В примитивной столовой гостиницы, на выбеленных стенах которой красовались возмутительно яркие портреты герцога и герцогини, царило приятное оживление, несмотря на жесткие стулья, пересушенную говядину, плохой компот из слив и сомнительного вкуса красное вино.

Все обсуждали лесной пикник и игру в теннис в альтенштейнском парке. Слышали даже о том, что будет костюмированный бал под дубами при лунном свете в саду замка.

Вообще наступивший летний сезон обещал нечто во всех отношениях необычное; кроме всего прочего, было весьма интересно наблюдать за романтической дружбой герцогини и прекрасной Клодины – об этом рассказывали настоящие чудеса.

– Они ужасно близки, – сказала графиня Г.

– Недавно их видели в одинаковых платьях, – объявила фрау фон Штейнбрун.

– Извините, этого не было. У герцогини были красные банты, а у Клодины фон Герольд – голубые, – возразил молодой офицер в штатском, проводивший свой отпуск здесь вместо Висбадена.

– Герцогиня осыпает ее подарками – украшениями и драгоценностями; они целыми днями вместе гуляют, читают, разговаривают. Принцесса Елена третьего дня сказала Исидоре фон Морслебен, что они на «ты»! – воскликнула графиня П.

– Не может быть! Невероятно!

– Герольдам удивительно везет!

– А что говорит на это его высочество? – вдруг спросил молодой дипломат.

Старый генерал с лысиной и полным достоинства лицом важно откашлялся и недовольно покачал головой. Все многозначительно заулыбались и посмотрели друг на друга. Молча выпили свое вино. После непродолжительной тишины генеральша заговорила о погоде. Когда встали из-за стола, старшие дамы собрались вместе, зашептались, пожимая плечами и тихо смеясь. До сих пор никому не удавалось собственными глазами убедиться в справедливости слухов, потому что приезжавшие осведомиться о здоровье ее высочества должны были ограничиться записью своих фамилий в книге, лежавшей в одном из залов нижнего этажа альтенштейнского замка. Но все равно слушали, догадывались, воображали. Все с любопытством ждали ближайшего четверга, потому что герцог и герцогиня, без сомнения, должны быть на празднике, который устраивал барон Герольд Нейгауз. В тот же день надеялись услышать объявление о давно ожидаемой свадьбе. Могло быть очень интересно.

А тем временем жизнь в Альтенштейне и Нейгаузе, по-видимому, была совершенно спокойной.

Глава 18

Принцесса Елена сидела в саду, рядом с ней стояла коляска с маленькой Леони. Ее светлость все еще играла роль нежной тетушки так же бурно, как и все другие, что приходили ей в голову. Она таскала за собой малютку повсюду и с неожиданным терпением старалась научить племянницу говорить слово «папа». Девочка смотрела на нее широко открытыми глазами, но упрямый ротик оставался плотно сжатым. Принцесса не знала, что совсем маленькие дети понимают выражение лица, и малютка пугалась страсти и нетерпения, отражавшихся на лице тетки.

Дитя обычно вскоре начинало кричать. Тогда Елена носила ее на руках, успокаивала, осыпала самыми нежными словами и притом трясла так, что Беата, наблюдая это из окна, поднимала руки к небу и озабоченно прислушивалась, не придет ли кто-нибудь на помощь несчастному созданию. Но кто мог прийти? Лотарь как замурованный сидел в своей комнате, куда всегда уходил от стола. Принцесса Текла в основном лежала на кушетке, зевала или писала письма, а фрау фон Берг только поддерживала принцессу Елену в ее странных выходках – эта не в меру гордая особа только что не ползала в пыли перед ребячливой девушкой. Прибегала испуганная старая нянька, но допускалась только для того, чтобы успокоить свою дорогую любимицу, которую тотчас отнимали у нее до тех пор, пока она снова не начинала плакать. Беата, не знавшая раньше, что такое нервы, чувствовала в эти дни странное ощущение в кончиках пальцев и жар вокруг ушей, она даже заметила однажды, что ей хочется плакать. Это было перед самым праздником, когда Лотарь равнодушно сказал, что ему решительно все равно, как она его устроит. Теперь она, никогда не занимавшаяся ничем подобным, должна была одна позаботиться о программе концерта, о танцах и котильоне. Ей очень хотелось высказать все брату, который только и делал, что шагал по своей полутемной прохладной комнате: «Ты здесь владелец, и если приглашаешь гостей, то должен иметь смелость взять на себя обязанности хозяина».

