Миновав шумный первый двор, девушка въехала во внутренний, не менее шумный, пропитанный запахами кухни, отдала поводья подоспевшему груму и взошла по крутым ступеням. Усталая, она поднялась к себе, помолилась, покаявшись в грехе свидания с Брианом и дав Господу слово, что никогда больше не станет искать с ним встречи. После искренних просьб укрепить её на пути добродетели, Жанна занялась вышиванием, но оно утомило ее, и она задремала. Проснулась девушка от скрипа половиц. Баронесса вздрогнула, открыла глаза и, потянувшись, села.

— Это я, госпожа, — успокоила её Джуди.

— Чего тебе? Отец вернулся?

— Нет, госпожа, просто я кое-что разузнала о том рыцаре у Ханде…

— Каком ещё рыцаре?

— Том, с которым я Вас видела.

— Ты никого не видела.

— Хорошо, тогда о том, которого я не видела.

— С какой стати вы распустили языки? — насторожилась Жанна.

— Да так… У него земля по соседству с нашей. Землица дрянная, зато своя. Говорят, Леменоры (он из рода Леменоров) когда-то не здесь жили, и земли у них было меньше. И за душой имели не больше амбарной мыши. Потом дела у них пошли на лад, только бедны по-прежнему, всё кому-то служат. Теперешний Леменор тоже служит.

— Кому?

— Я имени не знаю. Я вот ещё узнала…

— Хватит! Ты жуткая сплетница, а это грех.

— Бог простит, грех-то невелик.

— Как из камней возводят дом, так из невеликих грехов возводит человек себе могилу. Ох, Джуди, не впала бы ты в грех гордыни! Грех не бывает мал.

— А у Леменора, — не унималась девушка, пропустив нравоучение госпожи мимо ушей, — кошелёк дырявый. Его отец мало что оставил ему в наследство.

— К чему ты клонишь? — нахмурилась Жанна. — Зачем ты расспрашивала о баннерете?

— На всякий случай, госпожа.

— На всякий случай, пустоголовая дура, взяла бы да вытрясла циновки. Брысь за работу!

— Да уж солнце скоро сядет, — заканючила Джуди, которой хотелось хоть раз побездельничать.

— Ничего, тебе полезно трудиться.

Спровадив не в меру любопытную служанку, Жанна подумала, что и ей неплохо бы немного поработать. Переодевшись, она вычистила платье и спустилась на кухню: кухарка Элсбет давно хотела научить её печь пирог с телячьей печёнкой, до которого девушка была большая охотница. Пирог был сытным и вполне мог заменить обед.

Элсбет безраздельно властвовала над несколькими помощницами у белёной, только что затопленной печи и закопченного очага среди пучков порея, связок чеснока и корзин с яйцами. Стоя у огня, она пробовала суп со свиными шкварками. В кухне удушающее пахло дымом, свиным жиром, чесноком и майораном.

— Боюсь, пирог сегодня будет не из говяжьей печёнки, — покачав головой, указала на разделочный стол кухарка. — У нас только свиная.

— Хорошо. Элсбет, ты мне поможешь?

— Отчего не помочь? Перво-наперво повяжите себе платье передником — кажись, я его на столе оставила. Теперь достаньте яиц, сколько в руки влезет, чем больше, тем лучше, и разбейте в миску так, чтобы только желтки остались. Теперь уж возьмите нож, мелко нарубите печёнку и налейте в котёл воды. Угли ещё не остыли, так что она мигом сготовится. Пока печёнка варится, поищите корицу и имбирь. Только с ними надо осторожно, чтобы понапрасну не бросать деньги на ветер. Давайте лучше я займусь пирогом, а Вы посмотрите. Так быстрее будет!

Пристыженная Жанна с восхищением наблюдала за тем, как ловко кухарка перемалывает имбирь, следя одним глазом за печёнкой, скворчащими сковородками и супом, и понимала, что ей никогда не достичь подобного мастерства.

— Жанна, где тебя черти носят! — загремел голос отца. Девушка встрепенулась и метнулась к нему, забыв снять передник.

Барон, как был в грязных сапогах и пыльной одежде, развалился у очага в любимом кресле.

— Во дворе — бардак, почище чем в Преисподней. Чтобы к обеду этого не было! И принеси мне эля.

Жанна кивнула и снова поспешила на кухню. Наскоро вытерев руки о передник, девушка осведомилась, когда будет готов обед, сытен ли он, и, удовлетворившись ответами, открыла шкаф для посуды. Длинные распущенные волосы мешали ей, поэтому она кое-как заплела их в косу, перевязав первым попавшимся лоскутком. Заметив Нетти, притащившую на кухню бадью с водой, баронесса поманила её:

— Сбегай, налей в кувшин элю и подай барону. Скажи ему, я занята по хозяйству. После просмотри сундуки и хорошенько перетряси бельё.

