Спустя еще час в аудитории появился посредник и сообщил, что тайниковая операция нашей десятки успешно завершена два часа назад.

— Ты, козел, Влад, не мог сказать, что зря теряем время? — орал Петрыкин. — Стоишь тут, рожу корчишь, сейчас врежу по причиндалам, ухмылочка враз слетит.

Сделать Витька ничего не успел — в бессознательном состоянии даже великие мастера — рукопашники бой вести не в состоянии. На Витьку я не обижаюсь, эмоции его захлестнули, но и бить себя я никому не позволю, да еще обзывать. Проигрывать тоже надо уметь. Дернувшихся было его товарищей, предупредил, что лазарет центра всех пострадавших не примет и до выпускных экзаменов все выздороветь не успеют. Думаете, это было бахвальство с моей стороны? Отнюдь. Инструктор Митрохин, как и обещал, сделал из моей груды костей и мяса отлично тренированного бойца. Груды кирпичей я не крошил кулаками, но черенок лопаты одним ударом ломал, словно спичку, с очень приличной скоростью. Обычно в спарринг мне Митрохин выделял двух соперников, с одним я расправлялся быстро. Первенство центра по рукопашному бою я выиграл.

— Головко, вы поступили очень жестко со своим товарищем, — распекал меня начальник центра генерал-майор Мудрик Иван Савельевич. — Вы — лучший курсант, спокойный, уравновешенный, и вдруг пустили в ход кулаки.

— Я не мог бросить Петрыкину в лицо перчатку за нанесенное оскорбление в виду отсутствия таковой, да и дуэли уставом не предусмотрены. Нужно следить за своим языком, я не давал ему повода для причисления меня к животным.

— Понимаю, но можно было, как-то мягче сгладить конфликт.

— Человек, не умеющий совладать с эмоциями и оскорбляющий своих товарищей, не может понять добрых слов.

— А вы контролировали свои эмоции?

— Да. В противном случае, я бы ударил кулаком, а не раскрытой ладонью. Тогда бы последствия были бы иными.

— Вы ударили раскрытой ладонью?

— Да. Можно сказать, отвесил оплеуху в ухо.

— А если бы ударили кулаком?

— Виктор не успел наговорить лишнего, и я, таким образом, предотвратил развитие конфликта. Если бы я бил в полную силу, то могли наступить более тяжелые последствия.

— Легкое сотрясения мозга, по-вашему, легкие последствия?

— Да. На будущее будет думать, что и где говорить, а если не поймет, то кто-то отобьет ему бестолковку всерьез.

— Значит, извиняться перед Петрыкиным вы не намерены?

— Не намерен, а его извинения могу принять.

— А если он подаст рапорт?

— Что он в нем напишет? За свой длинный язык получил оплеуху, от которой сомлел, как девчонка. Над ним весь центр смеяться будет, и на новом месте службы могут подтрунивать. Думаю, Петрыкин ничего писать не будет, но зуб на меня заимеет.

— Как у вас, Головко, все просто. Тогда я своей властью, лишаю вас увольнения в город до окончания учебы. Прошу больше не вступать в конфликт с Петрыкиным и его товарищами.

— Есть, товарищ генерал — майор.

— Идите, я вас больше не задерживаю.

Вернулся в свою комнату, и тут же попал в руки Егора. Он восхитился моим поступком, сказал, что за такие слова нужно бить морду основательно, а не хлестать по щекам. Разубеждать товарища не стал.

Помывшись, прилег на кровать, решил провести анализ случившегося, и спрогнозировать возможные последствия. Витька, если судить объективно — не прав по всем статьям. Нельзя оскорблять сослуживцев словом и намереваться нанести увечья действием. Он перешел невидимую грань — это не красит сотрудника СВР. Я тоже хорош. Мог бы просто оттолкнуть этого щегла, как назойливую муху. Но тогда бы сослуживцы Виктора могли бы посчитать меня слабаком, а мне это совершенно не надо. В общем Петрыкин получил по заслугам, а полезет вновь, огребет в большем объеме. Чем мне это грозит? Думаю, ничем. Генерал-майор Мудрик не станет докладывать «наверх», это ему не выгодно. А если доложит, то у меня есть «крыша» — Сажин. Полагаю, он вступится за своего протеже. Делаю вывод: ничего мне не грозит. К таким выводам я пришел после разговора с генералом, а за ужином конфликт имел продолжение.

Мы всем десятком сидели за одним столом — ужинали и делились впечатлениями о ходе учений. К нам подошел Виктор Петрыкин в сопровождении двух своих товарищей.

