— Ну, для сироты уж я великовозрастный, — смутился Шалыгин. — А вот за ваше милостивое заступничество огромная вам благодарность.

Он рассказал о том, что приезд высоких лиц ожидался немного позже, а потому к генеральной репетиции еще не все готово.

— Не беда, отложим репетицию до завтра, — успокоила его Розумиха. — А сегодня велю объявить, что буду принимать во дворце всю глуховскую знать, да и простых мещан тоже. Пусть все приходят. Сойдутся и станут промеж собой хвастаться-величаться да спорить за места в театральной зале. Ну, и коварнику поневоле придется с ними со всеми говорить, а не терзать тебя с этой репетицией.

— Поверьте, Наталья Демьяновна, у нас уже все готово, только главные исполнители сейчас в отъезде. Но они должны вернуться не сегодня завтра. Как только появятся — так и начнем.

— Вот и славно, — сказала добродушная Розумиха. — Может, к вечеру они и прибудут. А пока велю Теплову назначить во дворце прием, пусть идут ко мне с поклоном все, кто пожелает.

Итак, час решительного смотра талантов был отсрочен, но это не могло спасти Ивана Леонтьевича в случае задержки Насти и Дениса. Приказав всем актерам, а также певцам и танцорам усердно повторять свои роли, Иван Леонтьевич бегал от дворца к музыкальному и актерскому павильонам, выскакивал на улицу, вздыхал от нетерпения и в мыслях молился за успех своего любимого дела. Савву и еще двух казаков он послал следить за въездными дорогами — с тем, чтобы при появлении Насти и Дениса последние были тотчас оповещены о срочной репетиции.

В послеобеденные часы, когда зной уже стал немного спадать, взмокший и взволнованный Иван Леонтьевич топтался перед фасадом гетманского дворца, поглядывая на распахнутые по случаю приема гостей ворота парка. Все знатные горожане, явившиеся на прием, уже прошли в большую залу, и теперь площадь перед дворцовыми воротами была пуста.

И вдруг раздался цокот копыт и за оградой замелькал знакомый всадник, при виде которого Иван Леонтьевич чуть не подпрыгнул от радости и, поспешив ему навстречу, закричал:

— Денис! Слава Богу, я спасен!

Томский спешился, отдал поводья казаку, стоявшему на воротах, и с улыбкой поприветствовал Шалыгина.

— Но где Анастасия? Она скоро явится? — кинулся к нему с расспросами Иван Леонтьевич. — А ваша поездка была не напрасной?

Томский остановился, быстро глянул по сторонам и приглушенным голосом ответил:

— Как я и думал, убийцы — Боровичи. А помогал им во всем Заруцкий с товарищами.

Шалыгин слегка опешил, но потом нахмурился, возмущенно дернул головой и спросил:

— И доказательства есть?

— Есть. Кстати, не болела ли Гликерия после нашего отъезда?

— Да… — Шалыгин удивленно поднял брови. — Да, она полтора дня не выходила из дому. А ты откуда знаешь?

— Так я и думал, — кивнул Денис. — Она лишь сказалась больной, а на самом деле облачилась в мужское платье и поехала за нами. Гликерия — неплохая актриса, да и супруг ее тоже…

— Но какова причина их злодейств? — в недоумении вскричал Шалыгин.

— Причина та, что сгубила многих людей и даже целые народы, — алчность, зависть. Брат идет на брата ради клочка земли — это ли не вечная трагедия? Боровичам хотелось избавиться от Анастасии, но умертвить ее у себя в доме они не могли, это было бы слишком подозрительно. Вот и решили использовать зловещую легенду о лесном озере. А когда не получилось с озером, придумали разбойников в масках.

— Неужели ради простого, небогатого поместья в Криничках они решились на несколько убийств?

— Надо послать стражников к дому Боровичей, — вместо ответа сказал Денис. — Они могут догадаться, что их разоблачили, и сбежать.

В этот момент во дворе появился Савва с двумя казаками, и Шалыгин, подозвав их поближе, велел:

— Идите к дому Боровичей и приведите сюда пана Илью и пани Гликерию. Скажите им, что сам Теплов желает послушать их пение. Да смотрите, чтобы по дороге ко дворцу пан и пани не потерялись.

Когда казаки ушли, Иван Леонтьевич повернулся к Денису и заметил:

— Эта стража, пожалуй, будет понадежней пристава. Да и Боровичи, увидев простых казаков, ничего не заподозрят. Но, однако, где же панна Криничная? Вам с ней надо одеваться для репетиции. Все остальные актеры уже готовы.