Во дворе Харриет развешивала бельё; под её ногами сновали пискливые цыплята, опекаемые встревоженной наседкой.

Тряся передником и громко хлопая в ладоши, баронесса загнала цыплят в птичник и отругала задремавшую девочку-птичницу:

— Сколько раз говорила: чтобы у крыльца никаких кур! Следи за ними лучше, а то они весь огород разрыли.

Досталось и Харриет:

— Чтобы я тебя в последний раз здесь с бельём видела! Нашла, где его вешать, — над навозной жижей! И кто только надоумил повесить здесь верёвку? Ладно, давай корзину, я покажу, где его следует вешать. Смотай верёвку и ступай за мной.

Ловко подхватив корзину с бельём, Жанна зашагала к конюшне, щёлкнула задвижкой и распахнула калитку, ведущую в огород. Обогнув небольшой цветник и, заодно проверив, всё ли перекопано, унавожено и посажено в срок, она зашагала к двум старым яблоням. Поставив корзину на землю, девушка указала на яблони:

— Вот где следует вешать бельё. Натягивай верёвку и займись делом. Если нужно, я помогу тебе.

— Что Вы, — запротестовала Харриет, — Вы и так слишком много для меня сделали!

— Как хочешь. Замуж-то скоро выйдешь?

— Это как Бог даст! — вздохнула служанка, закрепив верёвку на одной из веток.

— Что же это, так Джон и не думает на тебе жениться? — нахмурилась баронесса. — Кажется, я ясно высказалась на этот счёт. Сегодня же попрошу капеллана прилюдно усовестить его. Ты ведь хорошая девушка, Харриет, порядочная, набожная… А мать твоя как?

— Всё так же.

— Отец бросил эту Берту? Это надо было при живой жене…!

— Нет, — угрюмо ответила Харриет. — О них вся округа болтает, настолько эта Берта бесстыжая. Она ведь, сеньора, и в церкви своими грудями народ смущает. Придёт в своём синем платье, чепец наденет, глаза потупит — да что толку, если её поганая грудь из платья торчит! А уж как она отца захомутала! И Джон мой до неё большой охотник, говорит, будто у неё ляжки тоньше моих. Да будь моя воля, я бы ей давно ноги повыдергивала!

— Не беспокойся, Харриет, — заверила её госпожа, — завтра же эту девку выпорют и выгонят на большую дорогу, где ей и место. А твой отец и вероломный жених заплатят за пренебрежение добродетелью.

— Что Вы, госпожа, не нужно! У нас и так деньжат мало, а тут ещё… Пусть он просто снова живёт с матерью.

— Но высечь его для острастки других не помешает.

Снова хлопнув калиткой, Жанна зашла в коровник, чтобы проведать недавно отелившуюся корову. Найдя мать и дитя здоровыми и довольными жизнью, она сама задала им корма и продолжила обход замкового хозяйства, проверяя, все ли поросята, телята, цыплята и прочая птица целы и здоровы. Попутно девушка прикидывала, какие закупки необходимо произвести в ближайшем городе. Элсбет говорила, у них мало перца и шафрана. Пожалуй, нужна ещё соль, но в последнее время она так дорога, что невольно приходится обходиться без неё.

На крыльцо, потягиваясь, вышел барон. Бросив одобрительный взгляд на деловитую дочь, он сказал, указывая на смиренно потупившего лукавый взор крестьянина:

— Разберись, что нужно этому висельнику.

— Самую малость, сеньора, — тут же оживился проситель. — Я тут деньги принёс, которые Вам задолжал, а заодно и другие, за меня, мою семью и детишек.

— Быстро же ты разбогател! — усмехнулась баронесса, знаком приказав следовать за собой.

— Так я ведь теперь человек торговый…

— Надолго ли? — покачала головой Жанна. — Ладно, ступай к управляющему. Скажешь, барон разрешает выкупить землю. Отдашь деньги, Гарбаг составит новый договор… Ступай, не мельтеши перед глазами!

Глава IV

Храня в сердце напутствия святых отцов, Гумберт де Фарден, а ныне просто отец Бертран вступал в мир. Мир встретил его помоями, вылитыми на дорогу неряшливо одетой крестьянкой с обвислым, выпиравшим из-под юбки животом. То, что часть содержимого ведра попало на проезжего, было в порядке вещей, не стоило и извиняться.

— Бриджкросс далеко? — поинтересовался молодой священник, проверяя, не попали ли помои на бумаги, которые он вёз в Форрестер. Состояние собственной одежды его не заботило: дороги славной доброй Англии давно отучили от подобной щепетильности.

