— Да, доктор, — ответил мужчина.

— Где я нахожусь? Как я здесь оказался?

— Влад, потерпи пару минут, сейчас придут девушки, и потом ты получишь все ответы.

— Какие девушки?

— Потерпи.

Спустя пару минут, в комнате появилась Машка Перминова в белом халате и девушка, которую я видел ночью спящей на кровати рядом.

— Наш герой уже пришел в себя? — весело поинтересовалась Мария. — Как себя чувствуешь?

— Относительно нормально, только галлюцинации вначале замучили. Вы, кстати все в этих галлюцинациях были. Я сам на себя в них смотрел и до сих пор не могу разобраться, что к чему. Удивляюсь, как в комнате появилась вот эта девушка, — повернул я голову в сторону незнакомки, — она похожа на модель и актрису — Айшварию Рай. Я думал, что сошел с ума.

— Нет, ты находишься в здравом уме, только немного ослаб из-за ранений. На данный момент уже все позади, твоей жизни ничего не угрожает. Поэтому позволь тебе представить настоящего кудесника, доктора с поистине «золотыми руками», Головко Константина Владимировича. Это он тебя оперировал, вытащил из внешних частей обеих ног и рук шестнадцать мелких осколков, крупный осколок из левого плеча, заштопал раны на правой ноге и на левой руке, а также помог твоему организму победить частичное заражение крови. Очень странное ранение — как будто тебя изрешетили осколками по контуру почти всего тела — цела только голова и все жизненно важные органы. Ты потерял очень много крови, а ее остатки были поражены сепсисом. Повезло, что была только его начальная стадия. Иначе тебя спасти не смог бы никто. Просто счастье, что тебя нашла твоя госпожа Удача в облике девушки.

— Больше всего мне хочется познакомить тебя с твоим ангелом-хранителем, очаровательной, смелой и отважной девушкой — Айгуль Хассани. Она тебя нашла после боя, оказала первую медицинскую помощь и, главное, добилась твоей транспортировки в Вену. Ты совсем ничего не помнишь?

— Почему не помню? Все помню. Бой был. Бандитов навалилось очень много. Я расстрелял все патроны, израсходовал все гранаты. Перед взрывом гранаты, полет которой запечатлелся в моей памяти как замедленная съемка, у меня остался только один нож из двух. Затем, в мгновение ока, перед самым взрывом, передо мной выросла фигура последнего из оставшихся в живых — моего боевого товарища, Хасана. Светлая ему память…Он принял все причитающиеся мне осколки. Теперь я понимаю, как все произошло. Он был более худощавым, чем я, и немного пониже, мой друг Хасан. Вот и не смог отвести от меня часть осколков — шрамы эти будут мне вечным напоминанием о его подвиге… Потом все, как обрезало.

Айгуль, стесняясь, задала вопрос:

— Ты один раз у нас на базе пришел в сознание и, взглянув на меня, сказал «Фортуна». Это твое имя?

— Позывной. Но теперь я понимаю, что даже тогда, в беспамятстве, я не ошибся. Считай, что это я обращался к тебе. А имя мое — Владислав. Если коротко, для друзей — Влад. Зови меня так, хорошо? А как ты, Айгуль, такая нежная и хрупкая тянула такого бегемота, как я?

— Я так своей подружке и сказала, что это ты меня назвал своей Фортуной, а она, глупая, не поверила. Мне помогали наши бойцы. Перевязывала и мыла тебя сама, никому не разрешила к тебе прикасаться. Душой и сердцем поняла сразу, что ты — знак от Аллаха, судьба.

— Цени, Влад, заботу девушки. Она руководство Иракского Курдистана нагнула, чтобы тебя на санитарном самолете сюда привезти, — улыбаясь, сказала Мария. — Ты ей жизнью обязан.

— Спасибо, милая Айгуль, ты действительно моя Фортуна. А я всегда считал, что она для меня выглядит, как золотая монета с изображением богини судьбы, которую я всегда носил на шейной цепочке. Я повернул в сторону девушки голову, — моя жизнь теперь принадлежит тебе. Кстати, а монета не сохранилась, потерялась в том бою?

— Сохранилась, — сказала Айгуль, — еле-еле держалась на тебе, одно из звеньев цепочки надорвалось, но не до конца. Мне золотых дел мастера быстро все восстановили, еще крепче прежнего будет. Вот, пожалуйста, возьми.

— Нет, — сказал я растроганно, — знаю теперь, что моя Фортуна — ты, прекрасная Айгуль. Наклонись, пожалуйста, ко мне — я бы с радостью встал, да пока силенок не хватает.

Айгуль наклонила голову и я надел на ее шейку свою верную монетку — пусть хранит и украшает женщину, спасшую меня от верной гибели.