— Что расселся, бугай, жрешь кашу в два горла? — зло глядя на меня сказал курсант. — Думаешь, все закончилось? Для тебя все только начинается. Теперь ходи по центру и оглядывайся, чтобы случайно на голову не упал кирпич.

— Витя, это кому ты говоришь? — с улыбкой спросил я. — Нас за столом десять человек. Конкретизируй претензии, если они у тебя есть.

— Головко, не надо прикидываться дурачком, сказанное адресовано тебе.

— Глупый ты глупы, Витя. В присутствии более десяти человек пытаешься угрожать мне убийством, ай, как не хорошо может получиться. В уголовном кодексе статья за такие слова предусмотрена. Лучше иди за свой стол, покушай, успокойся. Наличие пищи в желудке, способствует оттоку крови из головы, авось у тебя наступит просветление, и ты поймешь, что угрожать своим коллегам не надо.

— Ты, падла, будешь меня учить, что мне делать и чего не делать, — кипятился Виктор, — да я тебя сейчас на куски покромсаю. Петрыкин выхватил из кармана небольшой охотничий нож.

— Спрячь ножичек, Витя, порежешься, а в лазарете только дежурный фельдшер, — спокойно сказал я, поднимаясь из-за стола. — А еще, я очень не люблю, когда у меня перед лицом железками машут.

— Мне все равно, что ты любишь, — проорал Петрыкин, кинувшись в мою сторону, удобно перехватив нож.

Не добежал, встретился со стулом, отправленным ему навстречу моей ногой. А по вытянутой с ножом руке, я ударил, как учил Митрохин. Нож выпал на пол, ведь сломанной рукой его Виктору удерживать было трудно, к тому же он прилег, потеряв сознание от болевого шока.

Неделю весь наш десяток, и другие курсанты, присутствовавшие в столовой центра, давали показания военному прокурору. Мои действия квалифицированы как необходимая оборона. Петрыкина увезли в Москву, где, по словам прокурора, предадут суду.

В итоге, учебу я закончил. Вместо красного диплома, получил обычный. Генерал-майор Мудрик сказал, что пришлось переписывать уже готовый документ.

Перед отъездом домой, в выходные, провел в обществе Ирины. Отработал с ней настоящий секс-марафон, надеюсь, девушка запомнит меня надолго. По крайней мере, прощаясь, она сама мне так говорила, смахивая набегавшие слезы.

Наше время. Разговор в одном из кабинетов СВР

— Объект «Внук» успешно прошел обучение. Руководство центра характеризует его как дисциплинированного, уравновешенного и грамотного сотрудника. Приобрел устойчивые навыки по специальности. За короткое время повысил уровень рукопашного боя, завоевал первое место на соревнованиях в центре. Среди сослуживцев пользовался заслуженным авторитетом.

— В конце учебы у «Внука» был конфликт с одним из курсантов. На объекта курсант напал с ножом. В результате нападавший с поломанной рукой доставлен в наш следственный изолятор. «Внук» не пострадал.

— Вячеслав Максимович, наш объект сам спровоцировал нападение? — поинтересовался пожилой мужчина. — Или это у вас прокол с подбором кадров.

— В ходе учений десятка «Внука» переиграла десятку нападавшего, и последний хотел нанести удар объекту еще в ходе личного обыска. Но наш парень отвесил курсанту хороший подзатыльник, от чего тот потерял сознание. А когда конфликт, казалось бы, был исчерпан, курсант в столовой бросился на «Внука» с ножом. Свидетели показали, что наш объект не проявлял никакой агрессии. Он пытался успокоить и отговорить нападавшего от преступных действий.

— Неплохой аналитик, неплохо усвоил программу обучения, хорошо дерется, и это все «Внук». Вам не кажется, Вячеслав Максимович, что мы выращиваем какого-то Рэмбо?

— Уже вырастили, а вот Рэмбо или кого другого — посмотрим.

— Неужели он нам так нужен? Вы все-таки продолжаете считать, что он — наша единственная надежда, что других вариантов решения задачи не имеется?

— Я полагаю, что в нашем объекте могли соединиться воедино все гены его деда и бабушки. Надеюсь, «Внук» также мыслит и будет также действовать, как его дед. Направляя его по нужному нам пути, мы сможем добиться успеха.

— Вячеслав Максимович, вы верите в переселение душ?

— Я верю в генетическую память человека. С каждым днем убеждаюсь, что «Внук» все больше приобретает черты своего деда.

