— У нас на борту есть доктор, — засмеялась она.

— Я сам доктор, но от таких, как она, спасения нет, это я вам как специалист говорю.

— Бывают такие пассажиры, что хоть караул кричи. У нас есть запасное место в соседнем салоне, проходите сюда, пожалуйста.

Лев сел на новое место и облегчённо вздохнул. У окошка расположилась пожилая женщина с книгой, а слева спал уже немолодой мужчина.

— Вот теперь порядок, — проговорил он, обращаясь к стюардессе, — спасибо большое.

— Не за что, — отозвалась та.

Всю дорогу Лев читал, думал и наслаждался такой желанной тишиной и одиночеством. Во Франкфурте самолёт произвёл дозаправку и снова продолжил полёт, а через тринадцать часов без всяких приключений приземлился в международном аэропорту Оттавы.

Сойдя с трапа и поблагодарив ещё раз свою спасительницу, он включил мобильный и немедленно набрал Маришкин номер.

— Алло, Лев, это ты? — взволнованно проговорила она.

— Конечно, я, малыш. Ты зря волновалась, я цел и невредим, мы уже сели в Оттаве.

— Я больше так не буду, — успокоилась Маришка.

— Другое дело, — согласился Лев. — А то развела, понимаешь, Ниагарский водопад.

— Так уж и водопад?

— Ну ладно, преувеличил немного, Истринское водохранилище.

— Ладно, хорошо, что ты позвонил.

— Пока, Мышка-норушка!

— Пока, царь зверей!

Лев отключил мобильный и, успокоившись окончательно, довольно произнёс:

— Самолёт улетел, поцелуи остались на лётном поле, за работу, Вороновский.

* * *

— Оттава — столица Канады — политический, культурный и один из важнейших экономических центров страны. Сам город расположен на реке Оттава, на территории провинции Онтарио, на высоте семидесяти двух метров. Климат местности — умеренно-континентальный. Средняя температура января — одиннадцать градусов по Цельсию, июня — порядка двадцати. По данным последней переписи населения, количество жителей города составляет почти миллион человек. С учётом населения пригородов эта цифра почти удваивается и на настоящий момент приближается к двум миллионам…

Гид продолжала говорить, дублируя свою речь на французском и английском, а Вороновский смотрел в окно экскурсионного автобуса на улицы Оттавы и не переставал удивляться. Стерильная чистота центральных проспектов смешивалась с грязью редких тёмных узких подворотен и закоулков, пестреющих искривлёнными мусорными бачками, расписанными разноцветными граффити. Огромные стильные небоскрёбы теснились рука об руку с приземистыми мансардами и старенькими увитыми зеленью балкончиками частных домишек.

Просевший низенький пятиэтажный домик с покатой треугольной крышей отображался в тонированных блестящих стёклах высотки, стоящей через дорогу. Словно в кривом зеркале, каждое стекло офисного этажа изламывало часть дома до неузнаваемости. Скрюченный, разбитый на сотни мелких кусков, домик походил на чёрно-белую фотографию, разрезанную на неровные прямоугольники. Изображение было неправильным, будто сложенным неопытной детской ручонкой. Казалось, что он уже раскололся на куски и вот-вот рухнет на землю, рассыпавшись миллионами зеркальных частичек.

— Оттава была основана в двадцатые годы девятнадцатого столетия, а статус города получила только в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом. До этого времени она называлась Байтауном. С тысяча восемьсот шестьдесят седьмого Оттава — столица английской колонии, или провинции Канада, ставшей непосредственно столицей страны в целом только после образования доминиона. С тысяча восемьсот девяносто девятого года город развивается по генеральному плану известного архитектора Тодди, а позднее его продолжателя, Груббера. Для облика Оттавы характерно обилие воды и зелени, у нас сто тридцать четыре парка. Один из них вы можете наблюдать из окон с правой стороны по ходу движения автобуса…

Вороновский посмотрел в окно и чуть не охнул от восхищения. Изогнутые полукругом каменные ладони канала поднимались высоко над рекой. Резные бортики чугунных ограждений надёжно отделяли пешеходную часть парка от водной. Маленькие толстощёкие фонарики поблёскивали намытыми до зеркального блеска круглыми стеклянными боками. Вдали, за рекой, виднелся фасад какого-то дома, больше похожего на средневековый замок, упирающийся острыми готическими верхушками в сочную синь майского неба, а по обеим сторонам самого канала раскинулся каскад деревьев с разноцветным ковром причудливых листьев.

Не было ни единого облачка, и каждый листочек прорисовывался отдельно, ложась на картину мягким мазком кисти художника. Необычный каскад красок начинался у верхушек деревьев и заканчивался почти у самой воды. Низко наклонясь, перекинувшись через витые ограждения, зелёные ветви почти касались её серебристой поверхности. Средний слой казался желто-лимонным. Молодые листочки неизвестных деревьев тянули свои клейкие резные ладошки к свету, выбрасывая ввысь золотистые стрелы свечей. Верхний ряд листьев был необыкновенного тёмно-бордового цвета. Свежие побеги красных клёнов, подсвеченные солнечными лучами, казались облитыми тягучим вишнёвым сиропом варенья.

— Парковая система дорог связана с сетью улиц Оттавы, расположенных в шахматном порядке. Главные торговые улицы расположены в основной своей массе вдоль реки.

— Интересно, а что это за здание слева? — спросил мужчина, сидевший прямо перед Вороновский и беспрестанно щёлкавший фотоаппаратом.

— Среди административных зданий, находящихся в центре города, на правом берегу реки Оттава, выделяется неоготический комплекс парламента, — отозвалась гид, женщина среднего возраста, с тугим пучком волос, забранных большой деревянной заколкой, похожей на спицу для вязания. Белая металлическая оправа узеньких очков сверкнула в луче света солнечным зайчиком. — Здание парламента сгорело в тысяча девятьсот шестнадцатом году, но было выстроено заново в тысяча девятьсот девятнадцатом — тысяча девятьсот двадцать седьмом годах архитектором Пирсоном.

Из своего окна Льву было видно, как почётный караул, высоко поднимая ноги и вытягивая лаковые мыски парадных сапог, отчеканивал шаг на тротуаре около здания парламента. Ярко-алые униформы караульных были перетянуты белоснежными лентами и усыпаны рядами золотых пуговиц, блестящих на солнышке, словно надраенные монетки. Чёрные высокие головные уборы чем-то отдалённо напоминали папахи черкесов.

Французская речь гида звучала привычной переливчатой мелодией, и Вороновский в который раз пожалел, что этот язык он знает несколько хуже английского. Общий смысл фраз понимал, но какие-то нюансы оставались для него неясными. Нет, что бы там ни говорил гид, Канада — скорее французская страна, нежели английский доминион. Вывески магазинов, газеты и даже меню ресторанов — всё было в основном на французском.

— Промышленные предприятия главным образом в пригородах Хал, на левом берегу реки Оттава, на территории провинции Квебек, Иствью… Аэропорт Аплейдс… Национальный центр искусств, — голос гида утонул в шуме автомобильных гудков.

— Смотри-ка, Канада, а пробки как у нас, в Питере! — обрадовался сосед Вороновского, вытягивая голову и чуть ли не прижимая щёку к оконному стеклу.

Гид недовольно сдвинула брови и, пропустив реплику пассажира, продолжила:

— В городе два всемирно известных университета: Оттавский, основанный в тысяча восемьсот сорок втором году, и Карлтонский, основанный ровно через сто лет, в тысяча девятьсот сорок втором…

«Интересно, почему так волновалась Маришка? — вдруг ни с того ни с сего подумал Лев. — Через неделю я уже буду дома. Надо им сегодня позвонить, разузнать, как они там, только бы не перепутать, в какую сторону нужно сдвигать время, а то испугаю их среди ночи».

Автоматически взглянув на часы, он увидел, что секундная стрелка стоит на месте.

— Что за дела? — изумлённо прошептал он. Ещё ни разу за десять лет, что часы были у него на руке, не было такого, чтобы они остановились.

Постучав ногтем по стеклу циферблата, он тряхнул для верности рукой, ожидая, что часы пойдут, но они стояли на месте, как и прежде, уцепившись обеими стрелками за самый верх — цифру двенадцать.

— Королевское научное общество Канады, Национальный научно-исследовательский совет, Научно-исследовательский институт атомной энергии Канады, Геологическая служба Канады и другие научные учреждения…

Странно, вроде бы ни обо что их не ударял, в воду они не попадали, хотя они же противоударные…

— Национальная научная библиотека, Публичная библиотека, Национальная библиотека. Из музеев наиболее интересным является Национальный музей Канады, включающий Национальный музей естественных наук…

— Похоже, у них тут всё национальное, — не унимался сосед с кресла впереди, — достукаются, у нас в семнадцатом году тоже было всё национальным, и к чему приплыли?