— Она сейчас прибудет, — сказал Денис, поглядывая по сторонам. — Я ведь ехал верхом, а потому примчался прямо сюда. А она в карете со слугами и нянькой заедет в дом переодеться, а уж потом… Но вот, кажется, и она.

Перед воротами остановилась легкая открытая коляска, из которой, подобрав юбки, ловко выпрыгнула Настя.

— Ладно, я пойду переодеваться, а ты пока поприветствуй нашу приму, — усмехнулся Денис и, оглянувшись на Настю, поспешил к боковому входу во дворец — туда, где располагались театральные комнаты.

Шалыгин, с удивлением отметив, что Денис как будто избегает Настю, поприветствовал девушку и не удержался от вопроса:

— Неужели и вправду злодеями оказались ваши родичи?..

— Увы, все правда, — сухо ответила Настя. — Но об этом — после. Сейчас ведь надо срочно выступить перед Тепловым, так?

— Да, слава Богу, не он один сегодня будет нас оценивать, — сказал Шалыгин, вздохнув с облегчением. — Наталья Демьяновна тоже приехала, и я надеюсь на ее благожелательность.

— Говорят, в парадной зале собралось много людей? Тогда я тоже пройду через боковой вход, чтобы с ними не встречаться. — Настя кивнула на дверь, за которой скрылся Денис.

— Да, так будет лучше. А почему Боровичи не захотели поехать вместе с вами? Они что-то заподозрили?

— Вряд ли. Они сказали, что им не к спеху, придут пешком.

— Значит, я правильно сделал, что послал за ними казаков… — пробормотал Шалыгин.

— И вот еще какое дело, Иван Леонтьевич. Сегодня в Глухов прибыла моя мама. По дороге она познакомилась с какой-то дамой и хочет вместе с ней идти сюда, во дворец. Пожалуйста, прикажите привратнику и лакеям, чтобы любезно их пропустили.

— Не беспокойтесь, слуг я предупрежу и сам представлю вашу маменьку Наталье Демьяновне и Теплову. А вы, панночка, извольте бегом переодеваться к выступлению.

Настя не заставила себя долго ждать, кинулась к боковому входу, только юбки мелькнули у двери.

Иван Леонтьевич немного потоптался на месте, решая, то ли сразу идти к актерам и готовить их для выступления, то ли искать пристава и вызывать стражу для задержания убийц. Но, поколебавшись, он решил, что до окончания репетиции не стоит омрачать зрителей и актеров ужасным известием.

Шалыгин уже направился к ступеням дворца, но шум подъехавшей коляски заставил его оглянуться. В экипаже прибыли две женщины — по виду благородные дамы. Присмотревшись внимательней, он узнал в одной из них мать Дениса Томского, с которой однажды встречался в Петербурге. Лицо другой дамы тоже показалось ему знакомым, но он еще не успел понять, кого она напоминает, как Елена Никитична, подойдя к нему быстрым шагом, воскликнула:

— Здоров будь, Ваня Шалыгин! Узнала тебя сразу, ничуть не изменился. Вот, любезная Татьяна Степановна, если еще не знаете этого молодца, так представлю его вам: Иван Леонтьевич Шалыгин, управитель гетманского театра.

Шалыгин, тут же догадавшись, кем была вторая дама, живо откликнулся на приветствие:

— Добрый день, Елена Никитична и Татьяна Степановна… Криничная, я думаю. Ваша дочь только что предупредила меня, что вы придете во дворец с новой знакомой. Вот уж не предвидел, кем окажется эта дама! Я ведь с Еленой Никитичной знаком через ее сына. А вас, Татьяна Степановна, знал пока что лишь по рассказам вашей дочери и… и племянника.

Лицо Криничной заметно помрачнело, и она, переглянувшись с Томской, тихо сказала Шалыгину:

— Мне надо срочно переговорить с Настей. А что до племянника и его жены, так тут, понимаете ли, какое дело… не знаю, как и сказать…

— Вы о Боровичах не волнуйтесь, я уже послал за ними людей, они тоже скоро прибудут сюда, — заявил Шалыгин.

— Да я не об этом волнуюсь, — махнула рукой Татьяна Степановна. — Мне не дает покоя разговор, который я сегодня нечаянно подслушала. Илья с Гликерией говорили о каких-то убийствах, ножах, золоте… Я уж прямо извелась. Что тут в Глухове случилось за это время? Настя мне ничего такого не писала…

— Вы подслушали какой-то странный разговор?.. — Иван Леонтьевич лихорадочно соображал, как бы выйти из затруднительного положения, ибо не хотел и не имел времени объяснять почтенным дамам столь ужасные вещи. — Это, вероятно, Илья с женой учили роли в новой трагедии.

