ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПОЛУНОЧНЫЙ ЛЮБОВНИК

Несколько дней после отъезда Чарльза я была занята только тем, что наслаждалась отдыхом, привыкая к роскошному ощущению, что моя жизнь течет размеренно, комфортно и обо всем заботятся усердные слуги. За эти дни я истратила восемьсот фунтов на модные платья и шляпки. Еще большая сумма была потрачена на украшения. Я с радостным возбуждением встречала курьеров, которые каждый вечер доставляли ко мне домой сделанные в течение дня покупки. Затем я уединялась в своей комнате с собственной горничной по имени Тилли и примеряла новые наряды. Тилли носилась вокруг меня, разглаживая складки на платьях, а я восхищенно любовалась своим отражением в высоком венецианском зеркале.

Некоторые из купленных мной нарядов и в самом деле были прекрасны и мне очень шли, отлично подчеркивая достоинства фигуры и гармонично сочетаясь с моей внешностью. Больше всего я полюбила розовое платье с блестящим облегающим корсажем и короткими рукавами, из-под которых соблазнительно выглядывало пышное кружевное белье. Шуршащая, широкая в бедрах юбка этого наряда ниже колена была стянута белой шелковой тесьмой.

Как раз в этом платье я и была, когда, прогуливаясь в окрестностях Вестминстерского аббатства, повстречалась с Джоном Суитэпплом и пригласила его к себе в Чейни-хаус, чтобы выпить чашку кофе и поболтать.

Суитэппл был первым знакомым человеком, которого я встретила с тех пор, как Чарльз уехал в Австралию. Новизна моего нового положения довольно скоро перестала занимать мои мысли, удовольствие, которое я получала, покупая новые наряды и украшения, потеряло свою остроту; теперь я не всегда знала, чем занять свое время. Титул и деньги — это, конечно, хорошо, но обладание ими не обязательно делает человека счастливым. При моей открытой и общительной натуре такая жизнь быстро наскучила мне, я поняла, что нуждаюсь в хорошей компании.

Вот почему я так обрадовалась, увидев в толпе гуляющих худощавую фигуру и бледно-серые глаза Джона Суитэппла. Он явно не сразу меня узнал, потому что, когда я весело поздоровалась с ним, как со старым приятелем, на его испещренном морщинками, усталом лице выразились растерянность и недоумение. Мне пришлось напомнить ему о тех временах, когда, только приехав в Лондон, мы с Джеймсом частенько проводили вечера в его квартирке, беседуя о театре и слушая, как он читает отрывки из своих пьес.

Наконец он вспомнил меня, и его лицо прояснилось. Однако, к моему разочарованию, он не проявил особого желания продолжить наше знакомство и, откланявшись, хотел уже было двинуться дальше, Я посмотрела ему в глаза.

— С тех пор как мы в последний раз с вами виделись, в нашей жизни произошли большие перемены. Отец Джеймса скончался, и он унаследовал все фамильное состояние и титул лорда Пэлроуза.

У меня такое впечатление, что достаточно называться лордом, чтобы все тебя любили, потому что это известие тут же изменило отношение Суитэппла ко мне. Он на мгновение застыл, потом в его глазах вспыхнул живой интерес. Он с энтузиазмом пожал мне руку, высказал свое восхищение моим платьем и негромко почтительно произнес:

— А вы, конечно, теперь — леди Пэлроуз… Э-э… И как дела у э-э… Джеймса?

Не вдаваясь в подробности, я рассказала, что мы живем раздельно, но остались добрыми друзьями. Все это время он продолжал вести меня под руку в том направлении, в котором прогуливался в тот момент, когда я его повстречала.

Освободив руку, я махнула Болдуину, чтобы он подогнал экипаж поближе и, усевшись на мягкое сиденье, еще раз спросила Суитэппла, действительно ли он отказывается принять мое приглашение выпить у меня дома по чашке кофе. Бедняга был ужасно смущен. Рассыпаясь в извинениях, он стал поспешно забираться в коляску, споткнулся о ступеньку и чуть было не упал мне прямо на колени.

Оказавшись в уютной гостиной Чейни-хауса перед подносом со свежими пирожными и с чашкой кофе в руках, он постепенно пришел в себя, перестал суетиться и рассказал мне, чем он занимался с тех пор, как мы расстались.

Я узнала, что он бросил строчить свои скучные пьесы, стал антрепренером и собрал собственную странствующую труппу, которая гастролировала по провинциальным театрам. Но в последнее время гастролей не было, его актеры требовали, чтобы он устроил новое турне. По его словам, театры Манчестера, Ливерпуля и Дублина с радостью готовы были принять его труппу, но все упиралось в недостаток средств для осуществления постановок.

