— Передавая мне в Мюнхене дорогой футляр с удивительными по красоте и отменными по качеству игральными шахматами и доской из красного дерева, Иван попросил передать этот набор своему потомку, который прочтет этот стих. Он мне вручил фото, на котором стих был написан.

— Написан красивым почерком, а в самом конце, возле слова «цитаделью» стоит маленькая латинская буква «t», — дополнил я высказывание графа.

— Совершенно верно, Влад, — оживился граф. — Ты знал об этом?

— Понятия не имел. Просто я по специальности аналитик. Всю, информацию, касающуюся деда, всесторонне рассматривал, пытался понять, за что его убили.

— Понял?

— Еще не все, но где-то рядом.

— Тогда пошли в мой кабинет. В футляре есть письмо, адресованное Иваном Константиновичем потомкам. Его никто до сегодняшнего дня не вскрывал, ты первый. Когда прочтешь письмо, у меня будет, чем еще тебя удивить.

Владимир Михайлович поставил на стол большой футляр, изготовленный из толстой коричневой кожи. На углах футляра присутствовали медные украшения в виде шахматных фигур, потемневшие от времени. Посредине верхней крышки золотым тиснением написано: «Шахматы — это больше чем игра».

Открыв футляр, я опешил. В верхней крышке на двух зажимах держалась большая шахматная доска. Она вся блестела полированной поверхностью. В ней отражалось мое удивленное лицо. В нижней крышке, каждая в отдельной ячейке, на красном бархате, лежали шахматные фигуры, изготовленные из неизвестной мне породы дерева. Один комплект был светлым, а второй — коричневым. Каждая фигура посажена на толстую металлическую основу, мне кажется серебряную — имелся специфический налет. Надо отметить, что фигуры были по размеру в два раза больше обычных. Наверное, так удобней играть, решил я.

По подсказке графа, отпустив зажимы, я вынул из крышки шахматную доску, получив доступ к конверту. Взял его, повертел в руках, потряс и даже взвесил. Ничего внутри не болталось, значит, там одна бумага. Надписи на конверте не было.

— Оставайся здесь, читай, — предложил граф, — тебя никто не побеспокоит, но помни, на обед без опозданий. От чтения на пустой желудок никакого проку.

Знакомство с посланием деда пришлось отложить, до обеда осталось не более получаса.

За столом я был невнимательным. На реплики членов семьи Головко и Айгуль реагировал с опозданием. Еще бы не опаздывать, я был занят анализом полученной информации. Как ни странно, но почти все, что я себе нафантазировал ранее в отношении деда, начинает подтверждаться. Есть еще неизвестные, но думаю, прочтя письмо, узнаю новые детали. За размышлениями я не заметил, как расправился с обедом.

Снова я в кабинете. Взяв в руки конверт, заметил мелкую дрожь в руках. Этого еще не хватало. Я все время был совершенно спокоен, а сейчас разволновался. Перед боем в Шуваре такого не было. Положил обратно конверт в фуляр, отправился в курительную комнату, где приговорил подряд две сигареты. Не скажу, что пришел в норму, но почувствовал себя лучше.

Вскрыл конверт, начал чтение.

Ну, здравствуй, мой потомок. Не знаю, кто ты внук, внучка или кто-то с приставкой пра. Но то, что письмо вскрыл не мой сын Петр, я уверен. Нет, сын у меня хороший, и мы его с женой очень любим, но он несколько неуравновешенный, часто принимает поспешные решения. Это не мы его так воспитали, это ему досталось по наследству от бабушки — моей матери Софии. Ему с женой скоро по тридцать, а они до сих пор и не думают нам подарить внука или внучку, чтобы мы на старости лет порадовались.

Прочитав мое письмо, не делайте поспешных выводов, не навешивайте нам ярлыки воров и убийц. Просто сядьте и посмотрите на все изложенные сведения другими глазами, нашими глазами — Головко Ивана Константиновича и Головко Анфисы Павловны. Теперь буду писать все по порядку.

Рос я в очень своеобразном детском доме. У нас было хорошее снабжение продуктами, одеждой, школьные предметы нам преподавали отличные учителя. Но все равно мы чувствовали себя ущербными. О таких, как мы говорили: безотцовщина. О своем детсадовском прошлом я не пишу ничего, его не было. Когда начал соображать, у меня уже был детдом.

