К ужину в столовую я вышел в белом льняном костюме, в парусиновых белых туфлях и с канотье на голове — нормальная офицерская форма одежды для отдыха.

Мой стол под номером девять пустовал. Стоило мне за ним устроиться, сразу же появилась молодая симпатичная официантка с разносом, уставленным тарелками с моим ужином. Приличных размеров говяжья отбивная с гарниром из гречневой крупы, салат из свежей капусты, розетка с приправой и тарелка с тремя блинчиками с творогом. Кофе или чай, по усмотрению, девушка обещала принести после того, как я расправлюсь с предложенными блюдами. Что здесь думать, кушать надо. Инструменты в руки и вперед. Но не тут-то было. Рядом со столом нарисовался статный мужчина, лет пятидесяти, в сопровождении дам: девушки около двадцати пяти лет и женщины, примерно возраста мужчины. Как-никак я культурный человек, поэтому в присутствии дам довелось бодро подняться.

— Владислав Петрович, — представился я. — Не возражаете, если составлю вам компанию за столом?

— Григорий Иванович Перминов, — простуженным голосом сказал мужчина.

— Это, — он указал рукой на женщину, — моя жена, Людмила Алексеевна. — Вертящая головой во все стороны особа — наша дочь Мария.

Я окинул взглядом дам. Старшая, Людмила Алексеевна, обыкновенная серая мышка, с минимумом косметики, в молодые годы, по всей вероятности, была довольно симпатичной. Однако годы берут свое и становятся от этого красивее своих доноров.

Естественно, больше уделил внимания молодой особе, как выразился Григорий Иванович. Девушка среднего роста, стройна. Волосы выкрашены в черный цвет, и, в общем, гармонируют с карим цветом глаз, аккуратно пострижены. В названиях женских причесок не силен. Лицо симпатичное, без каких-либо изъянов. Ткань легкого летнего брючного костюма, четко повторяет все контуры тела девушки, а контуры эти довольно аппетитные.

— Очень приятно, — ответил я, чуть помедлив с ответом.

— Вы молодой человек, из каких будете? — спросил мужчина, удобно устроившись на стуле.

— Не понял?

— К какому ведомству принадлежите?

— Финансовое управление.

— Финансисты так устают, что им требуется отдых? Вот никогда бы не подумал, что, нажимая клавиши клавиатуры компьютера, можно умориться.

— Не имею чести быть с вами знаком, чтобы ответить в соответствии с вашей принадлежностью к, пользуясь вашей терминологией, каким-то. Но весьма странно, что вы так оцениваете работу других людей, — осторожно ответил я, понемногу напрягаясь, а про себя подумал: «Не спорь, Влад, с дураком, а то окружающие не заметят между вами разницы». Но продолжил, не сумев преодолеть желание немного культурно поиграть на нервах у этого господина:

— А вот Козьма Прутков считал, что в отдыхе нуждаются абсолютно все. Помните его изречение: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану»? Как вы считаете, он прав?

Григорий Иванович презрительно хмыкнул, но продолжил без устали изливать яд: — Раз вы финансист, то почему здесь, а не в Арабских эмиратах?

И как-то глубже задышав, еле сдерживая вырывающийся наружу беспричинный гнев, раздраженно завершил свою глубокую мысль.

— Не собрали нужную сумму с подотчетных вам структур?

— А у вас, Григорий Иванович, есть основания подозревать меня в мздоимстве? Я уж не говорю о вашей странной логике. Считайте: не очень люблю жаркие страны, — как можно нейтральней ответил я важному и чему-то неизвестному мне гневающемуся соседу по столу, хотя было желание подерзить более серьезно. Даже не подерзить, а поставить на место человека, так грубо поставившего под сомнения мою честь. Известно же: душу — Богу, жизнь — Отчизне, честь — никому. А тут такие пассажи. И в первый же день отдыха! Вот так начало! Посмотрим — посмотрим, чем отпуск закончится. И не столько незнание, с кем оказался за столом (чинопочитанием не страдаю, могу зарядить межи очи за такие слова кому угодно), а исключительно присутствие дам, остановило.

— Я вижу, вы тоже любите отдых в лесу — безуспешно пытаясь придать голосу толику вежливости, все же произнес я в завершение фразы (совсем не той, что в одну секунду сформировалась в моих быстрых мозгах).

— Это не ваше дело, молодой человек, — упорно продолжая грубить, промолвил с загадочным интонационным нажимом собеседник.