Я предполагала, что весь этот рассказ кончится тем, что он попросит у меня денег, и заранее знала, что я ему отвечу. У меня сохранились самые светлые воспоминания от тех времен, когда мы с Джеймсом гастролировали по Америке с труппой Джонатана Ида, и я поняла, что суматошная, веселая и творческая атмосфера странствующей труппы — это как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы развеять скуку.

Наконец он перешел к делу.

— Леди Пэлроуз… э-э… Я хотел вас спросить… Не задумывались ли вы о том, чтобы э-э… стать… так сказать, покровительницей искусств?

— Нет, — резко сказала я, — никогда не имела такого намерения. Сколько вам нужно денег?

Прямой вопрос сбил его с толку, и он начал жевать губами и бормотать что-то невнятное. Наконец он выдавил:

— Э-э… сто фунтов.

Я улыбнулась, и это придало ему уверенности. Он нерешительно добавил:

— Столько будет стоить аренда театров.

Я сурово посмотрела на него.

— Джон Суитэппл, вы, кажется, обманываете меня. Так ведь? Впрочем, это не имеет значения. Я выделю на ваши постановки триста фунтов стерлингов. При одном условии: в программу гастролей будет включена драма Шекспира «Ромео и Джульетта» и роль Джульетты в ней буду исполнять я.

Не веря своим ушам, он испуганно посмотрел на меня, пытаясь понять, не разыгрываю ли я его. Когда он понял, что я в самом деле собираюсь пролить на него этот золотой дождь, и оправился от потрясения, мы приступили к обсуждению деталей. Поскольку «Ромео и Джульетта» уже была в репертуаре его труппы, мы решили, что можно будет ограничиться двумя-тремя репетициями перед премьерой в Дублине.

Это меня полностью устраивало. Я стану полноправным членом труппы и в течение двух недель буду находиться в компании артистов, не будучи обремененной никакими обязанностями, а под конец, на третьей неделе исполню свою давнюю мечту и сыграю самую дорогую для меня роль — роль Джульетты!

Прежде чем мы расстались в тот вечер, я предупредила его еще о двух обязательных условиях нашего соглашения.

— Никто, — сказала я ему, — не должен узнать, что я — знатная дама или о том, что я субсидировала это турне.

— Но под каким именем э-э… я должен буду представить вас остальным членам труппы?

— Это нужно обдумать. У вас есть какие-нибудь предложения?

Он один за другим придумывал сценические псевдонимы, но ни одно из этих имен мне не нравилось. Потеряв терпение, я спросила его, как звали горничную его матери, и твердо пообещала, что, даже если у нее была фамилия Толстопузая, это станет моим театральным псевдонимом.

— Ее звали э-э… Нелли Клифден, — ответил он, внимательно наблюдая за впечатлением, которое произвело на меня это имя.

— Что ж, это, конечно, не то имя, которое я бы сама себе выбрала, но делать нечего. Больше мы это обсуждать не будем. И потрудитесь запомнить, что в будущем вы должны, обращаясь ко мне, называть меня не леди Пэлроуз, а Нелли Клифден. Смотрите, не ошибитесь.


В этом новом качестве я и провела двухнедельные гастроли. «Нелли Клифден, известная актриса, недавно вернулась в Англию после длительного турне по Северо-Американским Штатам». Я получала огромное удовольствие от привычной, безалаберной и веселой театральной жизни, а на репетициях наслаждалась тем, что все, включая Джона Суитэппла, искренне восхищались моей игрой в роли Джульетты. К тому времени, как мы прибыли в Дублин, где в Королевском театре должна была состояться премьера шекспировской драмы, спектакль был полностью отрепетирован и я совершенно вжилась в свою роль. Первое представление прошло с грандиозным успехом — публика устроила настоящую овацию, летели цветы, нас три раза вызывали на сцену.

На следующее утро, прогуливаясь по набережной, я натолкнулась на рыбачью лодку с острова Мэн, которая была пришвартована в одном из доков. Команда была занята приготовлениями к отплытию обратно на остров, но для того, чтобы поболтать с землячкой, они, конечно, нашли время. Родной диалект звучал для моих ушей настоящей музыкой, и я воспользовалась этой возможностью, чтобы разузнать о своей семье, которая осталась в долине Болдуин. Рыбаки почти ничего не знали о моих родных, если не считать того, что мой брат Саймон эмигрировал в Новую Зеландию, чтобы завести там собственную ферму. Когда приветливым рыбакам все же пришла пора отправляться, я была огорчена и долго стояла на причале, глядя, как парус их лодки скрывается за горизонтом.

