Лиза положила на кровать очередное платье и, как была в халате, направилась вслед за тетушкой.

Они спустились на первый этаж, миновали столовую, кухню и подошли к входу в подвал. Ангелина Васильевна открыла дверцу висевшего на стене железного шкафчика, под которым оказалась цифровая клавиатура, набрала несколько цифр, дождалась, пока загорится зеленый огонек на панели, а затем провернула ручку двери.

За дверью — лестница. Тетушка включила свет, и они начали спускаться. Вскоре пред ними оказалась еще одна массивная железная дверь. Лизе она напомнила двери банковских сейфов, что показывают в голливудских фильмах. Тетушка поколдовала с таким же точно железным шкафчиком, и открыла дверь.

— Код первой двери — дата твоего рождения плюс дата рождения твоего сына. Все цифры надо набирать подряд. Сначала твои: дата, потом месяц, год, а затем в таком же порядке — Сенечкины. На второй двери код тот же, только набирать его следует наоборот. Сначала Сенечкину дату, а затем — твою.

— Зачем вы мне все это говорите? — Лиза испугалась, вспомнив, что за градом вчерашних новостей забыла поговорить с тетушкой о том, что Наталья собирается ее ограбить. Неужели Наталья опередила и что-то наплела тетушке?

Ангелина Васильевна вместо ответа взяла Лизу за руку и повела ее внутрь темного помещения. Затем оставила одну и отошла во мрак. Послышался щелчок и вспыхнул свет.

Музей. Это был настоящий музей. Развешанные картины, закрытые стеклянные стеллажи с антикварными вещами и старинными книгами. Одна стена представляла из себя сейф с множеством довольно больших квадратных ячеек от пола до потолка.

Ангелина Васильевна указала на него рукой:

— Там оружие и небольшая нумизматическая коллекция. Это современное хранилище, здесь предусмотрено все: вентиляция, температура и прочее, для каждого стеллажа отдельно, в зависимости от предметов, что там хранятся. Это все и так почти твое.

— Что вы хотите этим сказать? — Лиза, придавленная осознанием стоимости расположенных вокруг нее вещей, чувствовала себя инородным телом в этом сосредоточии роскоши.

Ангелина Васильевна подошла к одному из стеллажей и провела рукой по стеклу.

— Это твой дядя трясся над каждой вещицей, жадничал. Покупал все, что мог купить, без разбору. Это другие коллекционеры придерживаются определенного направления, а он лишь хапал, хапал! Я смотрю на все это по-другому, только как на выгодное вложение средств. Если нужны деньги, больше, чем я могу снять со счета и дать тебе наличными, можешь взять отсюда любую вещь и продать на аукционе. Я разрешаю. Только есть одно условие: выбрав вещь, ты должна подойти ко мне и сказать об этом. Я запрещать не буду, но я должна знать, что ты не воровка. Незачем воровать у себя.

Лиза запаниковала. Так и есть! Наталья опередила ее и что-то наговорила тетушке!

— Но я не собираюсь ничего красть! Это Наташка меня оговаривает! Я слышала, как она в кухне договаривалась с каким-то мужиком, что они возьмут отсюда вещи, а на меня все свалят!

Ангелина Васильевна подошла вплотную к Лизе и с вызовом посмотрела ей в глаза. Лиза втянула голову в плечи. Выдержать такой взгляд оказалось свыше ее сил.

— Я надеялась, что это неправда…

— Это правда! Я слышала, как Наташка…

— Оставь в покое Наталью! — гаркнула Ангелина Васильевна. — Она работает у меня много лет и ни разу не взяла без спроса ни копейки! Я надеялась, что Наталья что-то неправильно поняла, ошиблась, но она говорила правду…

— Нет!

— Хватит лгать! Как ты сразу сообразила обвинить Наталью! Догадалась, что она подслушала твой вчерашний разговор по телефону?

Лиза отшатнулась и непроизвольно зажала рот ладошками. Неужели?! Неужели Наталья подслушала ее вчерашний разговор с Викторией и пересказала его тетушке?! Тогда тетушка должна знать, что она никакая ни Виктория…

— Я все объясню, — пролепетала Лиза.

— Ничего не надо объяснять! Твое поведение уже все сказало. Ты выдала себя и своего сообщника. Ну как, о чем вы вчера договорились с Вячеславом? Что решили взять из коллекций?

Лиза смотрела на тетушку, как жертва на удава, и ужас склизкой волной накатывал на нее. Никакого разговора Наталья не слышала, она придумала его, а Лиза в панике повела себя неправильно. Теперь тетушку не переубедить. Она будет считать ее воровкой.

