Она снова сделала глубокий вдох.

— Хоть мы это не планировали, но у меня такое чувство, что передача получилась. Все шло само собой! Но если ты недовольна, то, конечно, мы…

— Недовольна?! — прервала ее Дана. Засмеявшись, она прошлась по комнате. — Вы были просто великолепны! — Она подошла к Джилл и взяла ее за руки. — Просто неподражаемы!

— Неподражаемы? — Джилл смотрела на подругу, начиная успокаиваться. — Тебе действительно понравилось?

Дана снова рассмеялась.

— И всем остальным тоже. По-моему, у нас получилось великолепно!

Джилл улыбнулась, а потом даже засмеялась, сама удивляясь тому, насколько беззаботно звучит ее смех.

— Ты думаешь, нас ждет удача? — спросила она взволнованно. — Разве можно угадать заранее такое?

— Продюсеры такие вещи чувствуют. — Дана ее обняла. — Как вы с Джеком друг на друга действуете — это что-то невероятное! Разве что электрических искр не видно было. Такая парочка — просто мечта продюсера. Вот подожди, посмотришь запись… Глаза у тебя сверкали, щеки горели. Вид у тебя был такой, будто ты готова то ли его целовать, то ли убить на месте.

Джилл даже застонала, страшно смутившись, и Дана ухмыльнулась.

— Надо отдать Джеку должное. Он — просто прирожденный шоумен. Как он подстраивал свои отзывы под твои — это просто что-то невероятное! У него настоящий талант импровизатора. Из него вышел бы прекрасный актер.

— Что ты хочешь сказать — «подстраивал»? — Джилл нахмурилась. — Он не читал по телеподсказчику?

— Нет. Он вживую реагировал на твои слова.

Джек не читал свой текст! Он импровизировал! Джилл снова нахмурилась: ей совсем не нравилось то, что пришло ей в голову.

Дана тревожно смотрела на подругу.

— Я сказала что-то не то?

— Конечно, нет! — Джилл постаралась, чтобы ни ее лицо, ни слова не отражали ее чувств. — Я удивлена, только и всего. И я рада, что передача тебе нравится.

— Очень! — Дана вернулась к двери, и, остановившись у нее, снова повернулась к Джилл. — Кстати, ты была права относительно этого платья. Это — не твое. К следующей передаче мы подберем тебе что-нибудь более консервативное.

— Слава Богу!

Дана улыбнулась.

— Главное, мы хотим подчеркнуть то, какие вы с Джеком разные. Знаешь — он будет раскованный, а ты…

Тут Дана запнулась, и Джилл вскинула брови:

— Ты хочешь сказать «чопорная»? «Синий чулок»?

Дана откашлялась.

— Нет, мы хотим нечто более мягкое. Более… романтическое.

— Романтическое?

— Ну, знаешь… женственное.

— Более женственное?

— Пышные юбки, кружевные воротнички. Нечто в таком роде. Джек — мужчина, ты — женщина. Ваши отзывы о фильмах отражают это.

— Похоже, не только наши отзывы, но и наша одежда. — Джилл недовольно хмыкнула. — Я считала, что цель нашей передачи — дать женской части телеаудитории соответствующий взгляд на фильмы. У меня такое ощущение, что вместо этого я участвую в показе мод. Не могу поверить, чтобы моя одежда имела заметное влияние на успех нашей передачи.

— Это нелепо, правда? Но если перемена в твоей внешности увеличит зрительскую аудиторию, то твои обзоры услышит большее количество женщин! — Дана взялась за ручку двери и решительно ее повернула. — Ну, заканчивай переодевание, мы сможем поговорить и после.

После того, как за Даной закрылась дверь, Джилл вернулась к туалетному столику и уселась перед зеркалом. Голова у нее шла кругом от всего, что произошло за последние несколько часов. Улыбнувшись, Джилл начала снимать с лица яркий макияж. Дана считает, что передача будет иметь успех! Она говорит, что они с Джеком были великолепны!

«Джек — прирожденный шоумен. Из него вышел бы просто прекрасный актер».

Вспомнив эти слова, Джилл перестала улыбаться. Насколько он изменил свои тексты ради эффекта? Не может быть, чтобы он пошел на такую низость и изменил их кардинально!

Или может? Джилл нахмурилась. Когда Джеку чего-то очень хочется, он способен на все.

А ему очень хотелось оставить свое клеймо на обозрении «Мое кино».

Взяв со столика щетку, она принялась вычесывать из волос лак. Неделю назад Джилл твердо руководила направлением передачи. Все было продумано, она владела ситуацией и своими чувствами. Джек подписал контракт — и бабах! Все пошло не так. Она уже не решает даже того, во что будет одета.

Джилл замерла, сжав щетку в руке. Джек полностью управлял ситуацией. У него с самого начала были свои планы на передачу, и, зная, чем ее можно зацепить, он их осуществил.

Джилл, ничего не подозревая, сыграла ему на руку!

Сжав губы, она бросила щетку на столик. Ей не нравился ход собственных мыслей — хотелось бы думать, что она ошиблась.

Джилл не терпела неопределенности, поэтому она быстро переоделась в твидовые брюки и крахмальную белую блузку, надела уличные туфли и, не дав себе времени передумать, решительно вышла из гримерной и направилась в комнату Джека, расположенную напротив.

Джилл постучала в дверь — и в следующую секунду Джек уже ее открыл. Она почувствовала, что у нее на секунду замерло сердце. На нем были только тесные джинсы — и все. Да и те были полурасстегнуты и немного спустились с бедер, открыв плоский живот.

Она невольно скользнула взглядом по его обнаженной груди… и ниже. Ее пальцы зудели от желания последовать за взглядом, и она поспешно спрятала руки в карманы брюк и посмотрела Джеку в лицо.

Он приподнял брови, не скрывая того, что находит ее поведение забавным. У нее от смущения загорелись щеки.

Господи, она же буквально пожирала его взглядом! Конечно, его это позабавило.

Джилл расправила плечи.

— Мне бы хотелось кое-что выяснить.

— Заходи.

Он открыл дверь шире и шагнул в сторону, пропуская ее в комнату.

Она скользнула мимо него в гримерную. Остановившись на середине комнаты, Джилл резко повернулась к нему.

— Ты сымпровизировал свои обзоры ради эффекта?

Вид у Джека был изумленный:

— Извини?

— Дана сказала мне, что ты импровизировал на передаче. Ты не читал с телеподсказчика.

— Он мне был не нужен. Я и без него знал, что хочу сказать. — Джек шагнул к ней. — Тебя это не устраивает?

Джилл уперла руки в бока.

— Да, если ты изменил свое мнение только для того, чтобы оно противоречило моему. Ты это сделал?

— Я изменил язык, только и всего.

Кровь кинулась ей в голову.

— Только и всего?! — изумленно повторила она. — Люди на основании наших обзоров будут решать, смотреть ли им эти фильмы. Мы — журналисты! У нас обязательства…

— Это ты журналистка, Джилл. Я же специалист по кино. — Он подошел к ней так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — И вообще не нужно столько пыла, мы же говорим о кино! А не о мировой политике.

— И что ты на самом деле думаешь о фильме «Любовь делает выбор»?

— Я считаю его надуманным и чрезмерно сентиментальным. Как я и сказал перед камерой.

— Но не то, что он полностью лишен художественных достоинств?

— Нет. — Джек внимательно ее осмотрел. — Но этого я и не говорил.

— Ты только что не обозвал его мыльной оперой!

— А ты назвала фильм Сталлоне хламом.

— Но я так действительно думаю.

— И я тоже говорил, что думаю. — Джек наклонил голову так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. Джилли ощутила жар его тела, хоть он к ней и не прикасался. — Знаешь, в чем на самом деле проблема, Джилл? Ты не выносишь, чтобы с тобой не соглашались.

— Это неправда!

— Правда. — Джилл попыталась отвернуться, но он поймал ее руку и заставил остановиться. — Вот почему ты хотела вести это обозрение с Клейтоном. Это было бы так удобно! Ты могла бы стать главной, всем управлять! Все бы шло по-твоему.

— Я хотела вести обозрение с Клейтоном потому, что я его уважаю.

Джек сузил глаза.

— Потому что ваши мнения сходятся. Мои слова ты не опровергла.

— Ты отвратителен!

— Я честен.

— Честен? По отношению к кому, Джек? Не ко мне. И, конечно, не к себе самому.

— О чем это ты говоришь, Джилли? О передаче? Или о нашем прошлом?

Она вздернула подбородок и возмущенно потребовала:

— Сию же минуту отпусти меня!

— Так, значит, теперь мы говорим о прошлом. Прекрасно. — Джек крепче сжал пальцы. — Я был с тобой честен, Джилли. До предела честен. Но тебе это было не по вкусу. Ты хотела, чтобы я тебе лгал, строя несбыточные планы на будущее. Ты хотела, чтобы я говорил тебе о том, чего не чувствовал — и не мог чувствовать. И я об этом жалею. Но я был честен.

— Я тебя презираю, Джек Джейкобс. И не могу понять, почему я когда-то с тобой сблизилась.

У него потемнели глаза и заиграли желваки на щеках. Он притянул ее к себе.

— Ты, наверное, целых пять лет мечтала мне это сказать. Теперь ты довольна? Или хочешь повторить еще раз?

Джилли уперлась ему в грудь кулаками.

— Одного раза достаточно, спасибо. Но я предпочла бы больше никогда с тобой не встречаться!

— Сомневаюсь, чтобы ты действительно хотела именно этого.

Его голос чуть охрип, и одну опьяняющую секунду он не сводил глаз с ее губ. А когда он снова встретился с нею взглядом, Джилли прочитала в его глазах сильное чувство. Но какое? Гнев? Страсть? Между ними существовали узы, порожденные близостью, — эти узы сохранились даже тогда, когда близости уже не стало.

Несмотря на все, что между ними было, — а может быть, именно благодаря этому, она знала этого человека так, как не знала больше никого — даже мужчину, который был ее мужем.

И Джек знал ее так же хорошо.

Он наклонил голову еще ниже.

— Или ударь меня, или поцелуй, Джилли. Ведь тебе именно этого хочется!

Под своей рукой она ощутила бешеный ритм его сердцебиения, жар его тела. Она попыталась высвободиться.

— Не обольщайся! Ты на меня не настолько сильно действуешь.

Он притянул ее еще ближе.

— Ты так и не научилась лгать, Джилл Лэнсинг.

— А ты — мерзкий сукин…

— Ну, так что ты выберешь? Ты меня ударишь или…

Он снова перевел взгляд на ее губы, и Джилл показалось, что она оказалась в эпицентре урагана.

Она пошевелила прижатыми к его груди пальцами, борясь с влечением, ощущая его крепкое жаркое тело.

— Я не хочу тебя целовать, — прошептала Джилл, но ее глухо прозвучавшие слова оказались до смешного неубедительными. — А насилия я не признаю.

Джек придвинулся к ней еще ближе. Ее руки оказались зажатыми между ними, но это не уменьшало контакта их тел.

— Ударь или поцелуй! — снова потребовал он.

Его губы были всего в сантиметре от нее. Джилл застонала от страсти. И боли. Ей действительно хотелось поцеловать его — так сильно хотелось, что она вся дрожала. Ей достаточно только чуть приподнять лицо, и она ощутит прикосновение его губ. Наконец-то, спустя столько лет! Она сможет вспомнить их вкус и забыть обо всем.

Забыть обо всем!

Так она жила пять лет тому назад. И теперь она снова собирается превратить свою жизнь в череду счастливых и несчастных дней. Джек Джейкобс причинит ей боль, как делал это и прежде.

Но теперь она должна думать не только о себе.

Ребекка!

Мысли о дочери, Питере и скорой встрече с адвокатом ворвались в ее ум и вмиг отрезвили ее. Она не может себе позволить забыть обо всем. Ей надо думать о Ребекке.

Джилл напряглась:

— Отпусти меня, Джек. Сию же минуту.

— Разве ты этого хочешь?

— Да. — Она прокашлялась и снова повторила, уже тверже: — Да. Я этого хочу.

Одну секунду он не двигался, а потом разжал руки и отступил от нее на шаг.

— Хорошо.

Джилл не двигалась. Без его тепла, без опоры его сильного тела она почувствовала себя осиротевшей. Руки у нее горели от соприкосновения с его обнаженной грудью, губы ныли от обманутого ожидания поцелуя.

Сожаление, мучительно-сладкое сожаление поднялось в ней — но Джилл расправила плечи и гордо подняла голову. За эти пять лет ее жизнь изменилась — она сама изменилась. На этот раз она не попадет под чары Джека.

— Больше ко мне не прикасайся, — негромко, но решительно проговорила она. — Ты уже давно потерял на это право.

Джек сунул руки в карманы джинсов.

— Боишься, что в следующий раз уже не сможешь обманывать себя относительно того, чего тебе на самом деле хочется?

Он читает ее мысли!

Мысленно осыпая его проклятиями, Джилл круто повернулась и, не отвечая на его слова, ушла из его гримерной.

3