— Девочка просто замечательная, правда, Лиз? Как ужасно, что она попала в такую гнусную историю.

Он сокрушенно покачал головой, вытирая очередную тарелку.

Это был первый обед за несколько месяцев, который хоть немного напоминал прежнюю атмосферу в их доме, и Джон был приятно удивлен тем, что Лиз сделала над собой усилие.

— Надо было думать, прежде чем заниматься любовью, — без всякой злости откликнулась Лиз. Она должна была признаться, что ее муж был всецело прав. Мэрибет действительно была приятная девочка, о чем Лиз и сказала Томми, когда он вернулся через полчаса.

Он проводил свою подругу до дверей комнаты и поцеловал ее на прощание. Мэрибет устала, спина у нее болела — у нее был действительно тяжелый день, и после этого вечера она, как никогда прежде, начала ощущать неудобство своего положения.

— Мне понравилась твоя подружка, — тихо сказала Лиз, убирая последнюю тарелку.

Джон, только что закуривший свою трубку, кивнул в знак согласия.

— Вы ей тоже очень понравились. Мне кажется, что ей здесь одиноко — она скучает по родителям и сестренке. У меня о них не самое хорошее впечатление, но это ее родные. Ее отец — настоящий деспот, а мама боится ему перечить, но даже если ей не слишком хорошо жилось дома, все равно, наверное, ужасно тяжело быть отрезанной от них. Мама ей пару раз писала, но отец даже не читает ее писем.

И они не дают Мэрибет общаться с сестрой, опасаются, что она на нее дурно повлияет.

Очень глупо, по-моему, — сказал Томми несколько раздраженно, и его мама внимательно посмотрела ему в глаза.

Нетрудно было заметить, как сильно она ему нравится, как он стремится защитить ее.

— Иногда родители поступают очень глупо, — с сожалением сказала Лиз. — Я думаю, что эта рана у нее долго не затянется — может быть, никогда.

— Мэрибет говорит, что хочет вернуться и окончить школу, а потом собирается переехать в Чикаго и там поступить в колледж.

— А почему не здесь? — спросил Джон, и Лиз с удивлением посмотрела на него — она не ожидала от мужа такого порыва.

Они жили в университетском городке с очень хорошими колледжами, и, если Мэрибет удастся заслужить стипендию благодаря своим успехам в школе, Лиз могла бы помочь ей поступить.

— Мне такое не приходило в голову, да и она вряд ли задумывалась, — радостно ответил Томми. — Я поговорю с ней об этом, но сейчас ее, по-моему, больше всего беспокоит ребенок. Она напугана предстоящими родами и не знает, что ее ждет. Может быть, — продолжал он осторожно, с надеждой глядя на мать, — может быть, ты с ней поговоришь? У нее никого нет, кроме меня и других официанток в «Джимми Ди». А они ее только запугивают, рассказывая всякие небылицы.

То, что было известно Томми о родах, пугало его не меньше. Весь этот процесс казался ему просто ужасным.

— Хорошо, я с ней поговорю, — мягко ответила Лиз, и через некоторое время они все отправились спать.

Улегшись в постель рядом с мужем, Лиз поняла, что думает о Мэрибет.

— Очень приятная девочка, правда? И как она одна со всем этим справляется… как это печально… И потом, отказаться от ребенка…

Одна мысль об этом заставила ее всхлипнуть — она вспомнила, как впервые взяла на руки Энни и Томми… Какие они были милые, теплые и нежные! Отдать их в чужие руки после рождения казалось ей невозможным — это бы просто убило ее.

Но разве можно сравнивать их судьбы? Лиз была гораздо старше, имела за плечами образование, хорошую работу, любящего, заботливого мужа. Для шестнадцатилетней девочки иного выхода не было — Мэрибет была достаточно мудра, чтобы понимать, что одной ей с этим не справиться.

— Как ты думаешь, доктор Маклин найдет ребенку родителей?

Лиз поняла, что ее почему-то волнуют проблемы этой девочки. Как и Томми, она осознала, что Мэрибет абсолютно некуда обратиться за помощью.

— Я уверен, что он делает это гораздо чаще, чем мы думаем. Ты же знаешь, что это далеко не редкость. Просто обычно оказавшиеся в такой ситуации девочки скрываются. Он наверняка поможет ей.

Лиз молча кивнула. Она лежала в темноте и думала о них обоих — о Мэрибет и своем собственном сыне. Они были так молоды, так влюблены друг в друга, так полны надежд. Они верили, что жизнь будет к ним добра, они доверяли судьбе и не ждали от нее ударов в спину.

