Дерия не уверена, кого она имеет в виду. Роберта, предполагает она. И это ей совсем некстати.

— Мой отец тоже такой, — продолжает Киви. — Тот, кто не разделяет его мнения, автоматически превращается в противника и, таким образом, становится плохим. И тогда уже больше не поможет никакой аргумент. Тот, кто возражает ему, заслуживает беспощадного презрения.

— Ты поэтому убежала из дому?

— Мать трижды пыталась развестись с ним, — говорит Киви, словно не расслышав вопроса Дерии. — Один раз потому, что он изменил ей, второй раз — потому что он избил ее, в третий раз — потому что он избил меня. Однако каждый раз после этого ему удавалось так запугать ее, что она потом сама приползала к нему.

— Она ничему не научилась?

— Ну что ты, она отлично умеет делать вид, что ничего не замечает, и вовремя затыкаться. И это мы вдвоем очень хорошо умеем.

Дерия не знает, что ей ответить. Она слышит самокритику в голосе Киви и хочет сказать, что ребенок не должен ни делать вид, что ничего не замечает, ни критиковать такое поведение. Однако Киви расстроенно смотрит на землю, и Дерия понимает, что та и сама это знает.

— Ему все время удавалось внушать нам, что мы сами во всем виноваты. Что наши ошибки заставили его поступать именно так, как он поступал, и он не мог сделать ничего другого. Это мы должны были знать заранее и вести себя соответственно.

Дерия качает головой:

— Да, это кажется мне знакомым. Бедная жертва, которой все осложняют жизнь.

— Я долго была его любимицей, — продолжает Киви, — потому что участвовала в его шоу и делала вид, что я послушная девочка, что обожаю его, я сразу же отворачивалась от всех, которых папа объявлял врагами. Все называли меня настоящей «папиной дочкой», настолько хорошо я играла эту роль. Я видела, что нужно делать, и делала именно то, что требовалось: никаких слов возражения, хорошие оценки в школе, довольные учителя. Полная покорность.

— А потом?

— А затем я нашла себе друзей, — говорит Киви, словно этот ответ был понятен сам собой. Ее язык полностью изменился. Она больше не говорит так, как говорят панки-попрошайки на улице. Теперь это образованная молодая женщина со слишком большим жизненным опытом для ее возраста. — И они ему не понравились, я даже сейчас не понимаю почему. И он отговорил меня от них. Сначала я даже этого не заметила. Он сделал это очень умело, очень тактично.

Дерия кивает. Это она и сама знает слишком хорошо. Небольшие насмешливые замечания, унизительные комментарии — все вроде бы только в шутку. Именно так всегда делал Роберт.

— Когда я стала меньше поддаваться его влиянию, он начал говорить плохо обо мне моим друзьям или в последний момент запрещал мне выходить из дому, так что я каждый раз выглядела как дура, которая отказывается или просто не является на встречу.

— Тот, кто полностью зависим, потому что у него больше нет друзей, таким людям больше всего нравится. Только таких они могут контролировать. Твои друзья подвергали опасности его положение.

Роберт ненавидел Мартина, а вместе с ним — всю книгу. Он сказал: «Это дерьмо разрушит наш брак», и в определенном смысле был прав. Дерия первый раз в своей жизни боролась с ним и защищала свою работу. То, что ей пришлось развестись с Робертом, она долго рассматривала как еще одну потерю. До тех пор, пока ей не стало ясно, что это была не потеря, а, собственно говоря, выигрыш.

Киви ковыряет большим пальцем руки ногти других пальцев:

— И как-то раз я не выдержала. Я начала провоцировать его. Снова и снова. Он больше всего ненавидит этих ничтожеств, которые шляются у нас по базарной площади, пьют пиво и выпрашивают у людей мелочь.

— И именно это пробудило твой интерес.

— Да, наверное, так оно и было. Пару раз он сам отволок меня домой, пару раз меня забирало управление по делам молодежи, а раз или два — даже полиция. Но я после того чему-то научилась и по-настоящему серьезно сбежала из дому туда, где меня никто не знал. Где я могла скрыться.

— Он тебя все еще разыскивает? — спрашивает Дерия. Она и раньше подозревала, что у нее есть кое-что общее с Киви, но не думала, что так много.

Киви пожимает плечами:

— Я предполагаю, что да. Но теперь я совершеннолетняя, он больше не может ничего заставить меня делать. Он, конечно, подал заявление, что я пропала без вести, но если речь идет о взрослых, то обычно их никто не ищет. Если полиция вдруг захочет проверить меня, где-нибудь может выскочить какое-то указание и моя фамилия окажется занесенной в их базу данных. Но поскольку я ничего не сделала, то не обязана перед кем-либо отчитываться, где или как я живу. Мне все равно, есть ли я в какой-то там базе и ищет ли он меня сейчас.

