И это вновь возвращало меня мыслями к ней. Если подумать… почему она подписалась таким странным именем? Наверняка, она думала, что это что-то мне скажет, но ошиблась. С чего бы? Тут надо было наверняка. Или она не хотела, чтобы я её нашел? Ну да, если бы я знал, кто она такая ещё в апреле, тут же бы вернул "подарок" обратно, если не ей самой, так кому-то из родственников. А сейчас из-за её осторожности не могу найти! Блин!

Не выныривая из размышлений, я привычным движением вернул Ариадну обратно в коляску, пока она не кувыркнулась через край в своей любознательности. Как я её не фиксировал, она всегда находила возможность так извернуться, что моё сердце на миг испугано замирало, а руки тянулись словить и уберечь. В год будет бегать, как Сашка, в нашу породу пошла.

Ещё один вопрос о Солнечной — если она не стащила рецепт Беллы Свон, то её беременность должна была длиться девять месяцев. Она жила на одиноком хуторе или посреди многокилометрового леса, и никто не заметил её состояния? Если же нет, то вполне закономерен вопрос — куда делся ребёнок? Ладно, если она умерла, у неё уже не спросишь, но подать в розыск должны были! Родные, друзья, те же врачи — они могли — и должны, вообще-то! — узнать, кто отец, и я был бы первым в списке, к кому обратились бы и сразу же нашли! А за все это время никто ко мне не пришел, интересуясь, случайно ли не завис у меня ребёнок от такой-то и такой-то девушки. Нет… тут явно что-то не чисто.

Случись такое с Настей, мои родители бы все вверх дном перевернули. Хотя, случись такое с Настей, наш ребёнок (нашей семьи, я имею в виду) никуда бы не делся. Воспитали, одели, выучили — даже вопроса бы не возникло. Но, даже если бы она свихнулась и отправила своего ребёнка неизвестно куда, его бы нашли. И дело даже не в том, что папа губернатор, а дед знает все шишки страны поименно — дело в отношении. Если Солнечной не повезло с родителями, то радует, что забеременела она от меня, а не какого-нибудь Васи Иванова, который отодвинул бы эту корзину и пошел бы хлестать пиво с друзьями дальше.

В голове вновь завелась "Sleepwalker", изрядно заевшая в мозгах в последние дни — и какого хрена ей там надо! — я раздраженно повел плечами, будто стряхивая её, и повернул домой. Реснички Ариадны сонно моргали, она старалась улыбаться на мои гримасы, которые я для неё корчил, но видно, что она устала и ей надо в кроватку.

Ну, ничего, я найду след этой таинственной женщины, найду её родителей или друзей и посмотрю в их бессердечные рожи. Если все так, как мне кажется, моей дочери не нужны такие родственники. Совесть перед ними обеими у меня будет чиста окончательно.


На седьмой месяц своего рождения Ариадна меня обрадовала, впервые самостоятельно встав на ножки, цепляясь на край моей кровати, конечно же, но это был огромный прорыв. Я около пяти минут подбрасывал её к потолку, визжа едва ли не громче самой девочки, а Елена фотографировала нас на фотоаппарат, чтобы потом сложить снимки в альбом, подаренный на её первый праздник и регулярно пополняемый. О событии я рассказал всем знакомым, и вечером мама заехала забрать письмо, чтобы отвести его на следующий день своему институтскому приятелю — он работал в криминалистике и, по моему мнению, был в маму влюблен, но тихарил, — и заодно привезла подарок от них с папой: крутые брендовые туфельки светло-голубого цвета на низкой платформе для малышки. Каблуки она пообещала научить её носить, когда внучка станет чуть постарше, и я уже слышал стук двух пар шпилек — перспектива не особо меня вдохновила.

Найти Солнечную стало моей бредовой идеей, честное слово! Я отыскал в интернете базу телефонных номеров нашей страны и вбил в неё все варианты производных от "Солнца" и сейчас методично просматривал результаты, сравнивая их номера с контактами в своем телефоне. Лера три дня смотрела на мои мучения с героическим терпением, но когда я пропустил важное совещание, потому что, как мне показалось, я узнал одну из претенденток (потом понял, что ошибся), она посоветовала слегка успокоиться и продолжить этот квест в социальных сетях. Сейчас практически все молодые люди, девушки тем более, где-то зарегистрированы, и там можно будет увидеть и фото, и место учебы либо работы, и другую информацию, которая может оказаться очень полезной.

Нужно ли говорить, что моя секретарша гений?

К середине ноября я стал пугать даже самого себя. Солнцевых, Солнышковых и даже открыто Солнечных было тьма беспросветная, и некоторых я даже, кажется, видел в своей постели. Но, просмотрев их фотографии, датированные декабрем-мартом этого года, когда беременность должна была быть ясно видна, я увидел, что их фигуры оставались одинаково стройными. Нет, это было бы слишком просто… Нутром чувствовал — "Солнечная" значило что-то гораздо более личное…

В один из вечеров мне позвонила мама и сказала, что результаты по почерку готовы и я могу, когда мне будет удобно, подъехать к её другу, адрес прислала смс-кой. Я чуть-чуть расслабился — оказывается, от напряженности этих поисков даже спина побаливала, нужно было отдохнуть и сходить куда-нибудь на профессиональный массаж. Потом, потом… успеется. То же самое я ответил на предложение Насти взять на выходные Ариадну себе, чтобы я смог сходить погулять в клуб или на какую-нибудь вечеринку, потому что, по наблюдению внимательных нянь, я никуда не выбирался уже больше двух месяцев, значит, отношений или даже банального секса у меня не было примерно столько же. Для меня в прошлом это было бы просто концом вселенной, а сейчас я зашился дома, лазаю по интернету, рассматривая фото девушек — ясное дело, мне позарез нужно выпустить пар!

Нужно, конечно, но не сейчас. Не так уж мне и хочется этого…

Было уже поздно, я зашел поцеловать на ночь Ариадну — она ещё не спала, поэтому я отыскал в памяти новую песню, которую раньше не пел ей, и устроил ещё один вечер "колыбельной от папы". Подействовало, как и раньше, безотказно, и вскоре я сам смог рухнуть под своё одеяло, практически мгновенно проваливаясь в сон.


…В полумраке зала, нарушаемом лишь светомузыкой и движением остальных ребят, кружащихся так же, как мы, в танце, все казалось ещё более волшебным… Я танцую с ней, с девушкой, о которой мечтал уже пять лет, и она не отталкивает меня, а наоборот, словно прижимается теснее — или мне просто так кажется, потому что очень хочется.

  — I saw a picture of you (Я видел твою фотографию),

Hanging in an empty hallway (Висящую в пустом коридоре),

 I heard a voice that I knew (Я услышал голос, который я знал),

And I couldn" t walk away (И я не смог уйти),

— поет Ламберт из колонок — Алёна Ночковская, которая фанатела о него, встречалась с ди-джеем, и на вечеринках он часто ставил какие-нибудь песни глэм-рокера, чтобы её порадовать.


— Этого стоило подождать так долго, — негромко произношу я, смотря на неё. Боже, я никогда не устану восхищаться её простой, но такой исключительной красотой. Она была не особо высокой, чуть выше моего плеча, но очень пропорциональной, и особенно хорошо это было заметно в платье, золотистым атласом облегающим её фигуру и ниспадающим узкой юбкой до щиколоток. Тонкие руки, украшенные лишь одним золотым браслетом, обвивали мою шею, пальцы гладили затылок, утопая в волосах, а мягкое дыхание щекотало кожу на ключицах.

Девушка поднимает голову, взглянув на меня. Аквамариновые глаза сверкнули интересом и даже надеждой — только на что?

— Чего ждать? — так же тихо спрашивает она.

— Танца с тобой.

Она хмыкнула, чуть вздернув бровь.

— Матвей, не буду говорить, что мои ноги не трясутся от мысли, что ты и правда мог ждать танца со мной все это время, но не надо…

— Что? — подталкиваю я её продолжить фразу.

— Играть со мной. Не забывай, что я знаю тебя пять лет, причем очень неплохо знаю. Ты красиво говоришь, когда девушка тебе интересна, но потом так же красиво уходишь.

— Перестань, — шепчу я, касаясь губами её чудесных золотистых волос. — Я искренен как никогда. Я клянусь своим дипломом, что мне вручили сегодня днем, что я ждал его не так сильно как ту минуту, когда ты согласишься приблизиться ко мне меньше, чем на расстояние вытянутой руки.

Она рассмеялась и подергала этими самыми руками, соединенными за моей головой.

— Как видишь, я гораздо ближе.

Её смех, её счастливая улыбка, блеск в глазах, смотрящих на меня так… так светло… она вся была светом.

— Ты специально надела золотое платье, чтобы показать нам, простым смертным, что ты дитя богов? Вряд ли найдется ещё одна девушка, которая смотрелась бы в нем так же неотразимо!

— Ты мне льстишь! — вновь улыбается она, видно, что ей очень приятны мои слова — совершенно искренние, между прочим! — Я купила его в последнюю минуту, и мне ещё повезло, что Света заставила меня остановиться и примерить его, потому что я хотела голубое. Оно мне даже чуть-чуть великовато, но ушивать уже было некогда.

— Уверен, что ты смотрелась бы сногсшибательно в любом платье, которое надела, но это… — я ещё раз окинул её взглядом, лишь на миг задержав его на красиво очерченной груди, не в пример другим нашим одногруппницам, достаточно целомудренно скрытую лифом, — оно идеальное для тебя. Ты и правда как… как солнце.

  can" t turn this around (Я не могу повернуть стрелки часов назад)

   I keep running into walls (Я продолжаю сталкиваться со стенами),

   That I can" t break down (Которые я не могу сломать)

Нежный блеск в её сказочных глазах заставляет моё дыхание слегка сбиться, она закусывает губу.

— Очень подходит к моему имени, — произнесла она.

— Хм… — я стараюсь отогнать мысли об этих губах и сосредоточиться на том, что они говорят, а это сложно, учитывая, что я уже прикончил три бокала шампанского. — Почему?

— Меня бабушка всегда звала старинным вариантом моего имени. До того, как пойти в школу, я все лето, а порой и больше, если родители уезжали заграницу устраивать бизнес, проводила у неё в деревне, среди мудрых стариков, которые совершали некоторые нехристианские обряды, вроде венки и папараць-кветка на Купалу, каляды перед Рождеством, сожжение чучела на Масленицу… Я так привыкла к другому звучанию своего имени, что потом всё равно всегда звала себя так… Аполлинария… А ведь это имя произошло от имени греческого бога солнца Аполлона.

Я прижался к ней так тесно, что её лицо касалось моего носом.

— Так ты и правда солнечная… — губы дотронулись до её губ, но этого было уже мало…

— Выходит, да. — Голос девушки дрогнул и стих, когда я обхватил её лицо и вовлек в один из самых нежных и жарких одновременно поцелуев, на которые был способен.


… I" m a sleepwalker, walker, walker, — проносится у меня в голове, когда я рывком сажусь на кровати.

Сон вновь, как всегда ускользал от меня, но я неосознанно протянул руку, пытаясь поймать его — её — и не дать в этот раз оставить меня. Не теперь.

И она осталась. Образ девушки, которую я сам назвал Солнечной, ясно предстал перед моим внутренним взором, и я понял кто она.

Полина Ступова была моим Солнечным наваждением. Она была матерью Ариадны.

XXII

Рассвет встретил меня на полу гостиной, где я разложил альбом нашего выпуска. Он вышел толстый, там было много общих фотографий и каждого в отдельности. В том числе и Полины.

Боже, как я раньше не догадался? Эта мысль уже не один десяток раз появилась в моей голове, пока я смотрел на большой снимок девушки. Взгляд устремлен чуть вверх, словно она о чем-то задумалась, и её шикарные голубые глаза — точь-в-точь как у Ариадны! — не утратившие свою исключительность даже после обработки фотошопом, вновь заставляли меня забывать, о чем я думал в предыдущий момент. Она не знала, что будет съемка в тот день, поэтому была совершенно естественна: светлые волосы, всегда слегка вьющиеся, заколоты сзади, пара прядок выбилась и обрамляла лицо; из косметики лишь тушь, даже губы не блестят; под горлом виден светло-голубой край свитера. И все равно я не мог отвести от неё взгляд.

Полина нравилась мне всегда, ещё с первого курса, но уговорить её пойти со мной на свидание не удалось ни разу за пять лет (видимо, все же удалось, раз в соседней спальни спит её уменьшенная копия). Она отшучивалась, охотно вступала со мной в спор, парировала мои комплименты, но не сдавала ни одного сантиметра обороны. На её глазах я переспал с большей частью девчонок нашего потока, и это было хорошим примером, насколько я серьезно отношусь к девушкам.

Что самое забавное, к ней я относился абсолютно серьезно. Сначала увидев красивое личико, я повел себя как обычно, то есть похвалил формы, спросил, не больно ли было падать с неба и не плакали ли ангелы, теряя самую красивую свою сестру — выполнил свой стандартный подкат, который до этого действовал безотказно. Я видел себя в зеркале не раз и знал, что мой рост, хорошая фигура, темные художественно растрепанные волосы и взгляд темно-серых глаз с легким прищуром всегда действовали раньше слов, а красивые фразы просто закрепляли эффект, но тут я получил такой же витиеватый отказ. Полина не отказывалась дружить, быть напарником на парах, прикрыть, если я опаздываю на лекцию к требовательному Юрию Владимировичу Садкову — не важно, по каким причинам — но пойти даже просто выпить кофе сразу же забраковывала. Я встречал гордых девушек и раньше, но таких — нет, и это, по законам психологии, меня постегнуло. Моя бабушка Оля была такой же: легко находила общий язык со всеми, очаровывала мужчин и не вызывала зависть у женщин, могла поговорить на любые темы, и я, в детстве позиционируя себя как деда, мечтал связать свою жизнь с такой женщиной, как она. И я её нашел, только вот повел себя не так сразу же, а по-другому не умел. Вот и стало ясно, что все мои искренние в дальнейшем порывы были восприняты за упорство, уважаемое, но безрезультатное.