— Вот, я же вам говорила, что это все диалоги из пьесы! — воскликнула Елена Никитична. — Напрасно вы, голубушка, разволновались и напридумывали разных страстей.

— А как же кот, который… — пробормотала Татьяна Степановна.

— Это всего лишь случайность, — успокоила ее спутница.

— О чем вы, какой кот? — рассеянно спросил Шалыгин и, с беспокойством оглядевшись по сторонам, заторопился: — Пойдемте, сударыни, я представлю вас Наталье Демьяновне и Теплову. Думаю, вам позволено будет присутствовать на репетиции, поскольку ваши дети исполняют главные роли.

— Но мне сперва надо поговорить с Настей! — возразила Криничная.

— Сейчас невозможно, поговорите после репетиции, — заявил Шалыгин и с поклоном препроводил дам в центральную дверь дворца.

Большая зала напомнила Елене Никитичне императорский дворец на Мойке, куда однажды Томская была приглашена Елизаветой Петровной. В гетманском дворце все было уменьшено по сравнению с петербургским, но пропорции оставались те же, да и отделка так же поражала роскошью. По одной стороне залы шли огромные окна, по другой — венецианские зеркала. Шелковые обои бирюзового цвета великолепно сочетались с тонкой позолоченной резьбой, потолок был расписан изображениями нимф и фавнов. Для вечера слуги уже приготовили множество восковых свечей, вставленных в бронзовые подсвечники. Можно было представить, как роскошно и таинственно заблестит парадное великолепие залы в мерцании свеч. Татьяна Степановна, хоть и не была здесь ранее, но почти не дивилась окружающей роскоши и красоте, потому что ее мысли были заняты совсем другим. Елена Никитична, поглядывая на сосредоточенное лицо своей спутницы, и сама невольно проникалась тревогой.

Между тем в зале было полно людей, которые только и делали, что осматривали и обсуждали обстановку дворца. Дворяне, купцы и знатные мещане Глухова, засвидетельствовав свое почтение Наталье Демьяновне, теперь разошлись во все концы, любуясь зрелищем парадной залы, в которую их допускали лишь по большим праздникам, да и то не всех. Наталья Демьяновна, доставившая им это удовольствие, теперь скромно стояла в стороне, возле двери, ведущей в театральный флигель. С ней радом, но как-то в тени, топтался с хмурым видом Теплов. Наталья Демьяновна беседовала со священником церкви Св. Николая, и никто из окружающих не решался прерывать эту беседу. Впрочем, у гостей хватало о чем говорить, и в зале стоял ровный гул голосов, иногда прерываемый восклицаниями и взрывами смеха.

Шалыгин, пройдя прямо к Розумихе и Теплову, был сразу же замечен и удостоен внимания.

— Ну что, нашлись твои актеры? — с добродушной улыбкой осведомилась Наталья Демьяновна.

— Да, они уже одеваются для репетиции, — кивнул Шалыгин и указал на благородных вдов: — А вот их родительницы приехали. Позвольте представить: Елена Никитична Томская и Татьяна Степановна Криничная.

Мать гетмана благодушно выслушала приветствия обеих женщин и, узнав, что сын Елены Никитичны — ученый-историк, радостно кивнула:

— Это хорошо, мой Кирюша любит ученых людей. С ним из Петербурга приедет несколько академиков.

Томская сказала, что Денис уже имел честь быть представленным Кириллу Григорьевичу, и Наталья Демьяновна, улыбаясь, подвела итог беседе:

— Ну что ж, с матерями я познакомилась, пора и на деток посмотреть. Веди нас, Иван Леонтьевич, в театральную залу.

Дверь во флигель бесшумно отворилась, и в нее вошли Наталья Демьяновна с компаньонкой, Теплов с двумя своими секретарями, а затем Шалыгин и Татьяна Степановна с Еленой Никитичной, которым было позволено, как матерям главных исполнителей, присутствовать на репетиции.

Остальные гости, побродив еще немного по большой зале, были вежливо, но настойчиво выпровожены оттуда дворецким. Мало кто из них успел заметить появление Криничной и Томской. Между тем среди гостей были двое, которых приезд благородных вдов мог бы живо заинтересовать. Но как раз именно эти двое в момент появления Татьяны Степановны и Елены Никитичны были заняты беседой друг с другом и находились не в той стороне залы, через которую прошли вдовы. Так и получилось, что Вера Томская и Остап Новохатько вовремя не узнали о приезде почтенных дам, вызванных в дорогу «доброжелательными» письмами.