— …также Канадский военный музей, Национальный музей науки и техники, Национальная галерея Канады, широко и полностью освещающая канадское и европейское искусство, Национальный музей человека и Национальный музей авиации.

Экскурсовод остановилась и, взглянув на часы, произнесла:

— На этом наша экскурсия завершена. Вы находитесь около центрального торгового комплекса Оттавы, где расположены павильоны ведущих фирм страны. Автобус будет ждать вас на площадке за универмагом, ровно через два часа, в пятнадцать ноль-ноль, отправится обратно к вашей гостинице. Я прошу не опаздывать. Всем опоздавшим придётся добираться до гостиницы самостоятельно. Желаем приятного отдыха.

Заученным жестом женщина улыбнулась всем и одновременно никому и, отложив микрофон в сторону, стала что-то искать в сумочке.

Поблагодарив экскурсовода за интересный рассказ, Вороновский спустился по автобусным ступенькам и оказался на улице, почти у самых дверей стильного здания из стекла и металла. Два часа свободного времени у него было на то, чтобы выбрать мальчишкам подарки и позвонить Маришке. Жалко, часы встали, придётся ориентироваться на те, что будут в здании универмага, а то, оторвавшись от группы, недолго угодить в какую-нибудь историю. Ещё раз, отдёрнув рукав пиджака, Лев глянул на наручные часы и с изумлением заметил, что секундная стрелка движется в обратную сторону.

— А говорят, нельзя повернуть время вспять, — недовольно качнул головой он и, одёрнув рукав, вошёл в здание торгового центра.

* * *

Массивная стеклянная дверь магазина сделала полукруг, плавно повернувшись вокруг своей оси и подтолкнув Вороновского в спину. Шагнув вперёд, он оказался в незнакомом городе.

Торговые палатки и павильончики разбегались ровными полосками рядов, уходящих так далеко, что казалось, этим улочкам нет конца. Звук человеческих голосов сливался в один неумолчный гул, временами перекрывающий лёгкую незатейливую мелодию, звучащую из динамиков. Несмотря на то что за день здесь проходили многие тысячи остреньких шпилечек и весомых квадратных каблуков, поверхность мраморных плит пола блестела, словно нетронутая гладь ледяного рождественского катка. Каскады фонтанов, расцвеченных в разные цвета, подчёркивали сочную зелень пальм и остролистов. Бесшумные лифты с прозрачными стенами плавно курсировали вверх и вниз; пахло корицей, ванилью и чем-то ещё — неуловимым, но очень знакомым.

— Ничего себе магазинчик! — искренне поразился Вороновский, оглядываясь по сторонам. — И на всё это нам дали два часа? Да здесь два года можно ходить, и в одном месте так и не появиться дважды. Я знаю, что нужно мне купить в этом торговом Вавилоне в первую очередь, — компас!

Входящий поток подхватил Льва и вместе со всеми прочими откинул далеко вправо, к центральному фонтану. По-видимому, на этом пятачке разворачивалось что-то интересное, потому что он был окружён плотной толпой праздношатающихся любопытных зевак.

Маленькие покупатели, сидя на папиных плечах высоко над землёй, заливисто смеялись, восхищённо показывая на что-то пальцами. Публика постарше старательно вытягивала шеи. Было видно, что и она переполнена эмоциями, но, в отличие от малышей, не обременённых комплексами и условностями взрослой жизни, старалась вести себя сдержанно, как и подобало солидным тётенькам и дяденькам.

Вороновский, заинтригованный сверх меры, постарался протиснуться ближе, но плотная людская толпа расступаться не желала, и поэтому Льву ничего не оставалось, как последовать примеру многих, вставших на мраморный выступ с торца фонтана.

Поднявшись наверх, Лев увидел, что фонтанчик занимает не всю поверхность огромного мраморного круга, струи воды били только в центре, образуя подобие бурлящего горного гейзера. У самого края была почти ровная водная гладь, переливающаяся через края чаши, а между ними широкой полосой, возвышающейся сантиметров на сорок над водой, бежала серпантином железная дорога.