— Я ничего не собиралась и не буду брать! — собрав все силы, твердо сказала Лиза.

— Не зарекайся и послушай меня, — уже более спокойным тоном ответила ей тетушка. — Повторяю еще раз, что все это богатство и так почти твое. Можешь брать отсюда все, что хочешь, но при условии, что ты подойдешь и честно мне обо все расскажешь. Я понимаю, что у тебя могут быть проблемы, которые необходимо уладить.

— Но…

— Не перебивай! Если сделаешь так, я буду знать, что ты встала на путь исправления. Мне вещей не жалко, я хочу, чтобы ты изменилась. Но если ты все-таки украдешь что-либо, возьмешь в тайне, учти! Я этого не прощу. Обращусь в полицию и заявлю о краже. Даже не думай, что после того, как тебя поймают, я заберу заявление. Ты понесешь ответственность по закону!

— Но, — вновь попыталась встрять в разговор Лиза, но тетушка жестом приказала ей молчать.

— Еще момент. Я доверяю тебе. Сама не верю, что говорю это, но… Доверяю. Потому что ты не уехала. Зная тебя, я думала, что ты соберешь вещи и уедешь еще вчера вечером. Убежишь от проблем. Но ты изменилась. Ты осталась. Это радует. Я хочу верить, что ты справишься и теперь. Не станешь красть.

— Не стану! Я…

— Ничего не говори. Закончим на этом. Код ты знаешь. Условие помнишь. Закрываются двери просто — закрыла, придавила, убедилась, что на панели загорелась красная лампочка. Все! — отчеканила Ангелина Васильевна и решительным шагом направилась к выходу из хранилища.

Лиза стояла, ни жива, ни мертва. Что же это такое происходит?! Что делать? Как оправдаться? В душе она понимала, что оправдываться нет никакого смысла, если тетушка сделала какие-то выводы — ее не переубедишь, в этом Лиза уже успела убедиться. Но оправдаться хотелось! Носить на себе клеймо потенциальной воровки она не собиралась! Единственное, что придумала Лиза — это добыть доказательства своей правоты. Доказательство того, что именно Наташка планирует ограбление. Ну и, конечно, помешать самому ограблению. Поймать Наталью с поличным.

Она размышляла над этим, а сама ходила меж стеллажами, трогая пальцами прохладное стекло, рассматривала картины, пыталась выдвинуть ящики с оружием из стены-сейфа, но у нее это не вышло. Видимо, тетушка забыла сообщить, что эти сейфы открывались как-то по-иному.


Виктория не спала всю ночь. Она лежала на широкой кровати в гостиничном номере и смотрела в потолок, лишь изредка проваливаясь в беспокойную дремоту. Сомнения раздирали ее душу. Она уже привыкла жить со своим грехом, смирилась с тем, что не может находиться рядом с чужими детьми и никогда не осмелится родить своего. Чтобы не было напоминаний о прошлом. Она жила в этом кошмаре семь лет и уже свыклась с ним. Он стал ее привычным коконом, через его призму — нереализованной возможности — смотрела она на мир. Когда-то она прочитала у Рафаэля Сабатини фразу, что ад на земле — это сожаление об упущенных возможностях. Так и есть. Однако за прошедшие годы ее ад стал ей домом — привычным и родным. Но появилась Лиза, и кокон треснул.

Неужели она, Виктория, сможет все изменить? Все исправить? Обрести сына? Стать матерью?

Когда над Дрезденом забрезжил рассвет, Виктория сделала свой выбор. Она уже была благодарна Лизе за то, что та отказалась уехать из дома тетушки и заставила ее задуматься, переосмыслить свою жизнь. Тем более что всю грязную работу Лиза сделает за нее. Ведь самое страшное — это первая встреча с некогда брошенным сыном.

Смогла бы она, Виктория, ее выдержать? Вряд ли. А Лиза сможет. Она не мать. Она только изображает ее. Значит все пройдет гладко, без истерик и ненужных раскаяний. К тому же, как успела понять Виктория, Лиза — спокойная, добрая и рассудительная. По ее признанию — воспитывалась в детском доме, потому должна хорошо знать, что чувствуют и чего хотят детдомовские дети, а значит — легко найдет подход к ее сыну. После, когда она, Виктория, приедет и заменит Лизу, сын уже будет любить свою мать, и ей, Виктории, не придется никому ничего доказывать. Она войдет в уже проторенную колею и станет жить новой размеренной жизнью.

В отличном настроении Виктория отправилась работать.

