И вдруг в ее голове раздался голос, который прошептал: «Может, есть шанс все изменить?» За последние несколько недель они стали так близки друг другу, что Анна не могла себе представить, как она будет жить без Марка. Она уже не принадлежала к тем женщинам, которые так мало ждут от жизни, с благодарностью довольствуясь жалкими крохами счастья. Теперь Анна знала то, чего не знала в тот день на озере: если ты чего-то очень хочешь, нужно пойти и взять это или умереть, пытаясь это сделать.

Сидя на кровати в своей ночной сорочке — не в сексуальном неглиже, которое Моника подарила ей на прошлое Рождество и которое Анна спрятала в комод в ожидании медового месяца, которого у нее, вероятно, никогда не будет, а в старой хлопковой ночной рубашке, абсолютно обветшалой — от большого количества стирок рисунок в ромашку практически исчез, — Анна ждала, когда Марк выйдет из душа.

Ее волосы были сколоты заколкой в виде бабочки, выбившиеся пряди свисали ей на шею, а лицо шелушилось после макияжа, который ей сделали для интервью. Если бы Анна посмотрела в зеркало, она бы на секунду растерялась, увидев отражение девочки-подростка, полной надежд и мечтаний, осуществление которых еще не было отложено на неопределенное время.

На что ушли все те годы? Анне казалось, что ее жизнь должна была только начаться в тот далекий день, когда она отправилась на похороны отца. Она перебралась из своей детской в просторную комнату для прислуги, находившуюся возле комнаты матери. Теперь не было неуклюжего набора «Гранд Рэпидс» и отслаивающихся обоев с цветочным рисунком. В их доме были чистые белые стены и простая кровать, накрытая старым стеганым одеялом, найденным на чердаке. Все, что напоминало Анне о прошлом, — это семейные фотографии и сделанный пером рисунок старого здания школы, который нарисовала ее бабушка.

Анна смотрела на чистый холст свежевыкрашенных стен и гадала, какой будет оставшаяся часть ее жизни. Будет ли ее новая работа приносить ей удовлетворение, в то время как ее предыдущая иногда вызывала приступы удушья? Ждут ли Анну в будущем замужество и материнство?

Наконец появился Марк, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. Его влажные волосы торчали дыбом. Он выглядел так неотразимо, что у Анны появилось желание отложить все разговоры о будущем на потом. Но завтра Марк возвращается домой, и Анна не могла позволить ему снова уйти, не выяснив до конца, кто они друг другу.

Марк заметил, что она смотрит на него, и улыбнулся, мокрые следы его ног блестели на недавно отполированном полу. Неправильно истолковав озабоченный вид Анны, он сказал:

— Не переживай, ты была великолепна. Ты убедишься в этом, когда передача выйдет в эфир.

Интервью было последним, о чем Анна сейчас думала, но в ответ она произнесла:

— Я лишь надеюсь, что не наговорила ерунды. Я не могу вспомнить и половину из того, что рассказала.

— Все, что ты сказала, было уместно.

Анна прижала колени к груди и обхватила их руками.

— Думаю, в конечном счете это не имеет значения. Пускай думают что хотят.

— Пускай думают, что это отчаяние заставило Монику пить и в конечном счете покончить с собой. Эту историю людям легче всего принять: фильм длиною в жизнь, доигранный до конца.

— И через неделю никому до этого уже не будет никакого дела.

Марк сел рядом с Анной, нежно ее обняв.

— Важно то, что будет с тобой.

— Со мной все будет в порядке, — сказала Анна и улыбнулась. — Думаю, шок до сих пор не прошел.

— На это нужно время. — Марк прижал ее к себе так крепко, что ее голова оказалась зажата под его подбородком. От него пахло зубной пастой и его собственным запахом, который он увезет с собой.

— Не могу не думать о том, что было бы, если бы я поступила иначе…

— Ты не могла этого предвидеть.

— Почему Моника так сильно меня ненавидела? Ведь я ее родная сестра!

— Дело было не в тебе. — Голова Анны покоилась у Марка на груди, и его голос действовал на нее успокаивающе. — Ты держала зеркало, и все, а ей не нравилось то, что она там видела.

— Она не всегда была такой. — Анна вспомнила, как однажды ночью они лежали в постели и шептали друг другу секреты. Моника тогда заступалась за Анну перед детьми в школе, которые дразнили ее из-за того, что она была толстой… и перед их отцом тоже. Все изменилось лишь тогда, когда Моника повзрослела. Она стала замкнутой и заносчивой, предоставив Анне гадать, была ли в этом ее вина, — совершала проступки, которые влекли за собой страдание, обрастала комплексами, которые принесла во взрослую жизнь.