С Саймоном, старшим ребенком в нашей семье, мы были очень близки, ведь между нами был всего один год разницы в возрасте. Я не испытывала никакого сожаления по поводу того, что покинула родной остров, но то, что я потеряла связь с Саймоном, меня огорчало. Он был единственным человеком, который действительно беспокоился обо мне, когда я была маленькой. Вернувшись в гостиницу, я грустно размышляла о том, что теперь он живет на другом конце света и, скорее всего, мы уже никогда с ним не увидимся.

В тот вечер, после того как в последний раз опустили занавес и смолкли последние аплодисменты, я вернулась в свою гримерную и села перед зеркалом. Только я начала смывать со своего лица жирный грим, как в дверь кто-то постучал. Я ответила: «Войдите». В гримерную, к моему удивлению, зашел красивый молодой мужчина в полной парадной форме офицера британской армии.

— Лейтенант Стэнли, к вашим услугам, — объявил он, полушутливо и в то же время почтительно отдавая мне честь.

Несколько мгновений я внимательно рассматривала его с головы до ног. Молодые джентльмены нередко заглядывали в гримерные актрис и приглашали их поужинать, обычно рассчитывая на то, что будут вознаграждены за угощение в ту же ночь.

— Чем могу быть полезна, лейтенант? — небрежно бросила я, глядя в зеркало.

Он ничего не ответил. Я удивленно повернулась к нему.

— Дьявол меня побери, — сказал он. — Я просто не знаю, что и сказать. — Он стал смущенно оттирать со своего рукава воображаемое пятно. Наконец, он выпалил: — Дело в том, что сегодня ваш театр посетил принц Уэльский… Знаете, каждый раз, когда вы появлялись на сцене, его охватывало такое воодушевление… Вы чрезвычайно заинтересовали его. Господи, да он просто с ума сходит! После спектакля он ни о чем другом даже думать не может, все время только о вас и говорит. Черт знает что…

— Я очень тронута, — сказала я. — Если это все, что вам было поручено мне передать, спасибо. Вы можете идти и… Ах да, передайте принцу, что я благодарна ему за похвалу и проявленный ко мне интерес.

— Вы не поняли меня, — горячо запротестовал он. — Его королевское высочество просто сгорает от желания, он хочет видеть вас. Это похоже на лихорадку, он не знает, куда себя девать. Там внизу вас ожидает кэб, который готов отвезти вас в полевой лагерь гренадеров, где живет сейчас принц…

Его бесцеремонность возмутила меня.

— Как вы посмели обращаться ко мне со своим сводничеством! — крикнула я. — Если вы полагаете, что только потому, что я выступаю на сцене, моим телом может свободно располагать любой желающий, то глубоко заблуждаетесь!

Я широко распахнула дверь и презрительно посмотрела в его растерянное лицо.

— Соблаговолите покинуть мою комнату, — ледяным голосом сказала я.

Понурив голову, он вышел из гримерной. Я закончила переодеваться и уже взяла в руки накидку, когда в полуоткрытую дверь снова просунулась встрепанная голова лейтенанта.

— Прошу вас, мисс Нелли, позвольте только сказать, что мне чертовски неловко.

Он выглядел таким удрученным и пристыженным, что я сжалилась над ним и пригласила его сесть.

— А теперь расскажите мне, как это вас угораздило оказаться поставщиком девочек для принца Уэльского? — сурово спросила я.

— Ради Бога, вы чертовски дурно обо мне думаете! — с негодованием воскликнул он. — Я совсем не тот, за кого вы меня приняли. Прошу вас, мисс Нелли, будьте ко мне снисходительны. Я не слишком-то хорошо говорю, но все-таки попытаюсь объяснить вам, в чем дело. Мы с принцем дружим с раннего детства. Вся его жизнь протекала под непрерывным надзором, и у него совершенно не было возможности встречаться с девушками своего возраста. А я — один из немногих людей, в преданности и любви которых он уверен. Для завершения военного образования его отправили в учебный полевой лагерь гренадерской гвардии, где он находится под присмотром своего «гувернера» полковника Брюса, которому королева Виктория поручила оберегать сына от плотских соблазнов. В результате этих забот он сидит сейчас в лагере и сходит с ума. В этом году ему исполнится двадцать лет, а он все еще девственник. Вы для него не просто актриса. Вы разбудили в его высочестве глубокое чувство нежности и интереса. Прошу вас, сжальтесь над ним, мисс Нелли. Он в самом деле сходит с ума.