Дерии кажется, что дело обстоит иначе, и она подозревает, что Киви это тоже знает. Она ничего не отвечает, и, как и ожидалось, Киви в конце концов добавляет:

— Если он меня выследит сам, тогда я буду в заднице. Очень крепко в заднице.

Она снимает кепку и чешет голову.

— Поэтому ты живешь на улице? Потому, что ты все свое имущество носишь с собой и можешь исчезнуть в любую секунду?

Киви улыбается. Но радостного в этой улыбке нет ничего:

— Мне нужна свобода, чтобы быть в безопасности. Никто не знает моего имени. Для большинства людей я — невидимка. А те несколько человек, которые дают мне имена, выдумывают каждый раз новые, которые я могу оставить с ними, когда ухожу. Если я завтра сяду в поезд, то через несколько часов буду на другом конце страны или даже дальше. И никому, за исключением одного или двух людей, не придет в голову, что я исчезла и вообще что я когда-либо была здесь.

— Это чертовски высокая цена, — решается сделать замечание Дерия. Киви согласно кивает и говорит:

— Да! Да, это так. Но так, как сейчас обстоят дела, это для меня ценно.

И это Дерия может не только признать, но с облегчением понять.

— Ты могла бы сегодня ночью переночевать у меня, — говорит Дерия, когда они выходят из пассажа. У них обеих была бы взаимная выгода — у Киви было бы уютное и теплое место для ночлега, где можно спать, а у нее — общество.

Она немножко боится своей собственной смелости, приглашая в квартиру кого-то, кого так мало знает. Но Киви ей кажется кем-то вроде подруги по страданиям: она тоже все время бежит и скрывается от мужчины-нарциссиста. Их объединяет общая судьба.

Уже заметно похолодало. Киви снова надела кепку на свою колючую прическу «киви» и подняла воротник куртки. Еще в одном она очень похожа на Дерию, поэтому решительно качает головой.

— Нет. Нет, оставь это, — говорит она, и теперь ее голос снова похож на голос сопливой девчонки с улицы. — Я не хочу оставаться в долгу перед тобой.

«Ты не хочешь ни к кому привыкать и ни за какие деньги в мире не хочешь ни с кем дружить, — мысленно поправляет ее Дерия. — Кто может отговорить тебя от этого? И кто может поставить тебе это в вину»?

— Там, позади вокзала, есть общежитие для бездомных женщин, — объясняет Киви. — Там, правда, воруют, но у меня ничего нет, так что я могу очень неплохо устроиться, когда станет холодно.

Дерия успокоилась. По крайней мере в том, что касается Киви. Однако мысль о том, что через полчаса она будет сидеть одна с котом в квартире и прислушиваться к потрескиванию ступенек на лестнице, ей очень и очень не нравится. Ну что ж, если она не собирается насильно похитить Киви, ей придется привыкнуть к этому.

«Да, ничего не поможет, — думает она. — Не могу же я на всю оставшуюся жизнь посадить няньку к себе в спальню».

Они добираются до остановки. Киви, кажется, вместе с Дерией хочет подождать, пока та сядет в трамвай, и Дерия не возражает. Киви не любит, когда ей что-то предписывают, это она уже поняла. Она уже видит свет прожекторов трамвая в конце улицы. И вдруг Киви говорит:

— Если твой бывший муж так похож на моего отца, значит, в квартире был не он.

— Что? — спрашивает Дерия. У нее вдруг начинает чесаться затылок.

— У моего отца не хватило бы терпения сначала прикончить тебя, а потом смыться. Такие люди, как он…

— Нарциссисты, — помогает ей Дерия.

— Да, нарциссисты. Им не нужна такая стратегия. Они считают себя непогрешимыми и именно поэтому непобедимыми. Мой отец тоже, может быть, переворошил бы твою квартиру, но после тут же появился бы, чтобы сыграть роль спасителя. И ему все равно, насколько это выглядело бы неестественно. Потому что если бы ты сделала хоть малейшее замечание, то это была бы твоя вина, потому что ты подлая и ты несправедливо его подозреваешь.

Трамвай останавливается, дверь открывается прямо перед Дерией, но она не заходит в нее. То, что говорит Киви, нагоняет на нее ужас.

— Ты думаешь то же самое, что и моя подруга Солнце? — тихо спрашивает ее Дерия. — Ты думаешь, что это был Якоб?

Двери трамвая закрываются, и он уезжает.