День прошел прекрасно, Виктория блистала на подиуме. Скупая на похвалы Натэлла осыпала ее комплиментами. Заклятые подружки не переставали удивляться ее дружелюбию.

«Все будет хорошо! — повторяла про себя Виктория. — Все будет!».

Вильгельм пригласил ее на обед в пять вечера, вновь намекал на значимое событие. Виктория уже устала от намеков, которыми он кормил ее с момента приезда, и намеревалась в этот раз уже потребовать сюрприз. Однако требовать ничего не пришлось.

Едва она вошла в просторный холл самого престижного ресторана Дрездена. Ожидавший ее Вильгельм поспешил навстречу.

Высокий, статный, элегантный, он неизменно привлекал внимание всех находящихся поблизости женщин. Виктории это льстило. Она и сама не могла отвести взгляд от его ухоженного лица с несколько широкими, но четко очерченными скулами, волевым подбородком. Вильгельм, барон фон Анхальт, был именно тем мужчиной, рядом с которым она хотела встретить свою еще очень далекую старость. Ей нравилось в нем все: манеры, чувство собственного достоинства, легкое превосходство, с которым он общался с окружающими и по-детски чистая, наивная душа. Вильгельм мог в равной мере искренне радоваться — маленькому красивому полевому цветку и новой престижной марке автомобиля. Рассуждать об искусстве и смеяться над русским анекдотом. Божий одуванчик с титулом барона и благородством принца из прошлых веков. Раритет. Сокровище.

— Виктория, дорогая! — воскликнул Вильгельм, приблизившись.

Виктория взяла его под руку и сказала, перейдя на немецкий:

— Я не опоздала?

— Я готов ждать всю жизнь. Но мне было бы приятно, если бы ты позволила заезжать за собой…

— Вильгельм, мы уже говорили об этом, — отмахнулась Виктория. — Прошу тебя, пойми.

— Хорошо, — Вильгельм улыбнулся.

Они подошли к столику. Вильгельм придвинул стул даме, затем сел сам. В ту же минуту рядом со столиком появился официант с первой переменой блюд. Видимо, Вильгельм сделал заказ ранее.

Разговор шел неспешно: о прошедшем показе, о впечатлениях Виктории об этой поездки в Дрезден, Вильгельм поделился новостью о покупке нового рысака в свою конюшню. Виктория ждала перехода к главному, но Вильгельм вел себя так, будто это рядовой обед — ничего серьезного. К десерту Виктория была уже вся на нервах. Неужели она ошиблась? Вильгельм не собирается делать ей предложение? Тогда о каком сюрпризе и значимом событии он говорил?

Сидеть и слушать его пустую болтовню больше не было сил. Десерт заканчивался. Слезы подступали к глазам. Виктория уже приподнялась, чтобы встать и уйти, не объясняя причин. Послать его к черту с его сюрпризами! Как вдруг…

На несколько мгновений свет в зале погас, а когда зажегся вновь — в центре зала стояла толпа цыган. Посетители, сидящие за другими столиками, по-видимому были предупреждены о предстоящем шоу, они аплодировали и бросали лукавые взгляды на Викторию.

Слезы стояли в ее глазах. Слезы радости.

Пожилой цыган приблизился к их столику и заиграл на скрипке. Волнительно, проникновенно. Виктория не выдержала и закрыла лицо ладонями. Она плакала! От радости! Впервые в жизни!

Под восхитительные звуки скрипки Вильгельм вышел из-за стола и опустился перед Викторией на одно колено. В руках он держал бархатную коробочку с обручальным кольцом.

— Я, барон Вильгельм фон Анхальт, хочу спросить тебя — согласна ли ты, Виктория Громова, стать моей женой?

— Да! — воскликнула Виктория. — Да! Да! Да!

Более не сдерживая себя, она, плача от счастья, надела на палец обручальное кольцо и повисла у Вильгельма на шее, повторяя:

— Да… да… да…

Играла скрипка, гитара, плясали цыгане. Виктория поверх плеча Вильгельма смотрела на мелькание их разноцветных юбок и думала: «Как безвкусно! Но как хорошо…».


Тем же днем в России, когда стрелки часов еще едва перевалили за полдень, Лиза с волнением ожидала приезда Сенечки. Она бродила по саду, сжимая в руке сотовый телефон. Лиза решила сфотографировать Сеню и послать фото Виктории, чтобы та увидела личико своего сына, оставила сомнения и приехала домой.

Меж кустов мелькнула фигура Натальи. Лизу озарила идея.

— Наташка! Стой! — крикнула Лиза.

Та оглянулась с явным удивлением. Видимо, привыкла к более ласковому произношению своего имени.