— Прошу прощения, но такое пристальное внимание к моей персоне, проявленное вопросами исключительно с вашей стороны, дало мне право задать встречный вопрос, из элементарной вежливости, и только об окружающей нас в этом прекрасном месте природе. Всем приятного аппетита, — пожелал я всем, кратко кивнув головой, хотя мне его основательно подпортил господин Перминов.

В общем, ужин проглотил, даже не успел распробовать, как следует блюда. Одним глотком, как стопку водки, выпил чашку чая, и торопливо откланялся, испытывая раздражение и чувство брезгливости, явно проявившиеся на моем обычно невозмутимом лице — находиться в обществе этого человека мне становилось неприятно и даже противно.

Вышел на берег озера, там размещались места для курения. Достал сигарету настоящего американского «Честерфилда» — люблю чередовать его с «Мальборо», чтобы на контрасте обе марки были мне всегда «вкусными», и задымил, зло глядя на вмиг присмиревшую воду.

— Владислав, вы разрешите рядом присесть? — поинтересовалась, неизвестно откуда появившаяся Мария. — Я хочу извиниться за резкость папы.

— Пожалуйста, присаживайтесь, места достаточно. А по поводу резкости папы, скорее хамства, замечу — я, например, сам привык отвечать за свои слова и просить прощение за незаслуженно высказанные совершенно незнакомому человеку подозрения и неприятие. Но, учитывая, сколь прекрасен обликом секундант, я готов отозвать вызов на дуэль вашему грозному отцу и простить ему все, ну почти все — то есть незначительные и невольные грубости, до известного предела. Надеюсь, вас он не подозревает во всех смертных грехах? Кстати, вам сигаретный дым не повредит?

— Хотела у вас попросить сигаретку. Знаете, я иногда позволяю себе выкурить одну сигарету в неделю.

— Родитель ругаться не будет?

— Он у меня хороший. Просто сложились так обстоятельства, и теперь он во всех молодых людях, вроде вас, видит одних проходимцев, — грустно сказала девушка, дымя сигаретой.

— Это вроде каких? Есть печальный опыт?

— Печальней не придумаешь, — сказала Мария, и задумчиво отвернулась в сторону затихшего к вечеру озера, отражающего как зеркало густой орешник, робко пристроившийся на самом берегу и молодую пару, ожидающую развитие ситуации.

— Если вам эта тема разговора неприятна, то давайте ее оставим, посмотрите, как красиво на частокол лесных верхушек нанизывается уставшее за день солнце.

— Действительно, красиво. Но я хочу принести вам извинения от нашей семьи.

— Извинения приняты, ничего не было.

— А еще мне нужно с кем-то поговорить. Столько всего в душе накопилось…

— То есть вам нужны свободные уши, и человек, которому можно поплакаться в жилетку.

— Что-то вроде того.

— Здесь могут появиться отдыхающие санатория, и услышать нашу беседу. Я так понимаю, вы не хотите, чтобы ваши слова слушали многие и утром к завтраку стали достоянием всех местных кумушек, которых здесь, видимо, хоть пруд пруди?

— Правильно понимаете, Владислав, — задумчиво ответила девушка.

— Тогда есть предложение покататься на лодке, до темноты еще часа два.

— Согласна.

Через десять минут я неспеша выгребал веслами в сторону противоположного от санатория берега.

— Весь во внимании, — улыбнулся я Марии, уложив весла в лодку.

— Хотела с вами поговорить, а, что говорить — сейчас растерялась.

— Начните, сначала.

— Я — дочь командира N-ской дивизии генерал-майора Перминова, — собравшись с духом, выдала Мария.

— Интересное начало, а я чуть не нагрубил человеку с большими звездами.

— А вы можете грубить?

— Могу, если надо, но не часто.

— А мне вы показались добрым и спокойным. Так вот, я — дочь генерала. Вы представляете, какое пристальное внимание таким перспективным девушкам как я, уделяют молодые офицеры?

— Догадываюсь.

— Мне тоже уделял внимание папин адъютант. Очень воспитанный и добропорядочный молодой человек, по крайней мере, он таковым тогда всем казался. Я, дура набитая, закончив, медицинский институт в Москве, и пройдя интернатуру, вернулась к родителям.

— Вы не москвичка?

