— Тебе теперь идти и выпить чая, закусить это дело килограммом валерьянки, а я сам залезу под кран, — разрулил я ситуацию, беря на руки Ариадну. — Сейчас всё будет сделано.

Купаться будущая мать моих внуков любила, поэтому этот процесс у нас тоже затянулся, пока в дверь ванной комнаты не постучали — кажется, острым каблуком Настиной туфельки. Пока я вытирал дочь насухо, сестра вооружилась феном и поджаривала её вьющиеся локоны, ворча, что мы никуда не успеем из-за того я совершенно неорганизованный. Я молчал, не желая подогревать её возмущение — пусть её потом муж успокаивает, как уж придумает. Когда Ариадна была чиста и ни единой капельки влаги не осталось в её волосиках, эта мегера наконец согласилась одеть племянницу в шикарное, будто в самом деле свадебное платье и выбраться таки на крещение.

Под дверями все собрались, и нас поджидала такая же напряженная мать, сверкая гневным взглядом.

— Ещё дольше нельзя было? Я бы пешком уже дошло за это время!

— Уж прости, твоему сыну детство в жопу ударило, он заигрался в страшного тигра, любящего маленьких принцесс на завтрак, — отпарировала Настя, забирая мою дочь себе. — Всё, иди, мы следом.

На крещении я присутствовал впервые — когда Сашка подвергся этому же, я был в солнечной Калифорнии, отдыхая от трудовых будней. Вся атмосфера, царящая в церкви, здорово меня пробрала, и я старался не отсвечивать лишний раз. Свечи, красиво разукрашенные иконы, тихо шепчущие молитвы родственники… Я смотрел на это со стороны и понимал, почему люди так преданны этому — что-то здесь было такое… возвышенное. Я стоял сбоку от Тимы, поддерживающего девочку, пока на неё лили воду, крестя святым именем Ариадна, видел, как светлеет её и без того чистенькое личико, как вешается на шейку маленький серебряный крестик, который Настя купила лишь в четвертом по счету магазине, едва не доведя меня до истерики, и согласился с самим собой и витавшим здесь Богом — я сделал все правильно. Теперь у моей доченьки есть ангел-хранитель, и кто знает — может, это её мама?


На моем двадцать третьем дене рождения, празднуемом в загородном клубе, появился ещё один повод напиться как свиньям — счастливые Влад и Ира объявили, что женятся. Этот недоразвитый придурок, что все лето периодически ныл мне, как он скучает без Ириши, наконец сделал себе операцию по пересадке яиц и серьезно поговорил с ней. Итогом стало скорое воссоединение парочки, а теперь — и помолвка. С датой ещё не определились, благо, торопиться им было некуда, и общим решением было принято, что подождут тепла и весной сыграют свадьбу. Свидетелем был выбран я, как лучший друг — это явно чтобы я не напился и не пошел "клеиться" к симпатичным официанткам, как было на свадьбе Марго и Тимы — а моей партнершей должна была стать (если согласится, потому что о грядущем событии мы узнали первыми) школьная подруга Иры, с которой они знакомы с первого класса.

Собственно, совместив моё рождение и будущее рождение семьи Оршаковых, мы и опустошили все алкогольные запасы ресторана. Так как я так не напивался, с тех пор, как у меня появилась дочь, пробуждение меня ждало ещё то… Оставшаяся ночевать Елена смотрела на меня с молчаливой насмешкой, принеся пол-литровую кружку минеральной воды и две таблетки аспирина. Всю субботу я отходил, а в воскресенье отправился выполнять отцовский долг — обновлять гардероб для стремительно росшей Ариадны. И вовремя — те выходные были последними теплыми в этом году.

В тот октябрьский день Алиса попросила меня отпустить её раньше — учеба делала страшные вещи с ней и её одногруппниками, поэтому за час до окончания рабочего дня она привезла дочь в моей офис. Мне нужно заехать ещё кое-куда по делам, и домой мы ехали поздно, но вместе: я за рулем, развлекая ребёнка дуэтами с певцами по радио, она — в автокреслице, своеобразно подпевая мне.

  — I can" t turn this around (Я не могу повернуть стрелки часов назад)

   I keep running into walls (Я продолжаю сталкиваться со стенами)

   That I can" t break down (Которые я не могу сломать)

   I said I just wander around (Я сказал, что просто брожу вокруг,)

   With my eyes wide shut because of you (С широко закрытыми глазами из-за тебя)

   I" m a sleepwalker, walker, walker (Я — лунатик, лунатик, лунатик)

   I" m a sleepwalker, walker, walker (Я — лунатик, лунатик, лунатик).

Дочка что-то лепетала, я улыбался, периодически смотря на неё. Песня показалась безумно знакомая, и настроение стремительно росло вверх, грозясь перетечь в восторг.

— I" m a sleepwalker… walker… walker!

Резкий сигнал клаксона разогнал все мысли, когда я едва не въехал в зад впереди едущей "Ауди". Затормозив, я сжал руль руками, тяжело дыша — чуть не устроил аварию, водитель со стажем. Я поморгал передними фарами, извиняясь перед водителем, и он мирно махнул мне рукой в боковом окне.

Круто вышло, блин… Я проверил, все ли в порядке с Ариадной, но она, похоже, вообще не поняла, что мы чудом избежали ДТП — ковыряла шов на ремне безопасности и ни о чем не волновалась.

— Прости меня, родная, — пробормотал я, нагнувшись и поцеловав её в шапочку. — Папа больше так не будет.

Проезжая мимо гипермаркета, я вспомнил, что еды в доме никакой, даже мышь побрезговала вешаться в холодильнике, поэтому свернул на парковку.

— I can" t turn this around, I keep running into walls that I can" t break down, — напевал я, набирая яблок и бананов.

— О, вы тоже любите эту песню? — услышал я сбоку от себя. Со мной отважилась заговорить фасовщица, смотря горящими восхищением глазами — но восхищалась она явно не мной. — Это моя любимая песня Адама Ламберта, даже на звонке у меня стоит!

— Здорово, — поддержал я её. Я знал, что есть такой певец, слышал пару песен, что часто крутили по телеканалам и радиоволнам, но плотнее его творчеством не увлекался. — Это, значит, он поет?

— Ну да, то, что только что напевали вы, — кивнула она, забирая фрукты и складывая на весы. — "Sleepwalker" называется, если вы и этого не знаете. — Поняв, что я не разделяю её вкусовых пристрастий в музыке, она быстро угасла.

— Зажигательная песня, — решил хоть немного реабилитироваться я. — Вы хороший рингтон выбрали, хвалю.

Девушка чуть улыбнулась, барабаня по сенсорному датчику ногтями, раскрашенными черным и желтым лаками и отдала мои покупки.

— Ваша дочка? — смягчилась она.

— Моя, — с гордостью кивнул я, погладив сидящую в корзинке Ариадну.

— Красавица. И немного на вас похожа.

— Спасибо, — уже гораздо искреннее улыбнулся я и пошел дальше.

Песня конкретно заела у меня в мыслях, то и дело просясь на язык. Я уже пел не вслух, просто мычал под нос, и почему-то хотелось кружиться в танце.

— Так, Сафировский, не на дискотеке, — тихо буркнул я, подходя к кассе. — Возьми себя в лапы.

Расплатился, сгрузил покупки в несколько пакетов — я заезжал в магазин обычно нечасто, но зато основательно, оставляя ему приличную выручку — и покатил их в тележке к машине.

— Так, солнышко, я сейчас сложу всё в багажник, а потом заберу тебя, ладно? — разговаривал я с дочкой, переставляя поклажу. — Смотри, огоньки на магазине светятся, воздух свежий, посиди ещё немного.

Ариадна уже тихо засыпала, и ей моя болтовня была до сиреневой звезды. Захлопнув багажник, я вынул ребёнка из тележки, оттолкнул её, повернулся к дверце машины — и едва не столкнулся с крупным мужчиной, подскочившим прямо ко мне.

— Тише, мажор, если не поднимешь шум, не трону. Деньги гони.

Не смотря на то, что из магазина доносились обрывки музыки, шум голосов, скрип таких же тележек, что замерла у меня за спиной, для меня на парковке образовалась тишина. Остались лишь грабитель, злобно смотрящий на меня из-под низко надвинутой на брови шапки, держа в руке складной нож, сейчас поблескивающий в свете уличных фонарей, я — и моя дочь, шевелящая у меня руках.

— Ну, чего завис? — рыкнул он. — Давай кошелек! Или мне самому поискать?

Будь я один, я бы его завалил, не зря моим дедом был генерал, который и сейчас любому мог дать мастер-класс, и даже не помял бы пиджак. И такой порыв был — я, блин, горбачусь по пятьдесят часов в неделю, чтобы эти деньги иметь, а он думает, что так легко наживется, взяв точилку для карандашей — пока Ариадна не подняла голову.

Нет. Ею я рисковать не буду ни в коем случае.

— Там нет наличных… все на карточке, — тихо произнес я, одной рукой доставая кошелек. — Забирай и иди… Не трогай мою дочь.

Этот ублюдок схватил мой бумажник и покосился на ребёнка. Я видел — видел! — как в его крошечном тупом мозге вертится идея, как развести сумасшедшего папашу, дрожащего над своим чадом, на ещё большие бабки.

— А давай-ка ты мне ещё ключи от своего "Лексуса" отдашь, а? Чтобы, в самом деле, твоя кроха не пострадала?

Сволочной кусок дерьма… Мои кулаки сжались, готовые в любой момент ему вмазать — но нельзя, могу зацепить девочку, а если этот ещё отбиваться решит… Ох, Боже…

— Это редкая модель, тебя быстро засекут, — предупредил его я, протягивая брелок. — Лучше не делай этого.

— Иди на хер со своими советами. — Он коснулся металла ключей — и в этот момент сзади на него навалилось сразу три милиционера, выбивая нож и скручивая руки.

— Лежать, мордой в асфальт! — рявкнул рослый, доставая наручники из-за пояса. — Хапнул обменник, так валить надо было!

Я отступил, прижав к себе покрепче Ариадну. Всё завертелось так быстро, что я не успевал следить за событиями — вот грабитель лежит, матерясь, пока его скручивают и зачитывают права, потом его подняли и потащили в УАЗику, мигающему рядом, вот за ним закрылась дверца с решеткой.

— Молодой человек! — кажется, милиционер в четвертый раз окликнул меня, махнув перед глазами. — С вами всё в порядке?

— Что? А, да… всё в порядке.

— Ребёнок не пострадал?

Я рывком перевернул дочь к себе лицом, но ничего страшного не увидел, лишь дрожащие губки — значит, сейчас будет плакать…

— С ней тоже всё хорошо… Блядь, едва не зацепил…. — Я поцеловал Ариадну в лобик, укачивая.

— Я возьму у вас показания утром, ладно? — Мужчина с пониманием смотрел на меня. — Назовите своё имя и номер телефона, я с вами свяжусь.

— Ага, хорошо… — Словно не своими губами я пробормотал имя и номер мобильного, сообщил, что у того козла в кармане мой бумажник. Его мне обещали вернуть опять же завтра, когда приобщат как улику.

На парковке уже скопилось достаточно народа — такое представление, ещё бы! — и, когда милицейская машина уехала, каждый посчитал нужным подойти и предложить свою помощь. Ариадна начала подвывать, поэтому я от всех отмахнулся, устроил её в креслице и, захлопнув дверцу за собой, завел мотор.

Руки тряслись, даже когда я уложил её в кроватку и пошел в душ помыться самому. Не помогло. То, что я вполне мог погибнуть сам, меня не заботило — жертвой этого больного психопата могла стать моя девочка, моя маленькая, добрая девочка, которой я поклялся стать лучшим отцом в мире! А сам замешкался, не решаясь отдать какую-то машину, которая не стоит и одной её улыбки. Что я за человек?!

Запинаясь, я нашел бутылку виски, которую не открывал с того дня, как Мария Валентиновна попала в больницу, и плеснул в стакан. Напиваться я не собирался, просто хотел успокоить нервы. Понадобилось десять мелких глотков, чтобы я шатко-валко привел себя и свои мысли в порядок. Конечно, конечно, я виноват не был. Он потребовал кошелек — я его отдал. Машину — я протянул ему ключи! Да, не с охотой, но кто бы с восторгом отдал какому-то уроду свою машину за четыреста тысяч евро?! Поэтому… поэтому пусть себя винить проще, я был тут ни при чем. И Ариадна осталась жива, отделавшись лишь испугом.

Но никто не может гарантировать, что не будет другого такого раза. Пока я богат и как-то демонстрирую это, найдутся люди, желающие поправить своё положение за мой счет. И пусть я уверен на сто процентов, что я жизнь отдам, чтобы жила дочь, счастливее после этого она не станет.

К утру, ополовинив третий стакан спиртного, я пришел к четкому решению. Кроме меня, у ребёнка должна быть мать. Даже если она в самом деле умерла, у неё должны были остаться родственники, хоть кто-то. Кто-то, кроме моей семьи, кто позаботиться о ней, если со мной что-то случится.

XXI

Вчерашний ужас так меня потряс, что я дал выходной няням (Алиса обрадовалась, так как её ужас, именуемый университетом, тоже не спешил отпускать свою жертву) и взял Ариадну с собой на работу. Из милиции мне пока не звонили, поэтому отлынивать я не собирался.

Мы работали над масштабным проектом постройки Ледового дворца, первые этапы требовали максимальной включенности моего отдела, и я постоянно был на совещаниях: то с заместителем директора фирмы-партнера, то с собственным начальством, то с Арнольдом, то со своим креативными сотрудниками. Дочь спала рядом, на расстоянии вытянутой руки, и никто не смел возражать, потому что в двух коротких фразах я пояснил, что с нами вчера случилось и как мало меня волнует, удобно ли другим. Ребята из моей фирмы даже не поднимали эту тему, а посторонние затыкались, встретив мой взгляд. Дочь у меня одна и, возможно, будет единственной — опыт с Дариной поумерил мой оптимизм на счет понимания со стороны прекрасной половины человечества, а связываться с женщиной, которая не будет любить Ариадну, я не намеревался — и её защита стоит всех неудобств.