— Я это замечал, — произнес Марк, хотя Анна подозревала, что он сказал это просто из сострадания.

— Однажды Моника стала знаменитой… и ее понесло, словно машину без тормозов, — произнесла Анна.

Он кивнул в знак понимания.

— Это то же самое, как если бы пьяница выиграл в лотерею.

— И это тоже было. Ее пьянство.

— Пей, и дьявол доведет тебя до конца.

— Ты говоришь по собственному опыту?

Отклонившись назад, Марк улыбнулся и увидел морщины вокруг ее глаз, которых раньше не было.

— Я пил, чтобы не сойти с ума — или, по крайней мере, это то, что я говорил себе.

— Из-за Фейс?

— Тогда я думал именно так, но оказалось, что это лишь предлог. У меня были свои демоны.

Собрав всю свою волю в кулак, Анна мягко спросила:

— Марк, что будет с нами?

Очень долгое время он не отвечал, и Анна почувствовала, как у нее похолодело на душе. Она хотела забрать свои слова обратно. Неужели она не могла подождать до утра? Зачем портить тот небольшой отрезок времени, который у них остался?

— Мне жаль, но я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать. — Марк ослабил свои объятия и отстранился. Руки Анны тяжело опустились. — Все это не так просто. — Конечно же, он имел в виду Фейс.

— Я знаю. — Анна вспомнила все, через что ей довелось пройти за последние месяцы; она смогла пережить все эти испытания, переживет и это. — Я просто подумала вслух.

— Анна…

— Тебе нужно что-нибудь набросить. Ты можешь простудиться, — сказала она странным ледяным голосом, который показался Марку чужим.

Марк выдержал ее взгляд, не двигаясь. Анна наблюдала за каплей, стекавшей по его шее. Через некоторое время он ушел, чтобы взять свой халат. По непонятной причине Анна именно сейчас поняла: его синий махровый халат отразился в зеркале, висящем на двери в ванной, когда она распахнулась. Это выглядело так… по-семейному: его халат висел на крючке рядом с ее халатом. Анна поняла, что она уже стала зависеть от вещей, которые подтверждали существование Марка в ее жизни, — его зубная щетка и бритва на ее полочке, его потрепанный чемодан на полу в коридоре. Но это был лишь самообман.

Когда Марк вернулся, Анна медленно поднялась с кровати, чувствуя себя более уверенно, чем за все прошедшие годы, даже несмотря на то, что ее сердце замирало от страха.

— Я знаю, что тебе нужно идти, — решительно сказала Анна. — Но я хочу, чтобы мы с тобой продолжали видеться.

— Ты уверена? — по страдальческому виду Марка она поняла, что его все это также тяготило.

Анна знала, что это означает: выходные то здесь, то там, романтичные бегства время от времени, громадные телефонные счета — это все, чего она добьется. А если узнает его жена? Анна могла лишь надеяться, что Фейс захочет, чтобы у Марка было счастье, которого она ему дать не может. «Почему я должна быть единственной, кто всем жертвует?» — эгоистично подумала Анна.

— Я не хочу тебя терять, — сказала она. — Я знаю, что не буду видеть тебя каждый день или даже каждую неделю, но это я смогу пережить.

Марк медленно покачал головой.

— Не уверен, что смогу я.

— Значит, это все? Все кончено?

— Может, будет лучше, если мы расстанемся на некоторое время?

Внезапно Анна вспыхнула от гнева.

— Я ожидала от тебя большего, чем эта банальная фраза.

— Я бы все отдал, чтобы мне не приходилось ее произносить.

Анна отвернулась, чтобы его жалкий вид не растрогал ее, и холодно сказала:

— Теперь я понимаю. Твое хобби — это спасение людей. Сейчас, когда мои беды позади, ты можешь перейти к новой страдалице, оказавшейся в бедственном положении. — Анна знала, что это было полуправдой, но она не собиралась отступать. — Думаю, в этом И заключается преимущество твоей жены передо мной. Она всегда будет нуждаться в тебе больше, чем я.

— Анна, пожалуйста!..

Но она продолжала:

— Это правда, не так ли? Я наказана, потому что я сильнее.

— Перестань, — голос Марка дрожал.