Киви чешет себе затылок, а затем пожимает плечами.

— Я не знаю, — говорит она. — То, что ты рассказала, а прежде всего — надписи губной помадой, — кажется мне больше похожим на поведение женщины. Может быть, это была сама твоя подруга.

Глава 15

Этой ночью Дерия не смыкает глаз, и постоянное недосыпание медленно, но уверенно берет свое. От усталости она движется медленно и все ей кажется каким-то онемевшим, как будто вокруг всех ее конечностей обернут слой защитной пленки, а вокруг головы — двойной слой. В кафе она движется медленно, она слишком устала, чтобы обращать внимание на то, довольны ли гости или же ее коллеги что-то заподозрили. Она подумывает о том, чтобы отпроситься, сказавшись больной, и пойти домой, но сама мысль о том, что ей придется сидеть без дела и ожидать, придет ли взломщик, и если да, то когда, бросает ее в дрожь. Нет, она должна работать. Новый дверной замок из «Строительного рынка», который она может поставить сама, обойдется ей намного дешевле, чем вызывать службу по замене замков. Кроме того, сейчас адвент, радостные предрождественские дни, чаевые сейчас щедрее, и, значит, если ей немного повезет, то она уже сегодня может позволить себе поставить новый замок.

Вечером в трамвае она, наверное, в сотый раз читает рукопись Якоба, чтобы не заснуть. Окончание каждый раз по-новому волнует ее — как он может так просто оборвать рукопись на этом месте? Она должна знать, что будет дальше. И с книгой, и, конечно, с ними. Он все еще не звонит. Это признак, который должен ее насторожить, — так сказала Солнце, но хотя Дерия всерьез пытается быть открытой, то просто не может заставить себя подозревать Якоба. Киви была права. Эти надписи и картинки губной помадой больше подходят женщине, преступнице. Мужчина не хватается за губную помаду, за исключением того, что к ней есть какое-то личное отношение. И снова она мысленно подбирается к Роберту, который ей тогда с удовольствием запретил бы выходить из дому с вызывающей красной губной помадой.

Роберт, Роберт и снова Роберт. Никого иного быть не может.

Не может быть такого, чтобы это был кто-то другой, и тем более — ее единственная подруга. Она проезжает на две остановки дальше, чтобы зайти на «Строительный рынок».

Ей невероятно везет, и она покупает новый цилиндр с ключами, который подходит к ее замку. Немножко денег остается, и она покупает у турка за углом баклажан, немного сыра, хлеб и чуть-чуть фарша. Добравшись домой, она чувствует, что ее облегчение улетучивается. А что, если тот, кто проник в квартиру, снова был здесь? Но в этот раз ничего в квартире не изменилось, ни в одном углу ничего не вызывает подозрения. Один приветствует ее скучным мяуканьем, ему в последние дни тоже досталось, бедному. Она собиралась наполнить фаршем баклажан, но сейчас отдает его Одину, который набивает себе полную пасть и затем ожидающе смотрит на нее. Замок подождет пару минут. Она садится в гостиной прямо на пол, облокачивается спиной о диван и играет с котом. Ничего больше он не любит так, как играть со своим пучком перьев, чтобы потом, как награда за победу, дать почесать себе живот.

— Я так рада, что у меня есть ты, — говорит она. Его утонченные кошачьи чувства ощущают опасность заранее. Пока он расслаблен, все должно быть в порядке. Она прижимается лицом к мягкой белой шерсти.

— Ты делаешь меня счастливой.

«Ну а как же еще?» — отвечает кот.

Видимо, она на какое-то мгновение уснула. Она просыпается от того, что что-то шипит и кричит. Сначала она не совсем соображает, где она находится. Ей кажется, что это сон. Ее связали, она даже не может двигаться, вдохнуть воздух, все болит…

Затем она приходит в себя. Ее голова откинулась назад, на диван, а шея просто затекла, вот и все. У нее все в порядке, за исключением совершенно сведенных судорогой плеч. После сна в сидячем положении она даже чувствует себя более свежей, а не такой полностью измотанной. Один куда-то исчез. Наверно, снова сидит над своей миской с кормом и думает, соблазниться ли ему очередным кусочком. Ей придется выбросить мясо, и сейчас у нее такое чувство, что бактерии там уже размножаются вовсю и мясо начинает вонять. Дерия встает и протягивает руку в сторону. Где-то здесь она положила замок. Сначала она заходит в ванную, идет в туалет, моет руки и умывается ледяной водой, чтобы проснуться по-настоящему. Она протягивает руку за полотенцем и нащупывает голый крючок в стене. Полотенце исчезло.