Лиз утратила эту веру навсегда — она пережила слишком много боли после смерти Энни. Она знала, что эта полудетская наивность никогда к ней не вернется. Судьба слишком жестока и нетерпима.

Они еще немного поговорили о Мэрибет, после чего Джон уснул. Чисто внешне они не стали ближе, но существовавшая между ними дистанция за последние несколько дней немного уменьшилась — супруги теперь постоянно обменивались ласковыми добрыми словами.

Лиз начала прилагать усилия, чтобы доставить удовольствие своему мужу. Сегодняшний обед, например, убедил ее в том, что пора снова начинать готовить. Они нуждались друг в друге, нуждались в вечерних разговорах, в прикосновениях, в том, чтобы делиться друг с другом надеждами и впечатлениями.

На долгое время они словно стали чужими, и сейчас Лиз чувствовала, как они постепенно возвращаются из скрывавшего их тумана. И Джон, готовый протянуть ей руку и поддержать ее, и Томми — оба были рядом, только у Томми теперь была Мэрибет.

Засыпая, Лиз впервые за последние несколько месяцев почувствовала себя спокойной.


На следующий день она отправилась в школьную библиотеку, чтобы отобрать книжки для Мэрибет и составить задания.

Когда Мэрибет пришла к ней в субботу днем, она была полностью готова к этому посещению.

Просмотрев тетради девочки, Лиз была приятно удивлена ее способностями. Мэрибет училась лучше, чем большинство старшеклассников школы, где преподавала Лиз.

Читая некоторые из сочинений Мэрибет, Лиз качала головой и хмурилась, как будто была недовольна.

Мэрибет, с волнением наблюдавшая за ее реакцией, забеспокоилась:

— Это плохо, миссис Уиттейкер? Понимаете, у меня вечерами нет ни времени, ни сил.

Наверное, мне надо еще поработать над этим и прочитать еще критические статьи по «Мадам Бовари». Я не думаю, что я во всем права.

— Не смеши меня, — сказала Лиз с неожиданной улыбкой. — Это очень хорошо, я просто поражена.

Она мысленно сравнила прочитанное сочинение, больше похожее на литературное исследование, с работами Томми, который был первым учеником.

Мэрибет написала сочинение о русской литературе и об особенностях комедий Шекспира. Кроме того, она составила великолепный документальный рассказ о корейской войне и выполнила все задания по сравнительной грамматике, а все ее работы по математике были выше всяких похвал.

Лучшей работы Лиз не видела уже в течение многих лет. Она посмотрела на эту девочку с выпирающим животом и чистосердечно похвалила ее:

— Ты прекрасно поработала, Мэрибет. Ты должна учиться на класс старше, не меньше.

Тебе позавидует любой старшеклассник.

— Вы действительно так думаете? Вы думаете, я смогу наверстать пропущенное и дома вернуться в свой класс?

— У меня есть идея получше, — сказала Лиз, убирая бумаги в папку. — Я хочу показать твои работы нашему завучу, и, может быть, она разрешит тебе сдать что-то типа экзаменов здесь. А когда ты вернешься домой, ты сразу поступишь в следующий класс.

— Вы действительно думаете, что это возможно? — недоверчиво спросила Мэрибет, не желая обольщаться напрасными надеждами.

Это означало перепрыгнуть через целый год и окончить школу уже в июне, чего ей очень хотелось. Она прекрасно понимала, что даже несколько месяцев пребывания дома будут для нее очень тяжелыми.

Мэрибет доказала себе, что она в состоянии сама себя содержать; ей хотелось побывать дома, увидеть маму и Ноэль, но она понимала, что не сможет там долго находиться.

Она слишком быстро повзрослела, чтобы жить дома еще в течение двух лет.

Родители — особенно отец — не дадут ей забыть, что с ней произошло, и будут постоянно напоминать о ее грехопадении. Шести месяцев до выпуска в июне будет вполне достаточно.

А потом она уедет, найдет работу и в один прекрасный день, если повезет, поступит в колледж. Мэрибет была рада все силы положить ради своего образования, понимая, однако, что ее семья этого никогда не одобрит.

Потом Лиз дала ей несколько дополнительных заданий и пообещала справиться в школе, могут ли они принять у нее экзамены, и как можно скорее сообщить об этом Мэрибет.

Они еще немного поболтали — в основном о Томми и его планах на будущее. Лиз явно беспокоилась о том, что он может на ней жениться, особенно если Мэрибет все-таки не откажется от ребенка; однако говорить об этом она не стала.