— Чего? — вылупилась на него крестьянка.

— Бриджкросс. Я новый приходской священник.

— Тогда добро пожаловать, святой отец. Заждались мы Вас! — Она наконец поставила злополучное ведро на землю и гаркнула возившимся в грязи вместе с поросятами детям: — Эй, голодранцы, проводите святого отца до харчевни! И отца своего, кровопийцу, оттуда заберите.

— И не стыдно тебе, христианке, посылать детей в логово разврата и греха, коими являются все питейные заведения? — с укором спросил её молодой священник.

— Ничего, пущай привыкают! — хмыкнула крестьянка.

— Да, сложно мне будет наставить этих заблудших овец на путь истинный, — вздохнул Бертран, последовав за чумазыми провожатыми.

Бриджкросс растянулся примерно на милю по унылой, поросшей вереском долине, упираясь одним концом в мутные воды реки. Будущая вотчина отца Бертрана — церковь и местный погост — располагалась на отшибе, тем не менее увитая плющом четырехугольная башня-звонница, казалось, нависала над крышами ветхих домишек. Дом священника с обширным старым яблоневым садом находился неподалеку, но в тот день, день приезда Бертрана в свой приход, юные провожатые сначала ответили его в харчевню.

Осенив себя крестным знамением, юный священник переступил порог и чуть не упал, споткнувшись о распростершегося на земляном полу человека. Он был мертвецки пьян. Бертран хотел уйти, но пересилил себя, вспомнив, что прибыл сюда, чтобы врачевать людские души.

— Что-то хотели, святой отец? — обратился к нему хозяин заведения. — Может, кружечку эля? Специально для Вас, самого свежего.

— Я пью только воду, но не откажусь от хорошего постного обеда, — с улыбкой ответил священник. — Я так же был бы признателен, если ты так же позаботился о моём осле, сын мой.

— Ой, какой хорошенький! Жалко, что в рясе, — вздохнула сидевшая на коленях у одного из посетителей женщина с оголенными плечами.

— А мне ряса не помеха, — захихикала её соседка, осушив вместо своего кавалера кружку эля. — Идите сюда, святой отец, выпейте с нами!

— И не стыдно тебе, дочь моя? — укоризненно покачал головой Бертран. — Покайся в грехах своих и посвяти свою жизнь служению Всевышнему! Спаситель милосерден, он примет в свое стадо еще одну заблудшую овцу.

В ответ проститутка громко рассмеялась ему в лицо:

— Молитвами сыт не будешь!

— Пропащая душа, да смилуется над тобой Господь! — вздохнул священник. Между тем хозяин заведения очистил для него уголок и подал незамысловатый обед.

— Каким ветром Вас сюда занесло, святой отец? — Харчевник был любопытен.

— Милостью Божьей я прибыл сюда, чтобы врачевать души мирян, но, вижу, это будет нелегко.

— Да уж, народец здесь не то, чтобы очень! — поддакнул хозяин. — Вот и отец Джозеф говорит, что их гиена огненная не исправит. Каждый раз переступая порог моего убогого жилища, чтобы отведать эля, а он, смею Вас уверить, самый лучший в округе, сплевывает и осеняет себя крестным знамением.

— Так здесь есть ещё один священник? — оживился Бертран. Неужели судьба послала ему ученого собрата для душеспасительных бесед?

— Да, капеллан. Бывает он у меня иногда, но Вы уж не подумайте, что он охотник до пития, — поспешил добавить хозяин, решив не портить отношений не с одним из священников.

Стараясь не обращать внимания на других посетителей (он слишком устал с дороги, чтобы читать им проповеди), молодой священник занялся содержимым своей тарелки. Его привыкший к суровым постам и скудной монастырской еде желудок был рад любой пище. Удовлетворив голод и возблагодарив за незамысловатую трапезу Господа, Бертран навел справки о величине прихода. Он был обширен и состоял из нескольких деревушек и многочисленных домов арендаторов, разбросанных по обе стороны холмов, разделявших равнину на две неравные части. По ту сторону холмов был замок его новых патронов — баронов Форрестеров. Полагая, что уже слишком поздно для того, чтобы нанести им визит вежливости, священник решил заночевать в Бриджкроссе.

Священники прихода Форрестеров жили в старом доме на высоком подвале неподалёку от заброшенного постоялого двора, чей хозяин насмерть замерз в поле двенадцать назад. Хозяйство пришло в запустение, и вдова трактирщика нанялась служанкой к священнику. Когда предшественник Бертрана умер, она ушла доживать свой век к родне, и её место заняла другая жительница Бриджкросса.