Когда к кому-то из воспитанников приезжали родные или знакомые, мы висли на заборах, рассматривая посетителей. Каждый мечтал, чтобы к нему приехали. Я тоже представлял себе, как ко мне приедет отец, взяв за руку, отведет на речку, станет учить меня плавать. Время шло, отец не появлялся. Зато внезапно появилась мама. Мы только вышли на игровую площадку, как я заметил идущую к нам красивую тетеньку. Подумал, вот бы мне такую маму. И вдруг мечта сбылась. Тетенька отвела меня в сторону и сказала, что является моей мамой. Не знаю, что толкнуло меня в объятие молодой женщины, но через мгновения мы вместе рыдали. К сожалению, встреча была короткой. Мама оставила мне рубашку, брюки, кулек с шоколадными конфетами «Лесной орех» и ушла, обливаясь слезами.

Надеялся, что мама снова придет. Потому каждый день, в одно и то же время приходил на прежнее место. Проходили дни, месяцы и годы, мама не появлялась. Но я упорно продолжал ждать. Повзрослел я в одно мгновение — началась Великая Отечественная война. На фронт меня не брали, мал еще, но со станком я мог управляться. По шестнадцать часов в сутки точил снаряды, зная, что они уничтожают фашистов.

В 1944 году я попал служить в «Смерш», там встретил свою Анфису. Наши служебные отношения со временем переросли в семейные. За неполный год на войне довелось нам испытать много трудностей и увидеть много горя.

После учебы нашу молодую пару разведчиков направили работать в Германию. Трудно было и очень опасно. В этой части Германии сохранились опытные контрразведчики, служившие еще Гитлеру. Но, тем не менее, нам удавалось выполнять поставленные задачи.

На выставке сложного оборудования в Германии, в 1956 году, я случайно увидел маму, она была руководителем группы переводчиков. Нашел ее в гостинице. Мы проговорили с ней до самого утра. Она мне рассказала о моем происхождении, о родственниках, звала в гости в Швейцарию. Естественно, открыто приехать я не мог, довелось ждать удобного момента. Такой подвернулся спустя пять лет. Я и Анфиса познакомились с моим дедом и бабушкой. Дед на несколько дней загнал меня в семейный архив, где я подробно ознакомился с родословной и с историей семьи. Узнал о причинах, побудившим деда оставить Россию и перевезти в Швейцарию всю семью.

Как считал дед, и я разделяю его мнение и сейчас, античеловечная политика ВКП(б) стала причиной крушения прежнего государства и гибели миллионов людей. Нелегко далось мне осознание правоты деда, ведь я состоял в партии с октября 1944 года, верил вождям и воплощал в жизнь их решения. Выйдя из архива и поговорив с дедом, бабушкой и мамой несколько дней, я стал смотреть на мир совершенно иначе. Мне стали бросаться в глаза недостатки нашего социалистического строя. Почему-то партийные руководители эти недостатки как бы не видели и не стремились устранять, а людей, указывающих на их наличие, подвергали гонениям.

По настоянию деда Степан Станиславович повез меня и Анфису на воды в Альпы. Неделю мы перебирались из одного места в другое, окунались в горячую воду, содержащую полезные для организма минералы и соли. Не знаю, воды помогли, или просто настало время, но в 1962 году Анфиса подарила мне сына.

В связи с большой занятостью на работе должного внимания ребенку мы уделять не могли. Он проводил больше времени в специализированном интернате, нежели с нами. Я понимал, что это неправильно, но пока не решался уйти со службы, хотя помнил слова, сказанные дедом. «Хочешь иметь нормальную семью, о разведке забудь» — напутствовал дед. Это не пустые слова, через подобные невзгоды он прошел, мотаясь по всему миру.

Почему остался служить, а не покинул разведку? Объясню. Вернувшись, домой, мы с Анфисой долго обсуждали нашу жизнь, сравнивали с уровнем жизни наших родственников. Сравнение однозначно не в нашу пользу. Поставили себе задачу поднять этот уровень с учетом реальных возможностей. Передумали о многом. Рождение сына Петра побудило нас к более активной мозговой деятельности. Говорят, что мысль иногда материализуется, так случилось в нашей с Анфисой карьере. Нас перевели на работу в отдел по оказанию помощи дружественным партиям. Проще говоря, мы должны были осуществлять оперативное прикрытие при передаче средств партиям, движениям, фондам и отдельным гражданам за пределами СССР. Деньги передавала Коммунистическая партия, которая накопила средства, по-тихому украв их у народа, у каждого из нас.

