Флора ван Кортланд понравилась Салли. Она была изящной, умной, но главное — бесчувственной. Столь же расчетливая, как и ее отец, девушка превыше всего ставила свои интересы. По мнению Салли, эта черта характера прекрасно подходила для подобного брака.

Салли согласилась пожертвовать собой, чтобы спасти Чарльза из Ярмута.

Сделка была заключена в отсутствие Чарльза. Свидетелем выступал Скрипка. Он произнес все необходимые для заключения брака формулировки.

Довольный патриарх ван Кортланд сдержал слово. Процесс о признании Бэтмана провинцией Нью-Йорк ускорился, и через полтора года он закончился выборами Бэтмана в члены Собрания и его освобождением.

На борту «Медвея» Салли подробно рассказала Чарльзу обо всех деталях сделки.

— Ты не должна была этого делать, — сказал Чарльз. — Нам придется жить порознь, скрываться.

— Лучше жить в тени, чем нигде. Флора ван Кортланд не внушает мне беспокойства. Я знаю, что она никогда не отнимет у меня даже частичку тебя! Впрочем, я об этом позабочусь!

Салли и Чарльз вышли на палубу «Медвея».

Корабль поднял паруса и устремился в сторону Нью-Йорка.

Чарльз с удивлением увидел на борту корабля епископа Шелби Фроста, родителей Салли, Карсон и Олби Гейдж, а также свою мать, старую Лили Бэтман в сопровождении ее второго мужа Джона Эскота.

Теперь, когда Чарльз Бэтман был избран членом Собрания Нью-Йорка и порвал со своим пиратским прошлым, отец Салли сказал:

— В подобных обстоятельствах я охотно отдаю тебе свою дочь!

Епископ Шелби Фрост обвенчал новобрачных по католическому обряду в присутствии обеих семей.

Невеста была одета в красивое красно-белое платье, жених же позаимствовал один из костюмов Филиппа Ливингстона. Брачная церемония состоялась на верхней палубе. Корабль встал на якорь. Был чудесный день. Экипаж спустился в трюм, оставив наедине оба семейства, не желая нарушать интимную обстановку.

После того как молодые произнесли клятвы верности, взволнованная шестидесятилетняя Лили протянута епископу карманную Библию, которую ей и Гарри подарил Уайт Оглеторп в ночь их тайного бракосочетания в Дублине. Тогда Оглеторп написал в ней: «В этот день, двенадцатого июля 1691 года, Гарри и Лили Бэтманы вступили в брак против своей воли, но с благословения Господа».

Позднее Шелби Фрост написал: «Второго декабря 1699 года, в десятый год царствования Вильгельма III, в Нью-Йорке родился Чарльз Бэтман. Шестого января следующего года он был крещен».

Третья запись гласила: «Восьмого мая 1708 года, в седьмой год царствования Анны I, в Нью-Йорке умер Гарри Бэтман».

В этот день, двадцать первого ноября 1732 года, в пятый год царствования Георга II, Шелби Фрост ниже сделал запись о бракосочетании Чарльза и Салли Бэтман.

В Нью-Йорке Чарльзу пришлось публично отречься от католичества и при огромном скоплении народа жениться на Флоре ван Кортланд. Но перед Богом и самим собой он всегда хотел быть настоящим супругом только Салли Гейдж. Он станет, как и многие его соотечественники в Ирландии, тайным католиком.

В ночь их бракосочетания на борту «Медвея» на небе появилась комета, которую так ждали в Бостоне. Стоя на палубе, Салли и Чарльз Бэтман следили за тем, как по небу пронеслось сверкающее светило.

— Это плохое предзнаменование? — забеспокоилась Салли.

— Если это и так, то только для ньюйоркцев, — откликнулся Чарльз. — Поверь мне, средства меняются, но цели остаются прежними. Он улыбнулся: — Слово Бэтмана, они даже не догадываются, что их ждет теперь, когда они приняли меня в свои ряды. Я помогу эмигрировать еще большему числу ирландцев. Они даже не заметят, как мы окажемся в большинстве. И тогда мы станем новыми хозяевами колонии. То, что начал «Раппаханнок», завершит Собрание…


В тот же вечер в Бостоне равнодушный к крикам толпы, выбежавшей на улицы при виде кометы, Альдус Хамфри складывал свои вещи. Население было уверено в неминуемой катастрофе.

