– Каким образом? – поинтересовался Кэл.

– Ну, ты женишься первым, – начал Тони, вернувшись к столу Кэла и присев на уголке. – Ты всегда во всем первый. Потом женится Роджер, и вы оба селитесь в пригороде. Роджер выберет себе женщину с твердыми устоями, поэтому мне придется жить с тобой. А так как Синтия никогда меня не любила, с ней будет трудно договориться.

– Со мной тоже, – сказал Кэл. – Иди-ка ты отсюда.

– Не то чтобы прямо в одном доме с вами, – не унимался Тони. – В хорошенькой квартирке над гаражом. Вам будет удобно. Ты сможешь приходить ко мне поболтать и выпить, и тебе не надо будет ехать после этого домой. А я могу посидеть с детьми, если вы с женой захотите куда-нибудь пойти.

– Во-первых, я еще не женюсь, так что забудь об этом. Во-вторых, если бы я по дурости и женился, то уж точно не стал бы заводить детей. В-третьих, если бы я совсем сбрендил, женился и обзавелся детьми, черта с два я доверил бы их тебе.

– К тому моменту мы оба созреем, – сказал Тони. – Сейчас я тоже не пустил бы себя к детям.

– А я женюсь первым, – сообщил Роджер.

Кэл и Тони повернулись к нему. Он улыбался – крупный, светловолосый и миролюбивый, сияющий в лучах утреннего солнца.

– Я собираюсь жениться на Бонни. – Кэл нахмурился:

– Кто такая Бонни?

– Вчерашняя светловолосая малышка, – недовольно пояснил Тони.

– Ее зовут Бонни, – сказал Роджер таким ледяным тоном, что оба его друга переглянулись.

– Он не шутит, – заметил Кэл, обращаясь к Тони. – Что случилось?

– Рыжая явно заинтересовалась мной, – начал объяснять Тони. – Ну я и пошел к ней. А Роджер увязался за мной и познакомился с малы… с Бонни. И сразу потерял голову. – Тони повернулся к Роджеру: – Не прошло и двенадцати часов, как ты познакомился с ней. Ты целый год выбирал кушетку, а тут…

– Она моя судьба, – заявил Роджер.

– Может быть, – сказал Кэл и подумал: «Вот чертовка». – Надеюсь, ты не успел с ней объясниться?

– Да нет, еще не время.

– Неужели? – воскликнул Тони. – Господи Иисусе!

– Я женюсь на ней, все привыкнут к этому, и всякий шум прекратится. Она превосходна.

– Превосходных женщин не бывает, – проворчал Кэл. – Поэтому надо смотреть в оба. Ты сегодня с ней увидишься?

– Нет, – ответил Роджер. – У них сегодня что-то вроде журфикса, или, как выражается Бонни, «как бы обед».

– У кого это – у них?

– У Бонни, Лайзы и Мин.

– Кто такая Мин? – не понял Тони.

– А это та самая, с которой я не буду спать, – ответил Кэл.

«Если и Бонни такая же, – подумал он, – Роджера ждут серьезные проблемы».

– А в пятницу ты увидишься с Бонни? – не отставал дотошный Тони.

Роджер кивнул:

– В том же баре. Они не всегда бывают там, но она сказала, что найдет меня. А в субботу она придет ко мне на матч. И мы сможем поужинать.

– Она будет смотреть, как ты тренируешься? – спросил Кэл. – Видно, она очень тебя любит.

– Пока нет, – ответил Роджер. – Но полюбит непременно.

– Значит, пятница, – рассуждал Тони, не слушая их. – Отлично. Я займусь Лайзой, а Кэл продолжит с серым костюмом.

– Еще чего! – возмутился Кэл. Роджер улыбнулся:

– Что такое?

Кэл вернулся к компьютеру.

– Она старомодна, в ней нет ни капли авантюризма, а по профессии она статистик. Весь ужин она портила мне настроение, а потом я довел ее до дома, прошел вверх пятьдесят восемь ступеней, чтобы убедиться, что она в безопасности, и в темноте заехал ей локтем в глаз. Это был худший день в моей жизни, и я уверен, что и для нее далеко не лучший.

– Ты ее ударил? – удивился Тони.

– Случайно, – ответил Кэл. – Надо бы послать ей цветы, чтобы загладить вину, но она ко всему – неприятный человек. Так что все кончено.

– Найдешь другую. – Тони с неодобрительным видом покачал головой.

Кэл с раздражением взглянул на него:

– Давай вспомним твои глубокие и прочные привязанности.

– Да что с меня взять. Я на серьезное чувство не способен.

– Бонни живет в этом же доме на первом этаже, – сказал Роджер, как будто не слыша их. – Мне надо было пройти только тридцать две ступеньки. А она из сочувствия пригласила меня на чашечку кофе. Так что я уже знаком с этими ступеньками.

