Но наибольшее восхищение вызывал «Раппаханнок»: на нем было семь ярусов парусов. Этот парусник водоизмещением в 1300 тонн достигал в длину двухсот футов. Его надводная часть была обшита медными пластинами, а огневая батарея насчитывала более семидесяти двух орудий.

Дети, матросы, зеваки, — все показывали пальцем на корму и нос корабля: на верхней палубе было установлено восемь артиллерийский орудий. Из них можно было стрелять как вперед, так и назад.

Такого еще никто никогда не видел.

Лорд Джозеф Монро в сопровождении двух сыновей и старшей дочери взошел на помост и заявил:

— Пусть это не по нраву испанцам, французам и голландцам, но Атлантический океан принадлежит нам! Мы разделаемся с этими корсарами, которые рыщут по нашим морским путям и убивают наших моряков, попирая права побежденных и нравственные нормы!

Слова лорда были встречены горячими рукоплесканиями.

Даже простой люд осознавал, что произошло нечто из ряда вон выходящее: частная торговая компания вооружилась боевыми кораблями, которым могли бы позавидовать король и коммодоры королевского военного флота.

В Гравесенд приехали видные члены Военно-морского бюро, инженеры королевских верфей Дептфорда и даже старый Самюэл Пипс, заинтригованные появлением «самой грозной боевой машины, когда-либо встречавшейся на морских просторах», и ее невиданной дальностью стрельбы. Ходили слухи, что лишь три человека знали о том, что представляет собой «Раппаханнок», и об установленном на нем совершенно новом снаряжении. Все разглядывали корабль, пытаясь разгадать его тайны.

На глазах зевак принцы, лорды и парламентарии обращались с членами семьи Монро как с равными. Фактория имела монополию на поставку соли в колонии, что давало ей огромный доход. Эта монополия была столь прибыльной, что самые известные торговые дома королевства боролись за квоты, ежегодно приносившие прибыль, исчисляемую в ста двадцати двух процентах. Усиление конвоя столь мощными боевыми единицами, призванными сохранить в целости и сохранности драгоценный груз, позволяло надеяться на резкое увеличение прибыли.

Лорд Джозеф сиял от счастья. Это был самый прекрасный день в его жизни.

Среди этой многолюдной толпы сеньоров находился один человек, которого никто не замечал, хотя кое-кому следовало бы обратить на него внимание.

Этот мужчина лет тридцати, с грубоватым профилем был одет довольно просто. Он был немец по происхождению, и звали его Августусом Муиром. Он приходился мужем третьей дочери лорда Монро, Трейси, и у них было трое детей. Он бесстрастно наблюдал за триумфом своего тестя, и никто не снисходил до того, чтобы заговорить с ним.

И только магистрат Гиндехолл заметил, обращаясь к Муиру:

— Как вам повезло, что вы стали членом столь выдающейся семьи!

Но разве кто-нибудь мог предположить, что все, что происходило в этот день, не обошлось без участия Муира?

Соль, в десятки раз увеличившая состояние Монро, добывали на копях Польши, принадлежащих семье Муира.

Его личные средства пошли на подкуп парламентариев Вестминстера, которые имели право дать разрешение на оснащение пушками частного флота. Наконец, только его связи в Германии позволили приобрести три корабля, сошедшие со стапелей Амстердама, ведь нидерландская Ост-Индская компания никогда напрямую не торговала с англичанами.

Несмотря на все это, никто из семьи Монро не удостоил Муира ни единого слова благодарности. Даже его жена Трейси, соблюдая светские приличия, не обращала на мужа ни малейшего внимания.

Родившийся в Оснабрюке, Муир жил в Англии лишь последние двенадцать лет. Он так и не смог избавиться от ярко выраженного акцента и не сумел перенять учтивые манеры англичан. Его всегда упрекали за довольно грубые замашки. В Лондоне Муира прозвали «славный немец».

Три корабля причалили к берегу.

Весь Гравесенд облетела восхитительная новость: Анна Стюарт, сестра самой королевы, заранее объявленная наследница трона, ехала сюда, чтобы поздравить Монро с новым приобретением и заверить его в дружеском расположении королевской четы.

Лорд Джозеф Монро был на седьмом небе от счастья.

Карета Анны прибыла под громкие радостные возгласы толпы.

На каждом из трех кораблей большой герб Фактории Монро был задрапирован белым полотнищем. Принцессу попросили изволить освятить «Раппаханнок», сорвав полотнище с герба его владельца.

Сестра королевы потянула за веревку, и взору всех присутствующих явилась великолепная золотая буква «М» на голубом фоне.

— Да здравствует принцесса Анна! Да здравствует милорд Монро!

Августус Муир счел этот момент удобным и сделал знак молодому человеку, который был его ровесником, Бату Глэсби, своему единственному подлинному союзнику в Лондоне.

Глэсби подошел к Трейси Монро-Муир и что-то прошептал ей на ухо. Она, пораженная, перестала рукоплескать. Взгляд Трейси заскользил по толпе к тому месту, где стоял ее муж. Она тут же бросилась к нему.

— Не может быть и речи, чтобы вы уехали, друг мой! — запротестовала Трейси. — Отцу может понадобиться ваша помощь!

Трейси хотела уйти, но Августус схватил ее за руку.

— Вы неправильно меня поняли. Я просил сообщить вам не о своем отъезде, а о том, что мы немедленно уезжаем.

Трейси передернула плечами:

— Здесь присутствуют все наши акционеры. К нам приехала сестра королевы!

Августус сильнее сжал руку Трейси:

— Бесполезно спорить. Вы идете?

— Нет!

Трейси высвободила руку и хотела уходить. Но на этот раз ей преградил дорогу Бат Глэсби.

— Вы вправе устроить скандал, — прошептал Августус. — Однако я не думаю, что вы выбрали подходящее место и время. А при необходимости я отвечу скандалом на скандал!

Муир повысил тон.

— Но мой отец потребует объяснений!

— Я очень рассчитываю на это.

Через два часа их карета въехала в Лондон. За все это время Августус не ответил ни на один упрек Трейси. Их путь пролегал через квартал Сити.

— Куда мы едем? — удивилась Трейси.

— Домой, — наконец ответил Августус.

— Но почему кружным путем?

Августус промолчал.

На Родерик-Парк карета остановилась перед широкими деревянными воротами.

Муиры вошли в квадратный двор, простирающийся перед огромным зданием, построенным в якобитском стиле.

— Отныне вы будете жить здесь, — сказал Августус. — Вместе со мной.

К торцам этого трехэтажного дворца с белыми оконными рамами, возведенного из красного кирпича, примыкали два выступающих вперед крыла.

Со времен царствования Генриха VIII клан Монро обитал в старинном монастыре Клапхема. В этом лорд Джозеф был непреклонен: все его дети без исключения должны были жить в семейном гнезде. На протяжении десяти лет Августус скрепя сердце терпел его домашнюю тиранию.

— Отец не допустит, чтобы его разлучили с одной из дочерей! — возразила Трейси.

По ступеням широкой лестницы спустились трое маленьких детей Муиров: Вальтер, Клеменс и Ханна. Они подпрыгивали, радостно крича, и наперебой описывали матери дом. Видела ли она сады? Беседки? Дендрарий? Конюшни, в которых стояло в три раза больше лошадей, чем у лорда Джозефа? А золотые кареты, выписанные из Парижа? А оружейную залу, достойную сэра Вальтера Рэлея? А кухонные камины, внутри которых стоя могли поместиться полторы дюжины человек?


Два года назад Августус в полнейшей тайне приказал отреставрировать это огромное здание начала века. От архитекторов он потребовал лишь одного: здесь все должно превосходить своими размерами и совершенством жилище Монро.

Гигантскую библиотеку для Августуса собрали эрудиты из Бодли.

— Милорд, ваш отец, может поздравить себя с девятьюстами фунтами и продолжать спорить с Пипсом, — сказал он Трейси со своим ужасным акцентом. — Будучи таким же, как и он, необразованным, я во многом превосхожу его.

Зал для приемов, просторный, как курдонер, был обставлен на французский манер. Его освещали люстры, своими размерами в два раза превосходившие те, которыми любовались в королевском дворце Уайтхолла. В буфетах стояла золотая и серебряная посуда, зеркала были такими высокими, что в них можно было увидеть себя в полный рост.

— Монро могут принять у себя двести гостей, Муиры же будут принимать шестьсот и более человек.

Августус повел Трейси на второй этаж, чтобы показать жене ее личные покои: спальню, маленькие гостиные, будуары и гардеробные. По обе стороны кровати, выписанной из Милана, стояли огромные вазы из позолоченного серебра.

Трейси была поражена роскошью своих новых туалетов.

— Выписаны из Венеции и Парижа, — пояснил ей муж. — В Лондоне не найдется ни одной женщины, которая сможет составить вам конкуренцию в нарядах. Сама королева должна будет признать свое поражение.

Трейси подумала, что ее наряды обошлись мужу в несколько тысяч фунтов.

— Не ищите ваши старые платья, — добавил Августус. — Мы уехали от вашего отца, не захватив с собой ни одного куска ткани. Я это считаю делом чести.

Трейси охватили противоречивые чувства: восхищение и горечь. Не было ни малейших сомнений в том, что дворец на Родерик-Парк отнимет у жилища Монро славу самого великолепного дома Лондона, и это унизит патриарха клана Монро и вызовет у него гнев.

Августус показал жене свой рабочий кабинет, в центре которого на прекрасном ковре, сотканном на знаменитой мануфактуре Гобеленов, стоял итальянский клавесин, украшенный лаковыми цветочными узорами.

Как любой добродетельный немецкий лютеранин, Августус обожал музыку. С момента своего приезда в Лондон он не переставал корить англичан за их невежество и дурной вкус относительно этого вида искусства.

— У вас есть только один стоящий музыкант — Пёрселл, но и его вы не достойны!

Лорд Монро презирал музыку, и Муир очень страдал от того, что был лишен ее на протяжении десяти лет.

Августус сел за стол, в огромное кресло в готическом стиле.

— Вот что произойдет дальше, — сказал он Трейси. — В каждом следующем выпуске «Лондонской газеты» будет размещена статья, из которой ваши соотечественники узнают, что ни одна заклепка на трех линейных кораблях, по поводу которых сегодня ваш отец принимал восторженные поздравления, не принадлежит ему.

Трейси пожала плечами:

— Да кто вам поверит!

Августус взял свою медную печать и стал вертеть ее в руках.

— Рассудительные люди. И те, кто умеет считать. Я единственный, кто сумел обойти запреты и получить от парламента разрешение на оснащение пушками торговых кораблей. Эти корабли были заказаны на корабельных верфях Амстердама от моего имени. Наконец, это я набрал команду, и капитаны получили приказ отчитываться только передо мной.

Трейси подумала, что раз Августус получил такую свободу действий, значит, этого хотел ее отец.

— А что потом? — небрежно бросила она.

Августус улыбнулся:

— Во второй статье будут приведены указания, которые я дал своим немецким акционерам сегодня утром: ни одна крупинка соли, добытой из копий, принадлежащих Муирам, не попадет на корабли вашего отца.

— Так вот оно что: вы его предаете!

— Гораздо хуже, моя дорогая: я его убиваю.

Августус бросил печать на стол. Никогда прежде Трейси не видела своего мужа столь суровым.

— Вы витаете в облаках! — воскликнула она. — Если вы поступите подобным образом, лорд Монро добьется, чтобы английские судовладельцы перестали поддерживать с вами отношения. И тогда вы останетесь с тоннами соли, будучи не в состоянии извлечь из них ни пенни прибыли!

Августус встал и подошел к одному из открытых окон.

— Действительно, именно это он и попытается сделать, — сказал он, любуясь садами. — У него нет иного выбора. Что касается меня, я без всяких затруднений доставлю соль в порт Дуэ, когда сочту это необходимым.

Августус смотрел на своих троих детей, которые играли с гувернантками.

— Милорд, ваш отец, всегда воспринимал меня… Как бы это сказать? Слишком немцем, как я думаю. Точно так же и я считал его слишком англичанином. Лорд Монро не может не устроить представления, он обязательно должен поразить своих акционеров. Подумайте об этих безумных расходах, которые он понес, устроив сегодня торжество по поводу прибытия кораблей. Я видел это, я видел, как бледные щеки старика порозовели при появлении сестры королевы.

— В этом мире, чтобы удостоиться милостей, необходимо самому раздавать их. И мой отец прекрасно об этом знает. И вы тоже знаете, причем лучше, чем кто-либо другой.

— Главная забота вашего отца — это чтобы после нашей свадьбы моя соль чудесным образом способствовала укреплению Фактории Монро. Как же он торопился предоставить свой капитал богатым инвесторам, заискивая перед высокопоставленными особами! Необходимо признать, что его акционеры — одни из самых достойных лиц королевства.