Томми по результатам учебы мог выбирать между несколькими колледжами; перед ним открывалась масса возможностей, и Лиз хотела, чтобы Мэрибет это знала. Девочка прекрасно поняла, что тревожит маму ее друга. Глядя ей прямо в глаза, Мэрибет тихо проговорила:

— Я не собираюсь выходить за него замуж, миссис Уиттейкер. По крайней мере сейчас.

Я не буду ломать ему жизнь. Томми очень хорошо ко мне относится. Он единственный человек, который стал мне настоящим другом после того, как со мной случилось несчастье.

Но мы оба слишком молоды, и брак только все разрушит…

Я не уверена, что он понимает это, — печально добавила она, — но я-то понимаю. Мы еще не готовы к тому, чтобы растить ребенка.

И самое главное, что я не готова. Детям нужно отдавать все, что есть, быть с ними все время… быть для них тем, чем я еще быть не могу…

В общем, мне еще надо дорасти до этого, — закончила она со слезами на глазах, и сердце Лиз забилось сильнее. Эта девочка сама была еще почти ребенком, носившим во чреве другого ребенка.

— Ты кажешься мне очень взрослой, Мэрибет. Конечно, недостаточно взрослой для того, чтобы быть матерью… но у тебя есть чем поделиться с другими людьми. Ты поступаешь правильно — и по отношению к себе, и по отношению к ребенку. Я просто не хочу, чтобы Томми пострадал или сделал какую-нибудь глупость.

— Он не сделает, — ответила Мэрибет, вытирая слезы. — Я ему не позволю. Конечно, иногда мне и самой хочется оставить ребенка себе. Но дальше-то что? Что я буду делать через месяц, через год… или если я не смогу найти работу и мне никто не поможет? И Томми не удастся окончить школу, если у него на шее будет висеть жена с ребенком. Мы не можем себе этого позволить.

Я знаю, что я не должна так говорить о собственном сыне или дочери, но я хочу, чтобы и у него — или у нее — была достойная жизнь.

Ребенок имеет право получить больше, чем могу дать ему я, — родителей, которые души в нем не будут чаять и не будут бояться ответственности так, как боюсь я. Я очень хочу растить его, но я знаю, что я просто не могу… и это меня пугает.

Эти мысли разрывали ей сердце — особенно сейчас, когда ее дитя уже жило внутри ее своей жизнью, постоянно напоминая о себе нетерпеливыми движениями. Не замечать или отрицать его существование было невозможно.

Но Мэрибет считала, что лучшим проявлением ее любви к ребенку будет дать ему жизнь и устроить к хорошим людям, которые посвятят себя малышу. А ей надо уехать куда-нибудь и взяться за воплощение в жизнь своей мечты.

— Доктор Маклин тебе что-нибудь говорил? — спросила Лиз. — По поводу возможных приемных родителей?

Лиз вдруг обуяло любопытство. Она знала несколько бездетных пар, которые были бы счастливы завести ребенка.

— Пока он еще ничего конкретного мне не сказал, — озабоченно откликнулась Мэрибет. — Я надеюсь, что он верит в серьезность моего намерения отказаться от ребенка. Правда, может быть, он думает, что Томми и я…

Она замялась, не в силах подыскать нужные слова, заставив Лиз расхохотаться.

— Будь уверена, он именно так и думает.

Он, признаться, поставил меня в тупик своими словами о том, какой замечательный у меня сын. По-моему, он решил, что это его ребенок. Я тоже подумала об этом, когда узнала о твоем существовании, и, честно говоря, до смерти испугалась… но на самом деле бывают вещи пострашнее. Томми действительно очень достойно повел себя в этой ситуации, особенно если учесть, что это не его ребенок.

— У вас потрясающий сын, — призналась Мэрибет, чувствуя, что эта женщина стала ей ближе родной матери. Она была такая добрая, внимательная, умная, и Мэрибет показалось, что Лиз начинает постепенно отходить после кошмарного года, прожитого без малышки Энни. Мэрибет сама пережила времена страшной печали и знала, что это такое.

— Что ты собираешься делать в ближайшие два месяца? — спросила Лиз, наливая Мэрибет стакан молока и придвигая к ней тарелку с печеньем.

— Работать, что же еще. И заниматься.

И ждать ребенка. Он должен родиться к Рождеству.

— Это очень скоро, — заметила Лиз, тепло посмотрев на свою юную собеседницу. — Если тебе нужна какая-то помощь, не стесняйся, скажи мне.

Лиз хотелось помочь им обоим — и Мэрибет, и Томми, и перед тем, как гостья ушла, она снова напомнила ей о том, что обязательно поговорит о ней в школе.