Наступит конец света или нет, но Хамфри с семьей собирался покинуть Бостон и Массачусетс на следующий день.

Муиры

1732 год

Филипп грезил. Он «видел», как на бумаге появляется новый мир, как вырубаются в лесах гигантские сосны и нарезаются наделы, которые предстояло сделать плодородными, как возводятся дома, а расположение улиц напоминает шахматную доску. Все было продумано не только для занятий сельским хозяйством, но и для вооруженной защиты портов.

Филипп благодаря участию Кена Гудрича находился рядом с Оглеторпом в тот день, когда было выбрано место для первого города Джорджии, на южном берегу реки Саванна, недалеко от деревни древнего племени индейцев йео.

Оглеторп задумался. Как назвать город? Он посоветовался с другими управляющими колонии. Они решили, что город должен называться так же, как и река, на которой он будет стоять.

В ту ночь Филиппу и Ребекке снилась столица колонии Саванна.

Законный «крестный путь», предваряющий утверждение колониальной Хартии королем Георгом II, начался с записки, представленной Почтеннейшему Тайному совету короля 17 сентября 1730 года.

Торговому комитету потребовалось всего три недели, чтобы вынести свое заключение. Состав правительства, законы, назначения и войска Джорджии оставались под властью короля. Корона устанавливала ежегодную арендную плату в четыре шиллинга за сто акров земли, выделенной в Америке. Наконец, принцип благотворительности, о котором говорили управляющие провинции, был сохранен: никто из управляющих не имел права извлекать выгоду из экспорта, получать жалование, владеть землей, занимать общественные должности, но главное, требовать возмещения своих финансовых вложений. Власть управляющих ограничивалась двадцатью одним годом.

Вербовка первых поселенцев началась, едва король одобрил Хартию. Девятого июня 1732 года на документе была поставлена Большая печать: Джорджия начала свое существование.

Было решено, что первая партия поселенцев будет состоять из ста четырнадцати человек. Тысячи кандидатов устремились к дверям бюро управляющих.

План Оглеторпа увезти в Америку только несостоятельных должников, освобожденных из тюрем, претерпел существенные изменения. Хартия требовала, чтобы мужчины могли держать в руках оружие и вступить в ряды военного ополчения, а их честность должна быть безукоризненной. Претенденты на переезд в колонию не могли иметь неоплаченные долги. И, наконец, они должны были доказать, что действительно являются безработными. Немедленно откладывалось в сторону регистрационное досье того, кто в Англии занимался ремеслом, приносящим хоть какой-то доход, или мог рассчитывать на то, что семья сможет его прокормить.

Филипп и Ребекка, первые кандидаты, записанные как действительные жители Саванны, принимали участие в проверке данных. В конце концов был составлен список, в который вошли сорок семей.

Именно Филипп и Ребекка внесли в список двадцатишестилетнего итальянца по имени Гвидо Мальтерезе, кандидатуру которого предложил мсье Томас Ломб. Мальтерезе должен был в Саванне способствовать разведению шелкопряда.

Гвидо Мальтерезе стал третьим официально признанным гражданином Джорджии после Филиппа и Ребекки Муир.

Неукоснительно соблюдался статус Джорджии как благотворительной колонии: переселенцев брали на полное обеспечение. По приезде в колонию каждый поселенец должен был получить по пятьдесят акров земли, а также оружие и самое необходимое оборудование и инструменты (мушкет со штыком, молоток, топор и пилу, сошник и две кирки, бур, железный горшок, пару крюков для подвешивания котла над огнем и переносную жаровню). Колония также брала их на довольствие (на каждого жителя в год выделялось: 300 фунтов мяса, по 140 фунтов риса, муки и гороха, 44 галлона пива, 18 фунтов сахара, 64 литра патоки, 30 фунтов соли, по 12 фунтов мыла и растительного масла). Для кандидатов в новые поселенцы, которые умирали в Англии с голоду, Джорджия была настоящей Землей Обетованной!

Джеймс Оглеторп изумил общество, заявив, что поедет в Америку с первыми переселенцами. Традиция требовала, чтобы управляющие колониями оставались в Лондоне, единственном центре принятия решений. Но Оглеторп хотел лично проследить за становлением своей колонии. Дух приключения манил туда отставного офицера, проведшего юность на полях сражений Европы.


Мужчины из сорока семей приступили к интенсивной военной подготовке.

Филипп научился стрелять из мушкета, владеть штыком и шпагой, сопротивляться, попав в окружение.

Ребекка с другими женщинами и детьми постигала азы культуры разведения шелкопряда.

Двадцать третьего октября 1732 года сотня пассажиров собралась в лондонском бюро Общества Джорджии. На заседании присутствовали все двадцать два управляющих колонии.

Оглеторп зачитал окончательные условия переселения. Переселенцы должны были подписать конвенцию, которая как минимум на три года обязывала их соблюдать законы, принятые правительством Джорджии в соответствии с королевской Хартией.

Предполагалось, что в Джорджии не будет частной собственности, все доходы провинции станут общими и будут распределяться между всеми ее жителями. Поселенцы получат абсолютно идентичные земельные наделы, что предотвратит спекуляцию недвижимым имуществом. Чтобы не поощрять леность, в колонии будет строжайше запрещено рабство (в отличие от других двенадцати английских колоний в Америке) и употребление крепких спиртных напитков.

Работа для всех, никаких богачей, никаких бедняков, никаких собственников, никаких слуг.

Оглеторп и его соратники учли все, что, по их мнению, было неладно в английском обществе, и избавили от этого свою колонию. Они стремились не просто отправить в Джорджию новых поселенцев, но хотели создать все условия для того, чтобы те были счастливы.

Услышав о таких законах, четыре кандидата заявили, что отказываются ехать. Еще четверо стали возмущаться системой, отказывающей переселенцам в праве владеть земельным участком, который им предстояло сделать плодородным.

Их тут же заменили другими кандидатами.

Отъезд был назначен на середину ноября, зафрахтованный корабль должен был отправиться из порта Гравесенд на Темзе. Он назывался «Анна». Это был галеон водоизмещением в двести тонн, которым командовал капитан Томас.

Филипп и Ребекка простились с Кеном и Марсией Гудричами и Конрадом и Эдит Стэндишами.

Кен Гудрич, отказавшийся возвращаться на берега Саванны, дал им массу бесценных советов. Он грустил и одновременно радовался за своих протеже, отправлявшихся в путешествие. Его жена Марсия плакала. Она сшила для молодой четы одежду, которая понадобится им для жизни в Джорджии.

Гудричи попросили их об одном одолжении:

— На острове Томогучи вы найдете могилу индейского вождя, великого Сквамбо, вождя йео и отца Китги. Это мы привели ее в порядок. Пожалуйста, ухаживайте за ней.

Филипп и Ребекка торжественно пообещали выполнить их просьбу.

Отец Ребекки, Конрад Стэндиш, делавший до сих пор вид, будто не простил дочери ее брак с Филиппом, расчувствовался. К всеобщему удивлению он вручил им двадцать четыре фунта, которые тайно хранил все те годы, что провел во Флит.

— В Джорджии деньги не понадобятся, — запротестовала Ребекка — она хотела, чтобы деньги остались у родителей. — Колония обо всем позаботится!

Стэндиш пожал плечами.

— Я очень хотел бы, чтобы так и было, — сказал он, — но я не верю красивым байкам.

Взволнованная Эдит вспомнила свою подругу Шеннон, нашедшую последнее пристанище во дворе тюрьмы Флит.

Шестого ноября Филипп и Ребекка приехали в Гравесенд и поднялись на борт «Анны».

На корабле царила неописуемая атмосфера. Одни пассажиры опасались плаванья по морю больше, чем нападения индейцев или возможной смерти от голода. Другие, соблазненные утопией, ликовали и считали, что идут по стопам древних евреев. Среди последних был и Филипп.

— Наше предприятие скорее имеет много общего с деяниями римлян. Мы не ищем новых земель, где мы могли бы поклоняться нашему Богу. Мы расширяем пределы английской империи.

Мужчине, который возразил Филиппу, было двадцать шесть лет. У него были очень темные волосы и матовая кожа. Это был Гвидо Мальтерезе, специалист по разведению шелкопряда.

Гвидо, облокотившись на леер, курил трубку.

— Как я вижу, вы путешествуете один, — сказал Филипп.

— В Ливерпуле меня ждут жена и сын.

— Вы не рассчитываете остаться в Саванне?

— Я приму решение, когда Саванна будет существовать.

Филипп возмутился:

— Вы говорите так, словно сомневаетесь…