Но Беата не успела открыть рта, как Лотарь обернулся к ней, и она увидела такое бледное и осунувшееся лицо, что испугалась, – в последние дни у нее не было времени смотреть на брата.

– Ради бога, Лотарь, – сказала она, подходя к нему, – ты болен?

– Нет, нет!

– Ты чем-то озабочен?

– Озабочен, как человек, положивший все свое добро, все свои надежды на шаткий корабль, покинувший берег, чтобы стать жертвой ветра и волн, и знающий, что крушение повлечет за собой нищету и отчаяние, – тихо сказал Лотарь.

– Но, Лотарь! – в ужасе воскликнула Беата.

Она не привыкла, чтобы он говорил в таких выражениях и таким горьким тоном, и умоляюще сказала:

– Доверься мне, Лотарь, выскажись яснее, ты пугаешь меня!

– О, ничего, Беата, не обращай внимания, это сорвалось у меня с языка. Я преодолею все только тогда, когда в Нейгаузе снова станет тихо. Будь снисходительна ко мне.

Но сестра не отставала.

– Лотарь, – решительно сказала она, хотя ей и было больно, – я думаю, что вы, мужчины, плохо понимаете некоторые вещи и что на сей раз тебе стоит только протянуть руку…

– Нет, моя умная сестрица, на сей раз нет, – возразил он. – Через мою руку протягивается теперь другая, уверенная в победе, и когда я увидел это, то молча отнял свою и сжал ее в кулак. Не расстраивай меня больше, Беата, и оставь одного.

– Ты остался таким же неразумным юношей, каким был прежде, – проговорила она и обернулась. – Ей-богу, она бегает за тобой, как твоя Дианка, – и Беата указала на собаку, которая умными глазами следила за каждым движением своего хозяина.

После этого она внезапно остановилась в вестибюле, следя глазами за принцессой Еленой, которая в светлом утреннем платье спускалась по широкой лестнице в сопровождении графини Морслебен. Черные глаза принцессы, бросившие пронзительный взгляд на дубовую дверь комнаты Лотаря, вызвали злость в озабоченном сердце Беаты.

Нет сомнения, что принцесса без ума от него – она показывала это очень явно, даже слишком, по мнению Беаты. Страстные взгляды и нервозная подвижность принцессы были ей невыразимо противны. Один Бог знает, что может прийти Елене в голову. Конюшни и стойла так же подвергались ее набегам, как детская и склеп, ключ от которого она недавно повелительно потребовала, дабы возложить венки на гробы умерших родителей Лотаря. Это должно было означать внимание к их сыну, которого он, к сожалению, совершенно не заметил.

Беата покачала головой и пошла наверх, в большую комнату, где стояли шкафы и сундуки с бельем. Она села там и дала волю слезам. Было ли счастьем то, к чему Лотарь стремился? Стремился с надеждой и страхом. Это высокопоставленное страстное создание… И было ли счастливым его первое супружество? Зачем желания Лотаря устремлялись так высоко? Беата подумала о его будущем рядом с принцессой, о заброшенном доме его предков, в котором она снова останется одна, управляя им, как и теперь. Лотарь же погрузится в шумную жизнь резиденции, уедет путешествовать, как с первой женой, и лишь иногда будет один заезжать сюда на несколько дней. Светлейшей жене здесь нечего делать. Ее присутствие сейчас означало только поощрение, игривый интерес принцессы к хозяйству только показывал, что она снизойдет к нему так же охотно, как сделала это ее сестра.

И когда он будет изредка приезжать домой, брат и сестра будут смотреть друг на друга и находить, что оба постарели, один – в удушливой придворной атмосфере, а другая – в одиночестве и тоске по личному счастью.

Беата сама испугалась рыданий, против воли вырвавшихся из ее груди; она стиснула зубы, с затуманенными от слез глазами отперла сундук и поспешно стала вынимать оттуда пестрые ковры и шали. Этими драгоценными смирнскими и турецкими тканями, собранными Иоахимом во время его путешествий и купленными ею на аукционе за собственные деньги, она хотела украсить вестибюль. И пока женщина рассматривала красивые сочетания красок, слезы градом катились по ее лицу.

Беата снова сошла вниз, отдала распоряжения, разослала посыльных, переговорила с садовником и экономкой и получила отказ от Клодины и Иоахима.

На последнего мало рассчитывали, но Клодина… Беата поспешно отыскала брата. Она нашла его в саду, где он стоял с принцессой Еленой и графиней Морслебен на импровизированном бальном паркете под липами. Рабочие только что закончили его, и два садовника обвивали еловыми ветками столбы ограды и перебрасывали гирлянды с одного на другой.