— Я позже расскажу, как обращаться с верной монетой Фортуной — вот здесь она, на обороте монеты, видишь, хорошо? Хочу тебе что-то подарить на память, но это единственная достойная вещь у меня. Кроме монеты у меня был только я. Сейчас вижу, что ошибался. Спасибо всем вам, друзья, я у вас в вечном долгу, очень вам всем благодарен. А ты, Айгуль, носи монетку на здоровье, на счастье, на удачу.

Девушка только радостно и счастливо рассмеялась, а затем, смущенно опустив глаза, произнесла:

— Спасибо тебе за подарок, Влад, хранить его буду вечно, но я была согласна и просто на то, что, что осталось от тебя без монеты.

Все сначала задумались, а когда поняли, что она имела ввиду меня самого — от души рассмеялись, легко, раскрепощенно, как только могут смеяться люди, поняв, что смертельная опасность миновала. Маша, смеялась, обняв за плечи мою счастливо улыбающуюся спасительницу, глаза которой были «на мокром месте».

— Слава Богу, твоя жизнь, Влад, вне опасности, — произнес доктор, — твой организм справляется с болезнью. — Тебя привезли, можно сказать, на грани. Несмотря на первичную обработку ран, заражения избежать не удалось. Айгуль колола тебе антибиотики, отодвигая неизбежное, но без хирургического вмешательства ты бы умер через два-три дня. Я в тот день дежурил в приемном отделении Центрального госпиталя и, оценив твое состояние, распорядился срочно готовить операционную. Нашпиговали тебя осколками знатно. Пара десятков осколков и все по периметру тела. Теперь я понимаю, что произошло. А до твоего рассказа мы все думали-гадали: что же с тобой произошло на самом деле. В левом плече застрял крупный осколок, я боялся, что он тебя порвал сухожилия. К счастью ошибся. Потом неделю очищали кровь от всяческой заразы, несколько раз проводили гемодиализ. Твой крепкий организм нам в этом помогал, другой бы не выдержал.

— И я молилась Аллаху! — добавила Айгуль.

— Да на Владе пахать можно, — подсказала доктору Мария. — Немного очухается и попытается отсюда сбежать.

— До полного выздоровления его никто отсюда не выпустит, я за этим прослежу, — строго и решительно заявила Айгуль.

Пока мы разговаривали, я все больше смотрел на доктора. Ну, хоть убейте, но его лицо мне знакомо.

— Влад, что ты так изучающе смотришь на Константина Владимировича? — заметила мой взгляд Мария.

— Да, понимаешь, когда у меня были галлюцинации, то казалось, что я сам на себя смотрел. Только первый я — в белом халате, а другой я — полутруп на кровати. Вот и рифмовать начал — хороший знак. Кто есть кто, разобраться было совершенно невозможно.

— Ха-ха-ха, — залилась смехом Мария. — Видел бы ты мое лицо и мою реакцию, когда я впервые встретила Константина Владимировича в госпитале. Я приняла его за тебя. Когда он попытался отнекиваться, чуть не влепила ему пощечину. Немного успокоившись, начала более внимательно присматриваться к человеку. Несмотря на схожесть, были отличия в прическе, в одежде и в манере держаться. Главное, что очень обидно — на внешность клюнула, а про глаза и забыла, что-то в мозгах не сработало. Если принимать во внимание цвет глаз — все понятно, кто где. Знаешь, как мне стало потом стыдно, я думала, провалюсь сквозь пол или сгорю от стыда. Спасибо доктору, он меня успокоил, а потом мы совместными усилиями попытались в этом комичном случае разобраться. Я Константину Владимировичу рассказала, что в Москве у меня живет хороший друг, очень похожий на него, с такой же фамилией, но с разными глазами.

— Признаюсь, Влад, я несколько опешил, когда Маша назвала меня твоим именем и не хотела слушать никаких объяснений, — усмехнулся доктор. — Когда ты попал ко мне на операционный стол, то я понял, почему Мария ошиблась. Разобраться мы сможем только в моем родовом замке.

— А у тебя есть родовой замок? — не удержался я с вопросом.

— Есть, я же граф.

— Аристократ, подрабатывающий доктором?

— Почему подрабатывающий? У меня частная клиника в Вене, там я работаю и руковожу. В Центральном госпитале Австрии я иногда дежурю и практикую. Когда бывают тяжелые случаи, становлюсь за операционный стол. Тебя, например, оперировал. Ассистировал мне профессор медицины Патрик Мак-Кинли, я у него проходил курс общей хирургии пятью годами ранее.

— Девушки, пора кормить нашего пациента, — внезапно сменил тему беседы доктор, — не все время ему сидеть на жидких витаминах, пусть погрызет кусок свежеприготовленного мяса.