— В какой отдел распределили?

— Информационно-аналитическое управление, отдел военно-политического анализа.

— У него будет время заняться нашим делом?

— Конечно, я специально его в этот отдел определил, там нагрузка маленькая.

— Подругу ему подвели?

— Объект пока в отпуске.

— Ладно, работайте. О новостях докладывайте незамедлительно.


Хорошее дело отпуск. Можно спать, сколько угодно, на службу спешить не надо. Правда, через неделю все надоело. Я купил путевку на недельный лыжный тур по Московской области. Я не ахти, какой лыжник, но решился. Целый день чешем на лыжах по опушкам лесов, а вечером отдыхаем в огромной надувной палатке. Романтика, одним словом, и для здоровья польза. Окончание маршрута у нас в Железнодорожном, там я должен встретиться с Говорковым. Интересно, он много узнал у своего коммунистического профессора? Говорков прислал мне на специальный телефон смс с указанием места, даты и времени встречи.

Уже две недели я не фиксирую за собой наружное наблюдение. Похоже, Сажин успокоился и снял «наружку». Но не расслабляюсь, буду на встречу выдвигаться со всеми предосторожностями.

— Здравствуй, Петрович, — крепко жал мне руку Говорков. — Смотрю, в настоящего медведя превращаешься, большого и сильного.

— Есть маленько, — развел я руками.

— Ага, маленько. Мне кажется, что с последней нашей встречи, ты в плечах пять размеров добавил.

— Всего пару. Хорошо питался.

— Ну-ну. Гоняли вас тоже неслабо.

— Митрохин руку приложил, однако.

— Помню такого, когда он еще лейтенантом был. Фанат единоборств и спорта в целом. Но я тебя не за этим позвал. Вот покопался в бумагах твоего деда, да и профессор, к счастью живым оказался. Нашел докладную на Ивана Константиновича, направленную в Секретариат ЦК КПСС, и еще кое-что. Почитай — интересно.

«Секретарю ЦК КПСС Кириленко А. П.

парторга Первого Главного Управления КГБ СССР.

Худякова Г. С.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Довожу до Вашего сведения, что работник ПГУ КГБ СССР

Головко Иван Константинович,

27.11.1926 г.р., уроженец г. Москва,

член КПСС с 1944 года,

проживающий по адресу:

г. Москва, ул. Мира, д.33, кв. 59.

систематически не справляется с партийными поручениями.

Так, 1 мая 1967 года Головко было поручено провести Первомайскую демонстрацию в городе Бонне Федеративной Республики Германии. Однако, сославшись на неблагоприятные обстоятельства, Головко демонстрацию не провел, уронив тем самым престиж нашего государства. Аналогичным безответственным образом Головко поступил в день празднования дня Парижской коммуны в марте сего года.

В ноябре 1967 года, пребывая в командировке в Индии, Головко не провел демонстрацию в Дели, в честь 50-ти летия Великой Октябрьской социалистической революции.

С учетом изложенного, считаю необходимым объявить Головко И. К. выговор с занесением в учетную карточку.


Парторг Первого Главного Управления КГБ СССР Худяков Г. С.


Резолюция: Объясните Худякову, что у работников ПГУ КГБ СССР другие функции.

Кириленко (подпись). 23.12.1967 г.»

— Прочел? — спросил Николай Васильевич, — и каково мнение?

— Маразмом попахивает.

— Не попахивает, а воняет. Я могу тебе еще кучу подобных бумаг натаскать, они, словно под копирку написаны. Но суть не в этом.

Профессор накопал мне упоминание об Иване Константиновиче. В конце 1990 года его отделу секретариат ЦК КПСС приказал разработать план обеспечения безопасности перевозки важного груза во Францию через Германию. Иван Константинович составил рапорт, в котором аргументировано изложил обстоятельства, препятствующие успешному проведению операции. В то время во всех странах бывшего социалистического лагеря происходили серьезные изменения. К власти приходили правители разного, в том числе националистического, толка. Естественно, эти процессы оказали негативное влияние на общую обстановку в Европе. Интернациональные бандитские шайки возникали везде. Именно обеспокоенность за сохранность груза побудила Ивана Константиновича в декабре 1990 года написать рапорт. Однако его доводы никто не принял во внимание. Секретарь ЦК Фалин Валентин Михайлович в январе 1991 года отдал приказ на транспортировку специального груза, пригрозив Ивану Константиновичу увольнением со службы. Поскольку полковник Головко был дисциплинированным офицером, он выполнил приказ.