ определить, относится ли ДНК, о котором вы говорили, к моменту смерти жертвы или же, может быть, к более раннему времени?

Свидетель заколебался, и его взгляд метнулся в сторону Шувальтера.

— Сколько-нибудь точно нет.

— То есть это может быть результатом другого инцидента, произошедшего ранее в тот же день?

Эксперт нахмурился и начал теребить козлиную бородку.

— Ну, учитывая обстоятельства, было бы разумнее предположить…

Ронда не дала ему закончить.

— Доктор, это не игра в предположения, — сказала она с улыбкой, вместившей все тепло кондиционера, включенного на полную мощность. — Я спрашиваю, можете ли вы с уверенностью утверждать, что эта ДНК относится к моменту смерти?

— Нет, — недовольно признал он.

— Спасибо, доктор, это все.

Анна смотрела, как Уэбб сошел вниз. Ей казалось, что мир закружился в сером зернистом потоке, и воспоминания снова нахлынули и поглотили ее.


— Я устраиваю небольшую вечеринку в эту пятницу, — однажды объявила Моника ни с того ни с сего, — это в честь Риса, чтобы отпраздновать его номинацию.

Анна с удивлением оторвалась от почты, которую сортировала. Риса Фолкса, который был режиссером нескольких картин с участием Моники, номинировали в этом году на «Оскар», но если вечеринка намечалась на эти выходные, то почему она узнала об этом только сейчас? Анна внимательно посмотрела на сестру, пытаясь выяснить скрытые мотивы, но не увидела ничего подозрительного. После случая с Гленном прошло две недели. Ни одна из сестер не хотела об этом вспоминать, и Анна постаралась оставить его в прошлом. Моника была на удивление спокойной. Возможно, она изменила свое отношение к Анне, а может, это было связано с тем, что Анна больше не мирилась с грубым обращением.

— Я позвоню Дину, — сказала Анна, подумав, что будет чудом, если ей удастся нанять поставщика провизии за такой короткий срок.

— Об этом уже позаботились, — Моника беззаботно махнула рукой. Развалившись на диване в роскошном платье, она была похожа на Клеопатру, раскинувшуюся на ложе. — Это будут коктейли и легкий ужин а-ля фуршет — скромный, но элегантный.

То, что Моника сама о чем-то позаботилась, было еще более необычно.

— Ты составила список гостей, которым нужно позвонить? — Для того чтобы отпечатать приглашения, было уже слишком поздно.

— Об этом я тоже позаботилась. — Моника вытащила журнал из стопки, возвышавшейся на журнальном столике. — Я хотела бы, чтобы ты пришла. В качестве гостя, конечно. — Она одарила сестру самой обезоруживающей улыбкой. — Ты ничем не занята в этот вечер?

Раньше Анна восприняла бы это как должное. Согласие уже было готово сорваться с ее языка — Моника старалась. И она должна пойти сестре навстречу. Но что-то останавливало Анну: слишком часто ей доставалось за ее доброту.

Моника пожала плечами.

— Хорошо. Ответишь завтра. — Анна уже приготовилась к обычной в таких случаях колкости, что-то вроде «Если сможешь выделить вечер из своего загруженного расписания…» Но колкости не последовало. Моника только подняла голову и равнодушно сказала: