После получения от агента сигнала о совершенной закладке документы из тайника быстро изымались, копировались и возвращались к агенту тем же путем. И вот подходит один из наших к дереву и с ужасом видит, что стая белок, облюбовавших то же, что и разведчики, дупло, пошмотали — погрызли — выгребли эту секретную пачку. И листы драгоценнейших для нас секретных документов, а еще больше для агента, ибо их цена: длительное лишение свободы и сломанная жизнь, свободно туда-сюда таскает за собой легкий ветерок.

Опер кидается их лихорадочно собирать и слышит вежливое к себе обращение: «Господин, я вам помогу, не волнуйтесь вы так из-за каких-то бумаг, на вас лица нет. У вас давление наверное 200 на 200, оно того не стоит, напечатаете другие и все дела». Опер, ни жив ни мертв, поднимает голову и видит улыбающегося полицейского, сочувственно протягивающего ему часть хаотично сложенных подпорченных листов формата А4, на некоторых из которых четко прописан грозный гриф ограничения доступа. Короче, собранный «в кучу» документ оперативно-технические специалисты в микроавтобусе изучили и вынесли приговор: восстановить в местных условиях невозможно.

Опер — куратор этого несчастного агента, вынужден был ожидать его у дерева с дуплом, наплевав на все требования конспирации — без газеты «Правда» в правой руке и бутылки «Московской» — в левой, как того требовали условия связи. Был опер с потухшим, ничего не видящим взглядом, с мокрыми растрепанными волосами, расслабленным узлом сбившегося вбок галстука и выглядывавшей из-под рубашки тельняшки, а также прилипшей к губе погасшей «беломорине».

Одной из рук — по-чекистски чистой и решительной, несчастный мял, словно пластилиновую, пустую пивную жестянку, а второй — по-детски дрожащей от осознаваемых возможных последствий и жестокого наказания, незадачливый создатель дуплового тайника нервно обмахивался пачкой скомканных шпионских сведений на бумажном носителе, при этом бросая недобрые косые взгляды на резвящихся абсолютно невинных белок, которые нагло огрызались — а нефиг было наше дупло использовать для ваших темных делишек.

Ошалевший от всего этого агент — афроамериканец смертельно побледнел и стал похожим на альбиноса. В общем, как весело завершил нам свой рассказ бодрым голосом преподаватель, пришлось много чего выдумывать, срочно решать проблему авиаперевозки с сопровождающими — опером и дипкурьером (а как иначе, не «светить» же этим позором на таможне — чтобы еще там со смеху попадали, весь Центр — ладно, свои) — документа в Центр и обратно, изготовления абсолютно такого же, из той же бумаги и всех расходных материалов, документа с подписями лучше оригинальных и выглядевших достовернее.

Повезло (если оценивать событие с философской точки зрения), что ЧП произошло в пятницу. Утром в понедельник агент благополучно вернул документ на место, после чего стал ярым католиком — прихожанином и одним из теноров хора местной церкви, а также алкоголиком — членом местного общества анонимных алкоголиков, на собраниях которого, пытаясь покаяться, упорно обвинял в своем пороке какое-то дупло и белок.

По поводу дупла и того, что он в него засунул с грифом «секретно» никто ничего не понял — все пытались выведать — нет ли у него интересной татуировки, а затем все остальные алкаши, отчаявшись разгадать сбивчивые бормотания коллеги по несчастью, совместно вынесли привычный им всем вердикт: «Белочку поймал, с кем не бывает…».

Таким образом, оказалось, что оперская коварная задумка с дуплом сама того не ведая, оказалась спасительной для всех участников секретной операции и, главное, для их руководства, не желавшего лишаться теплых кресел из-за каких-то млекопитающих, да еще грызунов, и к расконспирации не привела. О чем был срочно подготовлен и отправлен в Центр отчет о проведенном внутреннем расследовании. Разведчик, за проявленную предусмотрительность, прозорливость и умение прогнозировать негативное развитие тайниковой операции и заранее упреждать оное, был представлен к ведомственной награде. Вручили часы модели «Командирские», с изображением на циферблате флага страны пребывания (с дополнительным набором циферблатов для всех стран мира), а также гравировкой «За беспощадную борьбу с грызунами в ходе проведения операции „Дупло“».

В заключение преподаватель сказал:

— А чтобы вам в таких условиях не оказаться, чтоб вас кондрашка не схватила где-то далеко за границей любимой Родины, чтобы не пришлось проявлять чудеса находчивости и изобретательности, а также оперативной смекалки — никогда не связывайтесь с белками. Скажите мне, как вы думаете провести тайниковую операцию, и я угадаю, каким местом вы думали.

Потом, отсмеявшись вместе с нами, посоветовал думать все-таки головой — это самый лучший вариант.

Практические занятия по проведению тайниковых операций в городе наша пара — я и Егор — прошла без особых замечаний, на «хорошо».

Преподаватель в целях оптимизации учебного процесса и проверки исполнения задания территориально ограничил нашу деятельность большим городским кварталом. Подводя итоги практического занятия через неделю, полковник объяснил, почему он это делает с таким опозданием. Тайники особо талантливых офицеров он вообще не смог найти. Пытался найти места по предварительно переданным ему описаниям, но каждое из трех прочтений выводило его на новую точку местности. Полковник специально поднял эти две пары, чтобы полюбоваться ими.

— Молодцы, — говорит, — красавцы, гренадеры, йопт, ети его налево, каковы, а? Вы надежнее всех спрятали секретные донесения. Никто, даже главный противник — вражина, какую еще поискать, их найти не сможет. Если мне это, разведчику со стажем, работавшему с тайниками полжизни, оказалось не под силу, то противник в пролете. Вы что же это, — вопрошает ласково, будто ведет неспешную беседу с умственно отсталыми и нездоровыми представителями гомо сапиенс при погонах, — еще применяли какие-то особые формы зашифровки описания, с применением астрологии или знаков Зодиака? Если, значит, Юпитер зашел за Венеру — то в этом месте изымай закладку, а если это происходит в год белой земляной обезьяны, то при Марсе во время полнолуния, то….что, е… е-е-е-е-ей! Так, что ли? — все более накаляясь и накручивая себя, начал повышать тон наш всегда спокойный и даже флегматичный Толмачев.

— Да вам, с такими талантами, после заброски в тыл врага надо будет немедленно по приземлении, а еще лучше прямо в воздухе, под шатром парашютного шелка, застрелиться, при этом сделав друг другу, чтоб наверняка, минимум два предупредительных выстрела в голову! Это понятно? Чтобы не навредить общему делу! Хоть чем-то пользу принесете. Садитесь, глаза б мои вас не видели до этого самого события.

И опять встрепенулся — до того достали его эти грамотеи — Толмачев с отчаянием вскрикнул:

— Может мне для поиска описанных вами мест еще и колдунов вуду привлечь? Так не надейтесь, что мне это не по плечу. Я в тех краях тоже свои щупальца протянул куда надо. Был у меня агент из числа колдунов вуду. Очень результативный. Подписку о сотрудничестве накорябал птичьей кровью, использовав вместо авторучки отрубленную куриную лапку. Я владею десятком иностранных языков, а он знал не меньше, своих, африканских. Но не совпадали мы с ним ни в одном из языков… Хотя прекрасно общались, можно сказать телепатически — жестами. И науку нашу он постигал быстро, налету все схватывал, не то, что вы.

Тяжело физически, правда, было обучать его нашим премудростям — очень полюбил он нашу «Столичную». Бывало, сидим у него в хижине, учимся, значит. Явочных квартир-то он не признавал, да и где их там найти — кругом саванна. Но это абсолютно не шло вразрез с требованиями конспирации, как ни странно это будет вам слышать. Главное — обеспечить секретность, а как — привычными способами или иными, африканскими, не столь важно. Он поколдует — всему окружению «глаза закроет» — все дела. Надежнее всех этих переодеваний и гримировок. Особенно ему понравилось учиться пить из гранчака — другой тары-то он не признавал — поставленного на тыльную часть ладони его заскорузлой кисти, как на горизонтально расположенное блюдце..

Потом перешли к осваиванию пития со стакана, что балансировал на локте согнутой руки. Агент показывал превосходные результаты и быстро превзошел в этом искусстве своего учителя. А с меня руководство все настойчивее требует переходить от обучения к настоящей, боевой работе — годовой план по вербовкам под угрозой срыва. Это вам не это. С этим не шутят в нашей тайной организации. Забомбардировали меня из Центра своими шифровками.