Возомнили мы с женой себя «робин гудами», решив, что будем понемногу отщипывать из партийной помощи и помогать нуждающимся коллегам и товарищам, что останется, потратим на семью. Первая же попытка, чуть ли не оказалась последней. Мой коллега накатал в партком заявление, что я живу не по средствам, поскольку занял ему пятьсот рублей с отсрочкой отдачи через год. Парторг долго меня распекал, но подал умную мысль: если я не хочу нажить себе врагов, то лучше никогда и никому не помогать финансово.

С этого момента все средства, оторванные от помощи, размещали за рубежом. О механизме отъема денег не пишу, оставлю это личной тайной. Я мог бы и не рисковать, мама предлагала пользоваться ее деньгами, она имела приличную долю в семейных предприятиях. Не хотел быть нахлебником и садиться на шею родственникам. Пусть понемногу, но я сколачивал капиталец.

В 1971 году неподалеку от замка Тарасп я приобрел по смехотворной цене высокогорное шале. В течение года с Анфисой разрабатывали устраивающий нас проект, вернее придумывали внешний вид и расположение комнат внутри. Долго бы мы морочили друг другу голову, пока за дело не взялся Михаил Степанович. Проект реконструкции был разработан и составлена смета. Траты были солидными, но мы считали, что для обеспечения будущего сына и его детей никаких денег не жалко. Я выписал доверенность Головко Михаилу Степановичу на право распоряжаться моим имуществом и расходовать средства со счета в Центральном банке. Могут возникнуть сомнения в правдивости моих слов. Как же, в то время полностью закрытый от всего мира Советский Союз, и вдруг появляется счет в банке Швейцарии. Не надо забывать, что я длительное время проработал в Европе, прекрасно знал законы многих стран, и у меня очень хорошие родственники живут в Швейцарии.

В шале с Анфисой отдыхали всего три раза, каждый раз доводилось создавать оперативные комбинации со сменой паспортов и стран пребывания. Напрямую приехать в Швейцарию было невозможно, это направление усиленно контролировалось сотрудниками спецслужб СССР.

Когда Петр заявил, что пойдет учиться на провизора, я стал понемногу накапливать средства непосредственно в Союзе. В Европе аптечное дело востребовано и всегда сможет прокормить. Постепенно я собрал информацию обо всех предприятиях европейской части Союза, занимающихся производством лекарств. С некоторыми руководителями познакомился лично, часто под надуманным предлогом.

Работая в разведке, мы видели, что наше государство постепенно скатывается в пропасть. Руководящая и направляющая партийная элита все больше отрывалась от народа. Ей было плевать на то, что где-то нет мяса, колбасы и других продуктов питания, что людям негде жить. Главным было оказание помощи «борцам за свободу» в тьмутараканьем углу, потратив десятки и сотни миллионов народных денег, но не пустить эти средства на повышения благосостояния собственного народа. Эта порочная практика была в государстве с момента его образования. Пример Испании, Китая, Монголии, Кореи, Кубы, Вьетнама и еще нескольких десятков стран. Деньги им давали щедрой рукой, а отдача была равна почти нулю, потому что денежки проедались, а не использовались для создания новых предприятий.

К концу 80-х в стране кооперативы росли как грибы. Я естественно держал руку на пульсе, подмогнул Петру, подтолкнул к сотрудничеству нужных людей, создали кооператив «Фармацевтика», чтобы не путаться с направлением деятельности. Давал деньги Петру дозированно, чтобы никто и ничего не заподозрил. У меня были на «черном рынке» хорошие связи, валюту, несмотря на жесткое преследование, меняли честно и в нужных объемах. В 1990 году я рассказал Петру, где находится тайник с иностранной валютой, объяснил, как правильно с ней обращаться, свел с нужными людьми. Несмотря на свой характер, сын серьезно воспринял мои слова и проколов не допускал.

Подошел я к самому темному месту в нашей с Анфисой биографии.

В 1990 году, желая развить влияние на арабские движения Ближнего Востока, СССР принимает решение оказать помощь «Организации освобождения Палестины» и движению «ХАМАС». Как по мне, оказание помощи террористическим организациям — последнее дело, государство теряет авторитет среди других стран. Как обычно пригляд за оказанием помощи осуществлял Секретариат ЦК КПСС, а фактически он из своих средств финансировал все мероприятия нашими руками. И вдруг ко мне в гости приходит мой старый товарищ Игорь, с которым мы воевали и длительное время сотрудничали, работая с ценностями. Ему кое-что от меня перепадало. Товарищ сообщает, что молодой сотрудник их отдела начал вести себя непонятно, по всем признакам готовится похищение помощи арабам. Кто задействован в этом, мой товарищ не знал. Он, как старый большевик, попросил укоротить руки молодому да раннему сотруднику.