– Лотарь, – начала Беата, – Клодина отказалась. Не съездишь ли ты попросить ее все-таки приехать?

Он на мгновение побледнел.

– Нет! – последовал краткий ответ.

Глаза принцессы Елены блеснули: она заметила его реакцию.

– Я пойду к ней, если позволишь, – сказала Беата.

– Тогда тебе придется отправиться в Альтенштейн – ты вряд ли найдешь ее в Совином доме.

– Я поеду к ней сегодня вечером, когда она будет дома, и не вернусь без ее согласия.

– Вам, кажется, не повезло, барон, – вступила в разговор принцесса с мрачно заблестевшими глазами. – По словам мамы, герцог почти наверняка лишит праздник своего присутствия. Ее высочество только что прислала ей записку относительно туалетов и с огорчением сообщила это.

На лбу барона вздулась жила, но ничто больше не изменилось в его лице – он внимательно смотрел на садовников, которые прикрепляли белые с красным флаги.

– Это довольно красиво, – спокойно сказал он. – Вы не находите, ваша светлость?

Принцесса кивнула.

– Почему нет цветов вашего дома? – спросила она с чарующей улыбкой. – Попеременно красное с желтым и красное с белым.

– Я не люблю это сочетание, – возразил он, – оно слишком вычурно.


В этот день Клодина после полудня подошла к столу брата, чтобы проститься с ним.

– Ты позаботилась о моем отказе?

– Да, и моем тоже. До свидания, Иоахим.

– И о своем? – с изумлением спросил он.

– Да, я не люблю подобных праздников, не сердись, Иоахим.

– Сердиться? Я только не понимаю тебя: ты очень огорчишь Беату.

По губам Клодины скользнула легкая усмешка.

– О, думаю, я скоро успокою ее… Иоахим, позволь мне остаться здесь. Ты не представляешь себе, как я радуюсь тем дням, когда после обеда провожу вечер под дубом с тобой.

Он протянул ей руку.

– Как хочешь, Клодина. Ты знаешь, я согласен со всем, что ты делаешь.

Клодина сошла вниз, поцеловала на прощание девчушку, которая шила куклам платья под надзором Иды, и заглянула в комнату фрейлейн Линденмейер. Старушка спала в своем кресле. Клодина тихо затворила дверь и через вестибюль прошла в сад; перед воротами стоял герцогский экипаж. Меньше чем через полчаса она уже сидела в альтенштейнском парке под дубом и читала герцогине сочинение Иоахима «Весенние дни в Испании», где история его любви переплеталась с поэтическими описаниями прекрасной природы этой страны.

– Клодина, – перебила ее герцогиня, – она, должно быть, была необычайно обворожительна, твоя маленькая невестка? Опиши ее мне.

Молодая девушка устремила свои голубые глаза на приятельницу.

– Она несколько походила на тебя, Элиза!

– Ах, ты льстишь, – погрозила пальцем герцогиня, – но это дало мне хорошую мысль – напомнило о туалете на вечер: не взять ли мне веер и мантилью и явиться в Нейгауз испанкой? Мне кажется, это будет интересно. А ты как оденешься?

– Я отказалась, Элиза.

Лицо герцогини омрачилось.

– Как жаль, – тихо и задумчиво сказала она. – Герцог тоже отказался.

Бледное лицо Клодины вспыхнуло от испуга.

Герцогиня вопросительно посмотрела на нее:

– Тебе жарко?

– Но почему его высочество не хочет присутствовать на празднике? – уклонилась от ответа Клодина.

– Он не объяснил причины.

– Элиза, – поспешно сказала молодая девушка, – если ты прикажешь, я возьму назад свой отказ. Мне легко это сделать у Беаты.

– Я не приказываю тебе, но буду очень рада, – сказала герцогиня с улыбкой.

– Так отпусти меня на час раньше – я хочу сама сообщить Беате о перемене своего решения.

– Конечно! Хотя мне и будет тяжело в твое отсутствие. Но скажи мне, почему ты не хотела ехать в Нейгауз? Я не могу поверить, что тебя так задело столкновение с принцессой Еленой, чтобы из-за него отказывать своим родным.

Говоря это, герцогиня взяла руку подруги и заглянула ей в глаза. Но длинные ресницы не поднялись, а красивое лицо залилось румянцем.

– Нет, нет, – тихо проговорила Клодина, – это не потому. Я обещала Иоахиму тихий, спокойный вечер и думала, ты не заметишь моего отсутствия в шуме и блеске праздника.