— Доктор, мы не закончили разговор, — попытался я вернуться к беседе с Константином Владимировичем.

— Влад, сначала прием пищи, потом процедуры. Как говорят: война — войной, а обед по расписанию. Разговоры никуда не денутся. Ты лежишь в моей клинике и под моим присмотром.

Девушки убежали, а следом за ними ушел Константин Владимирович. Им на смену появилась медсестра. Сбросив с меня простынь, начала влажными салфетками протирать тело. За этим занятием медсестру застала Айгуль, вкатив в палату столик с завтраком. Не говоря ни слова, Айгуль отобрала у медсестры салфетки и жестом указала на дверь. Медсестра недоумевающе хлопая ресницами, попятилась к двери. Не успел я моргнуть глазом, медсестры в палате не было. Где-то минут через пять медсестра появилась в компании с Константином Владимировичем.

— Айгуль, Элиза у нас профессиональная медицинская сестра, она знает, как нужно ухаживать за больными, — многозначительно посмотрев на девушку, сказал доктор.

— Пусть Элиза занимается другими пациентами, а за своим мужчиной я буду ухаживать сама. Буду его мыть, кормить и возить на прогулки, — строго ответила Айгуль.

— Все-все, возражений не имеется, пусть будет так, ты заслужила, хорошо, главное — польза для пациента.

Я лежал и довольно улыбался. И мне ни капельки не было обидно, что восточная девушка меня присвоила, меня самого неспрося. Значит — судьба. С ней спорить бесполезно. В моем теле поселилась нега и беззаботность. Мыслей — никаких, хотя, когда я поглядывал на Айгуль — кое — какие мысли начали появляться…

Айгуль помогала мне принять удобные положения для влажной обработки тела. Салфетки в руках девушки порхали подобно мотылькам. Наиболее тщательно Айгуль протерла мне лицо. Затем достала из тумбочки бритву «Жилет», пену для бритья и помазок. Как заправский парикмахер, в считанные минуты побрила меня, обтерла лицо влажной салфеткой, а затем нанесла крем после бритья.

— Теперь ты похож на человека и я тебя буду кормить, — безапелляционно заявила Айгуль. — Не думай отказываться, одной рукой с ножом и вилкой тебе не управиться. Как сказал наш восточный мудрец Алишер Навои: «Нельзя хлопнуть в ладоши одной рукой».

— Айгуль — интересное имя, красивое, как ты. Мне все время хочется его произносить вслух. Ты не против? — осторожно задал я вопрос.

— Ах, какой ты! Имя мое означает «Лунный цветок» или «Прекрасная, как цветок». Тебе как больше нравится?

— Мне нравится, — я на мгновение задумался, и решительно заявил, — О! Прекрасная как лунный цветок!

Потом, вспомнив, спросил:

— А ты уже завтракала, Айгуль?

— Мы с Марией вместе в кафе ходили.

— Кофе с крендельками ели, наверное. Разве это завтрак, достойный Прекраснейшего лунного цветка? Цветку нужны пахучий и ароматный мед, сказочного вкуса халва-пахлава, щербет-мербет и рахат-лукум, козинаки и грильяж, нуга, а также курабье. Вот, чем должны питаться Прекрасные цветы, особенно Лунные.

— Какой ты шутник, ты всегда такой веселый? — сверкнув глазами серны, весело спросила красавица.

— Нет, о свет моих цветных очей, о сладкие грезы моих одиноких ночей! — понесло меня в рифму. «Ну, все, Фортуна, ты пропал» — успело мелькнуть у меня в одной из серых мозговых клеточек. Меня, однако же, эта мысль абсолютно не расстроила, я чувствовал: готов пропасть с этой необыкновенной девушкой хоть на всю оставшуюся жизнь!

— Ну, что ты, Влад, вгоняешь в краску женщину Востока, — зардевшись от смущения и удовольствия, тихо произнесла Айгуль. — Раз ты так, то я никогда тебя не оставлю одного, все время буду с тобой — мне нравятся, когда ты шутишь. Весело, а к тому же означает, что ты идешь на поправку — мне это как…. как медом и рахат-лукумом по душе! Вот тебе, о шутник моего сердца!

Так мы и переговаривались весело и беззаботно. Когда я попросил ее дать мне свою ладошку — она молча и посерьезнев протянула руку.

Я, со словами: — должен же я знать, как пахнут лепестки Прекрасного лунного цветка, — взял ее за кисть протянутой мне руки, прижал ее ладонь к губам, нежно и благодарно поцеловал, глубоко вдохнул ее запах. После поцелуя я закрыл ладонь красавицы ее тонкими пальцами и произнес: