– Да, милорд, я знаю этот герб. Эта карета – одна из моих лучших работ, – сказал он с гордостью.

– И кто ее заказывал? – спросил Мэтью, довольный, что нашел, что искал.

– Ну как же! Она принадлежит графу Эссексу, – ответил Пиготт, удивленный его неосведомленностью.

Мэтью уставился на мастера.

– Но ведь это не его герб!

– Нет, конечно. Он принадлежит мужу его сестры, лорду Ричарду Ричу. – Мастер пригладил волосы и ухмыльнулся. – Они не очень-то ладят, лорд и леди Рич. Лорд Эссекс заказал для сестры карету, чтобы она могла ездить куда пожелает. Он и сам ее частенько использует.

По просьбе Мэтью мастер дал ему адрес городского дома леди Рич. Мэтью не собирался наносить ей светский визит. Она сразу пожаловалась бы брату, что барон задает слишком много вопросов. Вместо этого Мэтью быстро приобрел одежду, подходящую для слуги, переоделся в укромном уголке и спрятал свой костюм в мешок.

В большом кирпичном доме лорда Рича он разыскал конюха, который проводил его к своему начальнику, главному кучеру. Тот как раз чистил карету в сарае. Мэтью сразу узнал герб на дверце.

– Нам не нужен помощник, – грубо буркнул кучер в ответ на его вопрос, продолжая чистить бархатную обивку сидений.

– Я подумал, что ее светлость захочет иметь хорошо воспитанного кучера в своем распоряжении, – сказал Мэтью.

Кучер прекратил работу и недовольно воззрился на него.

– Я тут единственный кучер, так это и останется. Кроме того, ее светлость уехала с семьей на север, так что работы все равно нет.

Именно это Мэтью и хотел узнать.

– Но, может, карету ее светлости вывозят в ее отсутствие, хотя бы для того, чтобы проветрить? – спросил он.

Кучер нахмурился:

– Ее светлость доверяет только мне свою карету. И никто ее не может брать, кроме брата ее светлости.

Мэтью кивнул и вышел, довольный тем, что узнал. Значит, карета принадлежит сестре Эссекса, и кто-то брал ее, чтобы избавиться от сапог и чтобы убить Кори. Наверняка Франсуа, будучи слугой Эссекса, подружился с кучером, и парочка использовала карету, когда хотела. Все больше ниточек вели к Франсуа и, возможно, к Эссексу. Но ни одна из них не являлась весомым доказательством вины графа. Во всяком случае, для королевы.

* * *

В последний день пребывания Франсуа в Англии Кори была в таком нервном напряжении, что едва могла нормально дышать. Ее волнение возросло, когда она вошла в личные покои королевы. Королева собиралась принять делегацию ремесленников из Сассекса, но, судя по мрачному выражению ее лица, сегодня она была в дурном расположении духа.

– Где мое платье? – закричала она на Кори, стоило той войти в гардеробную. – То бархатное голубое, расшитое серебром, которое подарили мне на Новый год граф и графиня Сассекс? Его нет на месте.

– Ваша милость, я не знаю, – растерялась Кори. – Я поговорю с дамой, отвечающей за вашу гардеробную. Уж она-то должна знать.

Но этого не знала и она. Хуже того, обнаружилось, что пропали еще два платья. Кори опросила всех слуг, всех фрейлин. Никто из них не видел платьев, и никто не видел в покоях королевы посторонних, не имевших права сюда входить.

В конце концов королева выбрала другое платье и пошла в зал для приемов. Кори была при ней, как и другие фрейлины, но чувствовала себя подавленной, потому что подозревала, кто взял платья королевы.

– Кэрью, это ты продал одно из платьев королевы? – спросила она мальчика, когда вернулась в комнату Мэтью в середине дня.

– Ну да, я продал даже три, – признался он. – У нее больше платьев, чем позволительно иметь любой женщине. Я подумал, что она этого даже не заметит.

– Ох, Кэрью, как ты мог? – вздохнула Кори. – Фрейлина, ответственная за королевский гардероб, знает наперечет все платья. На каждом из них подшит номер, а их описание занесено в большую книгу. Пусть королева и не носит все платья, но она помнит о каждом. Время от времени она велит раскладывать перед собой все платья, чтобы еще раз прочувствовать, что она великая правительница, имеющая в распоряжении несметные богатства.

– Но это пустое тщеславие с ее стороны, ты так не думаешь? – очень серьезно сказал Кэрью. – Если она не может носить их все, то пусть продаст, а деньги раздаст бедным. Меня, например, так учили.

Кори подавила в себе желание рассмеяться над детской логикой, ведь речь шла об одинокой старой деве, у которой не было других утешений, кроме власти и платьев. Наконец она все же не выдержала и рассмеялась.

– До чего же ты противный мальчишка! И как только тебе удалось вынести три больших платья так, чтобы никто тебя не заметил?

– Я пробрался туда, когда фрейлина, отвечающая за гардероб, похрапывала в кресле. Разве не лучше поддержать короля Наваррского, чем хранить платья, которые так редко носят?

– Тебе не следовало этого делать, – упрекнула его Кори. – А кто их у тебя купил?

– Графиня Лестер купила все три.

– Кэрью, – сказала Кори как можно убедительнее. – Ты ведь знаешь, как королева относится к графине. А то, что ты сделал, называется воровством.

– Это было бы воровством, если бы я оставил деньги у себя, но я ведь отдал их ее величеству. Она сама решила подарить их месье Ла Файе.

Мальчик казался таким уверенным в своей правоте, что Кори, несмотря на все свои тревоги, опять чуть не рассмеялась. Надо же додуматься до такого – продать платья королевы, чтобы добыть для нее денег!

– Графиня будет надевать эти платья в присутствии королевы, – напомнила она, – и та будет вне себя. Кэрью, мы должны вернуть платья.

– Но леди Лестер потребует обратно деньги…

– А деньги уже у месье Ла Файе, – вздохнула Кори. – Ох, дорогой мой! Как ты думаешь, он вернет их, когда узнает, каким путем ты их добыл?

Кэрью сморщился:

– Я не собираюсь его спрашивать.

– Тебе придется. – Кори просто не могла представить себе иное решение проблемы. – И мы должны сказать твоему отцу, потому что он все равно об этом узнает. – Кори задумалась, как лучше сообщить о случившемся Мэтью, чтобы тот не вышел из себя. Как будто читая ее мысли, в дверях появился Мэтью.

– Что случилось? Королева просто в истерике, – спросил он, входя.

– Видишь ли, Кэрью… – Кори запнулась, не в силах продолжать, потому что лицо Мэтью потемнело от подозрений.

Но сам Кэрью не колебался.

– Я продал три платья королевы графине Лестер, чтобы добыть деньги, которые ее величество хотела передать для Франции, – объявил он, вызывающе глядя на отца.

Мэтью не мог поверить собственным ушам.

– Что ты сделал? – переспросил он.

– Я знаю, что это ужасно, Мэтью. Но прошу тебя, не сердись! – поспешно воскликнула Кори. – Он все исправит, вернув платья королеве. Правда, дорогой?

– Это вряд ли решит проблему. – Мэтью стряхнул ее руку, разъяренный сверх всякой меры. – Как ты собираешься вернуть деньги леди Лестер? Ты хоть представляешь, как можно заработать такую кучу денег? Ты отдал их, даже не подумав!

– Я скоро получу деньги от свекра, – сказала Кори. – Я верну эти деньги.

Мэтью посмотрел на нее с осуждением.

– Я не возьму твоих денег.

– Она пытается проявить великодушие, а ты даже не можешь поблагодарить ее! – вмешался Кэрью. Сейчас он казался совсем взрослым, когда стоял, не отводя взгляда от разгневанного отца.

– Я не ожидаю, что ты это поймешь, но, с моей стороны, было бы нечестно брать у нее деньги. Кроме того, сейчас речь идет о твоем поведении. Ты украл платья у королевы!

– Ну вот, теперь я вор, – усмехнулся Кэрью. – А ты ждешь – не дождешься, когда сможешь уехать подальше и избавиться от моего презренного общества. Я для тебе просто грязь под ногами!

– Я этого не говорил. Ты мой сын…

– Что одно и то же. – Кажущееся самообладание мальчика вдруг рассыпалось в прах. – Я ненавижу тебя! Я был бы рад никогда тебя больше не видеть! – Зарыдав, он рванулся к выходу и столкнулся со слугой, который уже поднял руку, чтобы постучать.

Оба едва удержались на ногах. Кэрью побежал дальше, а ошарашенный слуга не сразу пришел в себя.

– Королева желает видеть вас, милорд, – объявил он, чуть заикаясь, и вышел.

Мэтью выругался.

– Я объясню ее величеству… – сказала Кори, крайне расстроенная ссорой между отцом и сыном.

Мэтью медленно двинулся к двери, словно неся на своих плечах непомерную тяжесть.

– Придется мне объяснять, почему Кэрью сделал это. Я знаю, что он хотел помочь, но он придумал для этого плохой способ.

– Позволь мне хотя бы пойти с тобой, – торопливо сказала Кори, подбегая к двери. – Кэрью может вернуть платья, когда леди Лестер их принесет. Все не так уж плохо, поверь мне.

– Вот тут я не согласен. Хуже просто не придумаешь.

Она содрогнулась от его холодного тона. Пропасть между отцом и сыном стала еще шире.

Вечером она попыталась найти утешение в известии, что граф Эссекс доставил Франсуа в порт и тот должен отплыть сегодня ночью. Пусть у нее сейчас нелегко на сердце, но хотя бы Мэтью не убьют прямо на ее глазах.

* * *

Когда после ужина Кори вошла к Мэтью, она сразу поняла, как сильно тот переживает ссору с сыном. Она давно считала, что ему нужно серьезно обсудить эту проблему, так почему бы не попробовать сейчас.

– Посиди со мной, – сказала она, протягивая ему руку.

– Не могу. Я не видел Кэрью после нашей ссоры. Вероятно, он где-то прячется, хочет, чтобы я нашел его и помирился с ним. Он и раньше так делал.

– Тогда лучше поискать его, – предложила Кори. – Я проверю церковь и большой зал.

Мэтью встал.

– Хью придет с минуты на минуту. Он пойдет с тобой. Я проверю коридоры вокруг Нижнего двора, Часовую башню и кухонные помещения. Встретимся здесь, у меня.

Через некоторое время Мэтью вернулся в комнату один, надеясь, что двоим другим повезло больше. Сын дуется на него, это понятно, но не мог же он совсем пропасть!

Но Кори и Хью тоже пришли ни с чем.

– Его даже никто не видел, – сказала Кори. – Кстати, мы и Тоби нигде не встретили. Но я всех просила, чтобы нам сообщили, если увидят Кэрью.

– Думаю, надо еще раз все обойти, – решительно сказал Мэтью. – Наверное, мы просто разминулись с ним.

Он направился к двери, но она тут же распахнулась, и в комнату, тяжело дыша, влетел Тоби.

– Милорд, – прохрипел он, – я слышал, что Кэрью пропал. Он говорил мне недавно, что вы посылаете его обратно к тете и дяде в Дорсет и что он прямо сейчас отправляется туда с Хью.

– Что за ерунда? – Хью помрачнел.

– Господи, он убежал! – Кори стало плохо, когда она представила себе мальчика одного на дороге ночью.

– Мы должны немедленно ехать, – произнес Мэтью дрогнувшим голосом. – Тоби, пожалуйста, прикажи оседлать лошадей для меня, ее светлости и себя.

– Сию минуту! – Тоби выбежал из комнаты, в то время как Мэтью уже натягивал сапоги для верховой езды.

– Спасибо, что берешь меня с собой, – прочувствованно сказала Кори, провожая Мэтью до двери. – И когда мы его найдем, ты скажешь ему, что любишь его, Мэтью Кавендиш, или клянусь, что я…

– Я его действительно люблю. Он должен был бы это знать.

– Но откуда он может знать? Как ты показывал ему свою любовь?

Мука, отразившаяся на его лице, сказала Кори, что этот вопрос он сам часто задавал себе в последнее время. Мэтью знал, что давно уже ни перед кем не проявлял своих чувств, даже перед сыном.

– Я что, скажу Кэрью: я люблю тебя, – и все изменится? – Он поднял голову и посмотрел на нее глазами, полными горечи. – Ты же знаешь, что он мне не поверит.

– Но это будет началом. Ты ведь никогда ему этого не говорил, – настаивала Кори. – Ты мог бы сказать, что не сердишься на него за то, что он убежал. Что часто люди, когда волнуются за кого-то, ведут себя так, как будто сердятся, но на самом деле это не так.

– Не так?

Кори знала, что Мэтью и впрямь сердится на Кэрью за его насмешки и неуважительный тон, но ей отчаянно хотелось помочь ему преодолеть свои чувства.

Впрочем, сейчас это казалось столь же невероятным, как полет на Луну. Слова ничему не помогут, если Мэтью опять расстанется со своим сыном.

* * *

Через два часа они вернулись в комнату Мэтью, где в камине горел огонь. Они догнали Кэрью на дороге за городом. Слава богу, он был цел и невредим. Кори бросилась на колени перед камином, наслаждаясь теплом. Ее руки замерзли, но еще холоднее было у нее на сердце от молчаливой враждебности, повисшей между отцом и сыном.

Когда они нагнали Кэрью, Мэтью приказал ему сесть на лошадь позади Тоби, причем резким, не терпящим возражений тоном, и потом не сказал ни слова. На обратном пути они спешили, так что возможности поговорить не было. Кори чувствовала, что Мэтью специально избегал разговоров из боязни сорваться. Зато теперь его гнев вырвался наружу.