«Не делай этого. Не разрушай того, что имеешь. Не говори о том, что ты чувствуешь!» Правила, которых Анна придерживалась всю свою жизнь. Но они больше не срабатывали. Она действительно изменилась, и в некоторых вопросах не в лучшую сторону. Ее новая сторона придавала ей отдаленное сходство с Моникой. Но если ее сестра была слишком поглощена собой, то Анна понимала, что не страдает самолюбованием. Возможно, наступило время, когда она перестала зависеть от поддержки других и научилась твердо стоять на собственных ногах.

— Я ждала тебя всю жизнь, — произнесла она, и ее глаза наполнились слезами. — И не хочу, чтобы это закончилось вот так.

— Я тоже. — Несколько шагов, которые их разделяли, казались Анне безбрежным океаном.

— Я не обещаю, что буду ждать, когда ты станешь свободным.

Марк попытался улыбнуться, но его глаза оставались серьезными.

— Не существует хорошего способа для того, чтобы расстаться, не так ли? Я могу сказать, что люблю тебя, но ты уже об этом знаешь. Я могу сказать, что мне жаль, но это тоже тебе известно.

— Думаю, осталось одно слово — «прощай». — Анна посмотрела на чемодан Марка, стоявший в коридоре, и спросила удивительно ровным голосом, в котором слышался слабый намек на иронию: — Тебе помочь собраться?

Марк покачал головой с удрученным видом, на который он не имел права, ведь в конце концов это именно он уходил.

— Я могу подождать. Если только ты не хочешь, чтобы я ушел прямо сейчас.

Анна устало вздохнула, залезая под одеяло. У нее больше не осталось сил.

— Делай что хочешь. Я ложусь спать, — сказала она, погружаясь в простыни, которые хранили запах их тел. Анна устала быть благородной. И смелой быть тоже устала. Единственное, чего она сейчас хотела, — это уснуть глубоким сном без сновидений.

— Анна! — Она почувствовала, как прогнулся матрас и рука Марка погладила ее затылок.

Тихим сдавленным голосом она спросила:

— Все с самого начала шло к этому, правда, Марк? Ты хоть когда-нибудь думал, что все может закончиться иначе?

— Я не позволял себе заглядывать далеко вперед, — мягко сказал он.

Анна перевернулась на спину и посмотрела на него.

— Я не собираюсь облегчать твои страдания, — свирепо проговорила она. — Я слишком сильно тебя люблю.

Он стиснул зубы, и Анна увидела борьбу, которая происходила в его душе.

— Меньше всего мне хочется собирать эти чертовы вещи! — Марк бросил на свой чемодан возмущенный взгляд, как будто тот был его врагом и причиной всех его бедствий.

«Тогда не собирай!» — хотела крикнуть Анна. Но она лишь перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, чтобы Марк не видел ее слез. Это лишь разбудит в нем желание снова ее спасти, а она этого не хотела. Все, чего хотела Анна, — это уверенно стоять на собственных ногах рядом с мужчиной, которого она любит.

Она уже почти уснула, когда почувствовала, как Марк забрался под одеяло. Она лежала, боясь пошевелиться, чтобы он не догадался, что она не спит; только когда Марк начал гладить ее по волосам, Анна почувствовала, что ее тело сдается, не в силах противостоять. Рука Марка спустилась ниже, его большой палец очерчивал контур ее плеча через тонкий хлопок ночной рубашки. Когда он поцеловал Анну в шею, остатки ее сопротивления растаяли. Она повернулась к нему лицом, подставляя свой рот для поцелуя, и почувствовала, как он возбужден. Анна снова изумилась тому, какое желание она может вызывать, тому, что она, казалось, никогда ему не надоедала.

Она привстала и сняла ночную рубашку. Глаза Марка, мерцающие в темноте, словно спрашивали: «Ты уверена, или так будет только хуже?» Вместо ответа обнаженная Анна вытянулась перед ним. Ее тело уже не вызывало у нее смущения, а было драгоценностью, которую она предлагала. Марка не нужно было приглашать дважды.

В том, как он гладил и целовал ее, обнаруживая податливую влажность у нее между ног, была сладкая, почти элегическая неторопливость. Когда Марк наконец вошел в нее, он сделал это с трогательной нежностью. Они очень долго занимались любовью, наслаждаясь друг другом, как будто не было никаких причин, по которым их близость не могла продолжаться вечно, ночь за ночью, на протяжении долгих лет.