Ну, подумал однажды я, — все, мой новый источник созрел для самостоятельной работы — достиг вершины мастерства путем самоподготовки — стакан зубами поднимает с земли, выпивает и лихо так его, стакан то есть, через себя — бац и вдребезги, как в том фильме про «неуловимых», может кто помнит? Нет? Ладно давно это было, в гражданскую еще, вас еще и в проекте не было, а я уже тогда…, но не подошло еще время — конспирация, однако, да…. Конечно, дипкурьеры еле успевали — мотались туда — сюда, доставляли новую тару и «Столичные» учебные пособия. Пришел я опять на явку и жестами ему показываю: хватит, мол, бухать, то есть заниматься обучением и самоподготовкой, пора вербовать. Он мне в ответ открытой ладонью так вперед, говорит, значит, все понял, «резак», то есть резидент — по-нашему, сейчас организую и, пощелкав по горлу разными способами: и пальцем и тыльной частью ладони (для этого мы и тренировались, говорит, упорно всяким загадочным способам и методам разведки и контр ее мать перемать). И начал камлать. Ой, ребята, до чего мне жутко стало — чисто зомби — апокалипсис, как в фильме ужасов. Да куда там этим фильмам — против реальности они — как веселый мультик для младенцев.

— Что вы лыбитесь, что ухмыляетесь, вас бы туда на минутку, в те оперативные особые условия! Вот бы он сейчас вас немного ум разуму поучил, балбесов таких — заглянул бы каждому в глаза на секундочку только и все, гарантирую: наделали бы вы в свои галифе так, что и в сапоги натекло. Я могу похвастаться — хоть и струхнул не на шутку, заледенел весь от ужасного кошмара, особенно когда он меня куриной кровью окропил, извиваясь вокруг меня в немыслимых судорожных выкрутасах, а устоял, не дрогнул мой закаленный во всяких переделках организм, хотя и был в шоке, только щека с тех пор подергивается в нервном тике.

В том самом месте, где мой добровольный помощник с размаху царапнул меня ненароком куриной лапой — с тех пор суп с потрошками мне жена не варит — тошнотой исхожу, а она обижается. А что я ей могу рассказать — строгая тайна, государственный секрет, понимаете ли, да.

Ну, мой вуду-то — агент тем временем что-то завывает еще громче, одной рукой в бубен колотит, а в другой, на обратной стороне ладони — стаканом заветным, заговоренным им, как потом оказалось, вместе с ладонью в горизонтальной плоскости пируэты нарезает, но ни капли не расплескал, не посрамил. Что да, то да — мужик. Глаза закатил, свел зрачки к носу, а может это он так к стакану примерялся, прицеливался — не знаю — стакан хряпнул и перед тем как обессилившись, работая на нашу доблестную разведку, грохнуться на пол, кишевший скорпионами и пауками, доложил мне жестом: задание выполнено, все, значит, окей, жди — они, то есть кандидаты на вербовку, уже на подходе. А потом резким ударом левой ладони согнул пополам в локте правую руку и затрепыхавшись, затих.

Это он мне на последок сказал, дескать, вот вам звездно-полосатые америкосы, звиздец вам всем, русские не здаются! Он то знал — на кого работал, хоть и не говорил я ему о своей далекой заснеженной Родине с кремлевскими курантами, под «чужим флагом» вербовал, от имени народа Антарктиды, а он, вишь, без слов меня — таки раскусил, во дает. То — то в глазах его добрых какая-то веселая хитринка проскальзывала, как у дедушки Ленина, Ильича нашего, или как вот у тебя, — и показал на меня.

— Чувствуете, каков уровень работы моей агентуры был? Вот и вас так поднатаскаю — не хуже будете. Но те пособия учебные уже все — устарели, будете по умным секретным книжкам учиться, да по моим бесконечным рассказам. Я вас еще много чему доброму научу, только не ленитесь.

— Теперь, задним числом, иногда мысль закрадывается: что-то быстро он науку освоил и меня в ней перещеголял — может он нелегал наш, под крышей шаманской там по Родине тоскует звездными африканскими ночами? А я ему пожалел ящик научных пособий оставить. Он на память согласился взять лишь любимый гранчак. Отрабатывал, наверное легенду — мол, люблю только стекляшки всякие — дикарь, однако, папуас неразумный я. Эх, а я-то, бестолковый и не понял ни хрена. Замучаюсь теперь, как он там до сих пор? Выглянул я тогда, после выполнения им задания, то есть камлания, из хижины — мать честная, еще и перемать! Очередь зазомбированных строго по очереди выстроилась, уходя в темноту, где злобно порыкивали голодающие львы — людоеды.