– Может, Лайза живет на втором?

– Нет, на Пеннингтон, – ответил Роджер. – Она каждый год переезжает, как только меняет работу. По словам Бонни, Лайза любит перемены.

Кэл посмотрел на Тони:

– Ты не проводил ее домой?

– Она удрала, когда я был в туалете, – признался Тони. – Наверное, это игра.

– Чем-то она напоминает мне Мин, – сказал Кэл. «Только Мин, похоже, не играла», – подумал он.

– Мы с Бонни проводили Лайзу до дома, – сказал Роджер. – Я не возражал, потому что можно было подольше не расставаться с Бонни.

Тони не выдержал:

– Опомнись, несчастный!

– Ты что, всерьез? – спросил Кэл, поворачиваясь к Роджеру.

– А то нет…

Лицо Роджера выражало решимость.

– Поздравляю, – сказал Кэл. – Выжди хоть месяц, а то напугаешь ее своим предложением.

– Я и сам так думаю, – согласился Роджер.

– Оба вы идиоты, – подытожил Тони.

– Мы все останемся без работы, если сейчас не займемся делом, – спохватился Кэл. – Начнем с повторного семинара для Бэтчелдера.

– Бонни утверждает, что Мин – стоящий человек, – заметил Роджер. – Ничего подобного. Она зла на весь мир и переносит свою злость на любого мужчину, который окажется рядом. А теперь о семинаре для Бэтчелдсра.

– Ты уверен, что Дэвид не будет настаивать на пари? – опять забеспокоился Тони.

– Совершенно уверен, – ответил Кэл. – А я никогда больше не увижу эту женщину. И давайте наконец о семинаре.


В половине пятого Мин вошла в задрапированную кремовым муаром примерочную лучшего в городе магазина для новобрачных, хорошо понимая, что опоздала, и не очень обеспокоенная этим. Мать, наверное, так поглощена делами Дианы, что…

– Опаздываешь, – укорила мать. – Назначено на четыре.

– Я с работы, – объяснила Мин, бросая жакет на кресло. – Если хочешь, чтобы я приходила вовремя, выбирай вечернее время.

Нанетта Доббс, как всегда высокомерная, была раздражена.

– Не смеши. Твое платье во второй примерочной. Давай блузку, а то еще сбросишь ее на пол.

Она протянула руку с ухоженными ногтями, и Мин, вздохнув, подчинилась.

– Что это? – Голос матери зазвучал неожиданно резко, в нем послышалось презрение. – Зачем ты носишь этот лифчик?

Мин посмотрела на грудь. Белье из простого хлопка, но вполне пристойное.

– А в чем дело?

– Белый хлопок, – объяснила Нанетта, – это как орхидея без запаха…

– А мне нравятся простые орхидеи, – заупрямилась Мин.

– …которые никого не возбуждают, – закончила Нанетта.

Мин заморгала.

– Но я была на работе. Кого там возбуждать?

– Мужчин, разумеется. Ты не девочка, тебе тридцать три, лучшее время упущено, а ты еще носишь простой хлопок.

– Я же сказала – я с работы, – повторила Мин, теряя терпение.

– Не важно.

Мать вывернула ее блузку, проверила ярлык, убедилась, что это шелк, и, немного успокоившись, продолжала:

– Если ты носишь белье из хлопка, ты и чувствуешь себя и ведешь соответственно, и ни один мужчина даже близко к тебе не подойдет. Надо носить кружевное.

– Из тебя бы вышла хорошая сводня, – ответила Мин и направилась в примерочную.

– Минерва! – окликнула мать. Мин обернулась.

– Ну не сердись, – сказала она. – Честно говоря, этот разговор утратил актуальность. Я не уверена, что мне хочется замуж, а ты критикуешь мое белье, потому что это плохая приманка для мужчин…

Нанетта вздернула подбородок.

– Ты рискуешь потерять Дэвида. – Мин сделала глубокий вздох.

– Кстати, насчет Дэвида…

– Что такое? – Было заметно, как мать напряглась.

– Мы расстались, – произнесла Мин с бодрой улыбкой.

– О Господи! – вскричала мать, прижимая к груди блузку дочери, – воплощенное отчаяние, картинный образ, вписанный в богато декорированное окружение.

– Мы с ним разные люди, мама.

– Разве нельзя было удержать его хотя бы до свадьбы?! – Разумеется, нет, – отрезала Мин. – И хватит уже. Что мне сделать, чтобы ты больше не начинала эту тему?

– Носи кружевное белье.

– И ты отстанешь от меня?

– На какое-то время.

Мин улыбнулась и направилась в примерочную.

– Ну ты и штучка, мама! – покачала она головой.

– Сама такая! – ответила Нанетта, оглядывая свою старшую. – Ты же знаешь, как я горжусь тобой. Кстати, у тебя какое-то пятно над глазом.