— Папа служит в Казани. Я там нашла место в общей хирургии республиканской больницы. Работа ладилась, ухаживания адъютанта я приняла. Еще бы — красавец, эрудит, песни поет — заслушаешься, стихи сочиняет. Растаяла я как воск на солнце, буквально через три месяца мы поженились, родители не возражали. Папа служебное жилье выделил, чтобы нам, молодым, не мешать. Полгода просуществовала идиллия, а потом я стала замечать, что мой муженек как-то странно стал себя вести. Заподозрила неладное. Оказалась права, появилась у него восемнадцатилетняя пассия. Если честно сказать, там смотреть не на что, скелет обтянутый кожей, да большущие, на пол лица глаза, серые, на вид выцветшие.

Состоялся у нас с мужем серьезный разговор. Не отпирался, сказал, что наш брак был ошибкой, и он ее намерен исправить. Исправил, подал на развод. Я удерживать его не стала. Но для себя поинтересовалась личностью девушки. Выяснилось, что девушка — Алиса, дочка члена правления ЗАО «Казнефть».

— Дело запахло керосином.

— Что? Не поняла?

— Говорю, ваш муж променял красивую женщину на керосин от ЗАО «Казнефть».

— Примерно так. Я вернулась к родителям, а мой бывший муж не торопился освобождать служебное жилье. Папа разозлился, и перевел его служить в линейный батальон. С тех пор мы не знаем покоя. Бывший муж пишет кляузы во все инстанции, очерняя отца. Через не совсем порядочного нотариуса, в нарушение закона, переоформил служебную квартиру на себя. У отца проверка за проверкой. Должны были присвоить очередное звание после перевода на более высокую должность, теперь придерживают, пока не закончатся все проверки. Уже год мы живем в постоянном стрессе.

— Почему ваш отец не подключит знакомых, чтобы разобраться с нерадивым офицером?

— Для кого-то, отец бы все перевернул вверх тормашками, а для себя стесняется просить, в том числе и у друзей.

— Друзья познаются не только в радости.

— И я ему тоже это говорю, мама со мной согласна, да разве этого упертого генерала переубедишь.

— Не завидую я вам, целый год трепать нервы.

— Вот выговорилась, и знаете, стало легче на душе, вы умеете слушать. Давайте, будем править к берегу, спускаются сумерки.

Лодку я сдавал сторожу, под его ворчание, уже в полной темноте. Мария стояла на берегу, ожидая меня, обхватив руками за плечи. Как истинный джентльмен, я предложил ей свой пиджак. Отказа не последовало. Намеревался провести Марию в номер, но тут же получил альтернативное предложение. Девушка хотела провести именно меня, благо наши номера находились в одном корпусе, только мой в правом крыле.

Если я предложу ей переночевать у меня, она это может неправильно понять… И будет права!

Дальнейшее развитие событий доказало, что слабый пол сильнее сильного в силу сильной слабости сильного пола к слабому!

Скажу так, женщина, не ведавшая мужчину более года, способна творить чудеса. И мы эти чудеса вытворяли вместе. Если в двух словах, то нас пленила общая страсть, мы боролись, побеждая друг друга по очереди. До самого утра у нас не было не единой минуты передышки, был один дикий и безостановочный секс. Настоящий секс — это такой секс, после которого даже соседи выходят покурить! Может, кто-то из моих соседей и выходил курить, мы на это совершенно не обращали внимание.

Не знаю, как Мария, но я утром чувствовал себя опустошенным до донышка. Когда сработал будильник, обнаружил, что нахожусь в постели один, подушка, лежащая рядом, еще сохранила запах парфюма девушки. Значит, ночные страсти мне не приснились. Помылся, побрился и отправился на завтрак.

Генерал с семейством уже был за столом. Пожелав всем доброго утра, я уселся на свое место, встретил жесткий и неприязненный взгляд генерала.

— Молодой человек, вы ничего не хотите мне сказать? — уставился на меня генерал.

— А должен? Вот принесут завтрак, я пожелаю вам и вашим дамам приятного аппетита.

— Прекратите валять дурака. Вы прекрасно понимаете, о чем я хочу знать.

— Уточните, пожалуйста, я не понимаю.

— Не понимает он. А то, что Машка сидит, и лыбится, как кошка, объевшаяся сметаны, вам о чем-то говорит?

«Да, — подумал я, — одни с годами умнеют, а другие просто становятся старше, и семья хорошая, жаль. К сожалению, некоторые считают, что их большой жизненный опыт заменяет мозги…», но произнес: