Сьюзен Льюис - Дай мне шанс

Она хлопнула телефонную трубку на рычаг и уже хотела отвернуться, как телефон снова зазвонил.

— Да?

— Здравствуйте, госпожа Маккен, — произнес тихий низкий голос. — Мы с вами незнакомы, но я хочу, чтобы вы знали — я ваш друг. И как друг, я советовал бы вам отстраниться от работы над фильмом, который вы сейчас готовите…

— О, великолепно! Мне только этого и не хватало! — вскипела она, с размаху кидая трубку. Потом взяла сумочку, ключи и выбежала за дверь.

Через пятнадцать минут она уже поставила машину за машиной Майкла, подбежала к двери и громко постучала.

На стук вышла Клода. Когда она разглядела гостью, удивление на ее лице сменила улыбка.

— Как я рада тебя видеть, — сказала она, обнимая Эллен. — Мы сегодня ездили на съемочную площадку и искали тебя там, но ты уже уехала. Входи. Ты останешься на ужин?

Эллен не ответила, она увидела Майкла, сидящего на диване рядом с Робби. Его лицо вообще ничего не выражало, но она сердцем чувствовала, как в нем борются гнев и отчаяние. Робби наблюдал за ними широко открытыми глазами, в них читались сомнение и неуверенность, и на одну ужасную секунду Эллен поняла, что нервы сдают.

Но она справилась с собой и, посмотрев на Майкла, сказала:

— Мы должны поговорить.

Он, может быть, и хотел бы отказать, но, должно быть, решил не выяснять отношений при Робби. Майкл направился к их спальне, Клода одарила ее поощрительной улыбкой, и Эллен пошла за ним.

Он остановился возле кровати. Пока она закрывала за собой дверь, ее на секунду охватило легкомысленное чувство, как будто эта дверь отгородила их от реальности, оставив в каком-то месте, где слова и мысли непредсказуемы. Эллен видела враждебность в его глазах, ощутила, с каким усилием он держит себя в руках, но ее магнитом влекло к нему, крутя в водовороте гордости и муки.

Эллен вздохнула и начала свой монолог:

— Я знаю, ты видел меня с Томом, догадываюсь, о чем ты, должно быть, подумал, но ты не прав, Майкл. Между нами ничего нет. Я просто пыталась его хоть как-то успокоить, когда он оказался среди тех декораций. Не более того, клянусь. Я люблю тебя, я всегда тебя любила, и даже твоя проклятая гордыня, которая не дает нам быть вместе, не заставит меня перестать тебя любить.

Лицо Майкла не менялось, он молчал, и Эллен торопилась выговориться.

— Майкл, пожалуйста, прекрати это, — умоляла она. — Ты же любишь меня, и я знаю, как сильно тебя обидела, но мне и самой не легче. Мы должны быть вместе и покончить с этим… — Слова застряли в горле, она колебалась, сказать ли сейчас то, что узнала о ребенке. — Ты говорил, что не можешь заниматься со мной любовью, — продолжала Эллен, — но я знаю, это неправда. Я хочу тебя. Майкл… пожалуйста. Я не могу больше этого выносить, я хочу тебя так сильно… — Эллен едва понимала, что делает, руки двигались сами собой, они снимали одежду, срывали ее, словно вещи скрывали ее истинные чувства к Майклу. Наконец она оказалась перед ним совершенно обнаженная.

Его взгляд не дрогнул, глаза смотрели жестко и холодно, словно пытаясь разглядеть, что там внутри, за кожей. Она ждала, она молила, чтобы он сдвинулся с места, сказал что-то, пусть даже приказал бы уйти. Каждая следующая секунда становилась мучительнее прежней. Воздух, прикасающийся к ее коже, обжигал, маленькая выпуклость на животе, под которой жил ребенок, казалось, росла с каждой минутой. Хотя он и не смотрел туда, Эллен знала, что он видит ее живот краем глаза и каменеет от боли. Она видела свое отражение в глазах Майкла, задыхалась от его страха и гнева и возрастающего желания причинять ей боль и любить.

Стало трудно дышать. Воздух казался плотным и неподвижным, напряжение иссушало тело Эллен, она вся пылала. Ее глаза широко открылись, груди потяжелели и налились желанием. Ее безвольно опущенные по бокам руки жаждали прикоснуться к нему, почувствовать. Майкл сделал шаг, потом еще, наконец он дотянулся до нее и резко подтащил к себе. Его рот накрыл ее рот с сокрушительной силой, его язык протолкнулся меж ее губ, руки впились в ягодицы.

Она рванула его рубашку, возвращая ему поцелуи с торопливостью и страстью, они оба мгновенно воспламенились. Вот и он оказался нагим, она вжалась в него, чувствуя его силу и твердость, подчиняясь его мощи и желанию. Она ворошила ему волосы, впивалась в его рот, а он мял ее груди, месил, тискал, играл сосками, целовал их, а пальцы скользнули между ее ног.

Она задыхалась и бормотала, сжимая его что было сил, желание заполнило ее всю, не оставляя места ни для чего больше. Любовь, это она заставляла их обниматься вот так, пожирать друг друга, опьянев от голода, голода, который невозможно было утолить.

Она легла на кровать и потащила его на себя. Он повалился на нее, его плоть разрослась, затвердела от желания и любви. Их глаза не отрывались друг от друга, в них читалась неутоленная потребность, в них отражались чувства, переворачивающие их. А потом он вошел в нее, протолкнулся глубоко, заполнил до самых краев.

Он замер внутри, смотрел на нее сверху вниз и ощущал невидимую связь, сковавшую их вместе, вопреки всему, что он делал, что предпринимал, пытаясь отделиться.

Она подняла руку, коснулась его лица, потрогала губы, скользнула по подбородку. Он вырвался из нее на секунду, чтобы снова войти, еще глубже, он хрипел ей в лицо, он врезался в нее снова и снова. Мускулы на его руках напряглись, ритм ускорился, их яростные тела сплетались, устремляясь к заключительному броску.

— Боже! — закричала она, когда он внезапно остановился.

Он обнял ее, стиснул, прижал к себе так близко, словно они на самом деле стали единым целым. Его плоть внутри ее все еще была тверда, она чувствовала его пульсацию.

— Майкл… — бормотала она снова и снова, а он целовал ее, и сердце его стало освобождаться вслед за телом.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я тоже тебя люблю. О, Майкл, не позволяй мне уйти!

Его объятия стали крепче, он начал целовать ее и почувствовал, как семя снова вырвалось из него, заполняя ее, напитывая ее нутро. Он ловил губами ее стон, ее ноги переплелись у него на спине, руки вдавливали в себя все сильнее и сильнее.

Они лежали так долго, очень долго, им не хотелось отпускать друг друга, разделяться вновь. Они ощущали спокойное биение двух сердец, огражденные от мира, не желавшие возвращаться к действительности.

В конце концов Эллен первая пошевелилась, откинула голову и посмотрела в его лицо.

Он поцеловал ее нежно, ее глаза закрылись, и она почувствовала, как вся наполняется надеждой. Она не была уверена, стоит ли сейчас заговорить или задать вопросы, но внезапно услышала слова, слетевшие с собственных губ:

— Пожалуйста, Майкл, скажи мне, что все будет в порядке. Скажи мне, что мы сможем это пережить.

Он отвернулся, и ее дыхание замерло.

— Изменилось что-нибудь, — начала она и в нарастающей панике закончила: — если бы выяснилось, что ребенок твой?

Он не пошевелился, но при этих словах по телу Майкла пробежала дрожь. Эллен не хотела говорить, но слова произнесены, теперь она наблюдала за его лицом и жалела, что не может прочитать его мысли. Минуты шли, Майкл молчал, интуиция со всей холодностью и беспощадностью предупреждала Эллен: она не получит ответа, на который надеялась.

— Даже если это так, — проговорил он, — я не уверен, что это изменило бы наши отношения. Да, я люблю тебя, нам это обоим известно, но сможем ли мы вернуться к тому, что было.

— Но кто говорит о возвращении к прежнему?! — воскликнула она. — Мы должны двигаться вперед, оставив прошлое позади. Мы должны жить теперь и для нашего ребенка.

Выражение лица Майкла не утешило Эллен.

— Боже, — пробормотала она, отстраняясь. — Но ты же веришь мне, да? Скажи, ты веришь, что он твой?

В его глазах стояла мука.

— Видит Бог, я хочу этому поверить, но…

— Тогда посчитай! — закричала она. — Ты можешь сам посчитать. У меня пять с половиной месяцев. Майкл, пожалуйста! Поговори с доктором, она скажет тебе, что ребенок должен родиться в декабре, значит, он твой.

Она понимала, как трудно ему принять новость, как он боится.

— Майкл! Почему ты так ведешь себя? Я не понимаю…

— Прости, — сказал он, — меньше всего я хочу мучить тебя, но я не могу жить во лжи…

— В чем ложь? Это твой ребенок, я клянусь…

Он покачал головой.

— Майкл! Не надо! Почему ты мне не веришь?

— Даже если это так, — закричал он в ответ, — ты можешь поклясться мне, что больше не хочешь Тома?

Она бросила на него изумленный взгляд.

— Конечно, не хочу, — ответила она. — Я люблю тебя. Иначе зачем же я сюда пришла?

Он встал с кровати, она вскочила следом и повернула его к себе.

— Майкл, послушай меня, — потребовала она. — Что случилось — случилось. Ты занимался любовью с Мичелл, я переспала с Томом. Мы оба совершили ошибку, и теперь мы расплачиваемся за это. Но ради Бога, не заставляй платить за это ребенка.

— Думаешь, я этого хочу?

— Хочешь или нет, но это случится, если ты не поверишь, что Том мне нужен не больше, чем тебе Мичелл. — Она отошла бы от него сейчас, но его взгляд выбил из легких весь воздух. — Господи, — пробормотала она, отступая на шаг. — Это неправда! Пожалуйста, скажи мне, что ты не собираешься вернуться к Мичелл. — Эллен застыла, боясь пошевелиться.

Он снова покачал головой.

— Это никак не связано с Мичелл, — произнес он. — Причина — то, что я увидел сегодня. Я не знаю, сколько раз ты с ним спала, и не хочу знать…

— Майкл, ты сумасшедший? Мы о чем только что с тобой говорили? Ты был там, в тех декорациях, неужели ты не понял? Нет никого другого, с кем я хочу быть, никого, ты меня слышишь? — Слезы катились по лицу, но она их не замечала.

Он открыл было рот, но внезапно ее прорвало.

— Нет! — завопила она. — С меня хватит! Если не можешь смириться с тем, что я спала с другим, если не можешь простить меня, ты не заслуживаешь моей любви!

Он наблюдал, как она хватает одежду и судорожно натягивает ее на себя.

— Ты дурак, Майкл Маккен, — продолжала она. — Ты так боишься поверить, что готов затрахать наши жизни. Хорошо, Мичелл ушла от тебя однажды, и она тоже была беременна, но это не должно повторяться снова и снова.

— Уже повторилось, — напомнил он.

— Потому что ты настаиваешь на этом! — Она почти кричала. — Ты не должен отпустить меня, ты продолжаешь каменеть в своей гордыне и говорить, что я хочу другого мужчину, ты даже не слушаешь! Не слышишь того, что я тебе говорю. О’кей, я сделала все, что могла. Я попыталась заставить тебя слушать. А теперь катись своей дорогой и увидишь, как далеко она тебя заведет.

— Есть еще вариант, — сказал он, когда она дошла до двери.

Она повернулась, глаза застилали слезы, щеки пылали.

— Развод, — произнес он.

Она двинулась к нему с таким видом, словно хотела ударить.

— Если для тебя это вариант, — прошипела она, — то ты не тот человек, за которого я тебя принимала. А если я ошибалась, то мы должны получить развод.

Осталось всего три дня до начала съемок, и у Тома наступила нелегкая пора. Алан Дэй, его коллега в Боготе, звонил теперь регулярно, сообщая, что заявления Галеано принимают все более угрожающий характер. Тревожные предупреждения он получал и от других репортеров из Колумбии, а также от отвратительных типов, утверждавших, что они здесь, в Лос-Анджелесе, работают на картель «Толима». Весьма вероятно, так и было, и он уже заявил одному из них, изо всех сил пытавшемуся вывести его из себя, что не собирается никого убеждать в необходимости сворачивать съемки.

К его удивлению, негодяй, который находился на линии, не сыпал проклятиями от себя лично — мол, ему не важно, выйдет ли фильм, он всего-навсего пытается спасти шкуру Чамберса.

— А почему ты так печешься о моей шкуре? — спросил Том.

— Просто я такой парень, — ответил тот. — Не хочу видеть, как ты сдохнешь. Я ничего не имею против тебя, так почему бы мне о тебе не побеспокоиться? Не в твоих интересах продолжать это дело.

— Хорошо, спасибо за звонок. Есть ли номер, по которому я могу связаться с тобой?

В трубке раздался смешок.

— Разве я похож на идиота, мистер Чамберс? — поинтересовался неизвестный доброжелатель.

— Откуда я знаю? Я никогда тебя не видел, — ответил Том. — И если повезет, то никогда и не увижу.

— Я тоже на это надеюсь, — услышал он в ответ. — Но некоторые люди, с которыми ты работаешь, уже меня видели. Я пытался остеречь их так же, как и тебя. Но кажется, это бесполезно.

Голос затих. Чамберс повесил трубку и немедленно набрал номер.