– Это чтобы я вела себя потише, – сказала Мин и закрыла за собой дверь.

Она расстегнула молнию, и юбка упала на ковер.

– Я совсем не уродина, – убеждала себя Мин, глядя в зеркало. – Надо только найти человека, которому нравятся полные женщины.

Она сняла длинную бледно-лиловую шифоновую юбку с золотого крючка и шагнула в нее, следя за тем, чтобы не распоролись швы; пришлось втянуть живот. Затем она надела блузку, тоже из шифона, и застегнула крошечные кнопки. Блузка туго обтянула грудь, а в вырезе виднелся белый бюстгальтер. Она встряхнула руками, расправляя двойные шифоновые манжеты, которые ей придется терпеть в течение всего свадебного дня. Блуза складками лежала на бедрах, расширяя нижнюю часть тела.

Мин взяла корсет из голубовато-лилового муара. Когда полгода назад она выбирала наряд, ей так понрарилась красивая ткань, что она заказала из нее еще и одеяло. Сейчас она смотрела на узкий корсет и думала: «Лучше ходить в одеяле. По крайней мере чувствуешь себя свободно». Она глубоко вздохнула и стянула талию корсетом. Грудь поднялась очень высоко, а корсет не сходился, оставляя промежуток почти в два дюйма. «Вот они, углеводы», – подумала она и вспомнила, как ела хлеб у Эмилио. Потом замазала синяк тональным кремом и вышла к матери.

Но вместо нее увидела Диану; та стояла на возвышении перед огромным зеркалом с золоченой рамой в окружении своих подруг, которых Лайза называла Мокрица и Жуть. Из плейера доносился голос Дикси Чикс.

– Готовая к бегству, – сказала Мин Диане. – Вот уж некстати.

– М-м-м? – промычала Диана, не отрывая глаз от зеркала. – Это «Сбежавшая невеста».

– Нуда.

Диана хотела, чтобы на свадьбе звучала музыка из фильмов с участием Джулии Робертс. Что ж, неплохо.

– Мне очень нравится этот фильм, – сообщила Сьюзи. Несчастная блондинка, вечно злая на весь мир, совершенно взмокла в своем зеленом шифоне. Не повезло ей с платьем.

– Я думала, он смешной, – сказала темноволосая Карен, которую Лайза называла Жуть. В голубом шифоновом наряде она выглядела самодовольной и высокомерной.

Мин помахала ей рукой:

– Отойди, я хочу видеть сестру.

Та подвинулась, и Мин наконец разглядела Диану.

– Ух ты!

Диана, одетая в кремовый шифон и атлас, казалось, пришла из волшебной сказки. Темные вьющиеся волосы были завязаны затейливым узлом, а нежный овал лица украшали мелкие завитки. Низкий вырез платья открывал прелестную шею и мягкую белизну груди. По краю декольте и на запястьях шли шифоновые оборки, в сочетании с узким лифом это подчеркивало тонкость стана. От талии тоже шли оборки, увеличивая пышность юбки. Подол заканчивался плиссированной каймой, из-под которой показывались шелковые туфельки с пряжками. Диана повернулась спиной, и Мин увидела турнюр из шифоновых сборок, за которым следовал каскад из множества складок, так что задняя часть платья колыхалась при каждом движении.

– Ну как тебе? – спросила Диана без всякого выражения.

«Да ты похожа на гиперсексуальную принцессу, возбужденную к тому же героином», – подумала Мин и сказала:

– Ты просто красавица. – И это была правда.

– Бесподобно, – поддакнула Жуть, поправляя и без того безупречную складку на Дианиной юбке.

– Вот это да! – восхищенно вздохнула Мокрица.

Мин хотела было пожалеть ее – нелегко ведь смотреть, как твоя лучшая подруга выходит замуж за твоего бывшего дружка, особенно если ты сама страшнее атомной войны в этом зеленом платье. Но девица казалась настолько безликой, что даже не вызывала сочувствия.

Потрогав бант на груди, Диана сказала:

– Это не пошло бы к утренней церемонии, да и к дневной тоже. Но у нас свадьба в сумерках, на границе дня и ночи, это волшебное время, когда все можно.

– Ты сама волшебная, – сказала Мин, уловив в голосе Дианы напряжение. – У тебя все в порядке?

Диана повернулась лицом к зеркалу.

– А ты могла бы появиться перед публикой в таком наряде?

– Могла бы, если была бы как ты.

Жуть оглядела Мин с головы до ног, отметила тугой корсет и выглядывающий лифчик и вынесла приговор:

– Это не идет.

– Думаешь? – засомневалась Мин. – А я собиралась носить это после свадьбы на работу. Прошу вас, оставьте нас на минутку вдвоем.