Зависаю на собственных мыслях, споткнувшись о татуировку на правом предплечье. Две буквы «К», сплетённые незабудкой. Точная копия моей.

… — Я не хочу кольца, — говорю, мурлыча от нежных касаний шершавых пальцев. Они гладят живот, щекочут ребра, трогают грудь, то и дело задевая и без того напряжённые соски. — Кольца теряются. А это плохая приметаааа, — протяжным стоном, когда он сжимает сосок двумя пальцами до боли и резко отпускает, запуская сотни иголочек по всему телу. Влажным толчком по набухшему клитору.

— Вот уж не думал, что ты такая суеверная, — тихо смеётся Бес, сжимая груди в своих больших ладонях. Прогибаюсь, попкой толкнувшись в налитый желанием член. Твердый, горячий, подрагивающий от моей близости.

— Вовсе…ох…нет, просто я хочу что-то особенное, — ерзаю, впуская его в себя, и замираю, наслаждаясь ощущением наполненности.

— И что же хочет, моя маленькая бесстыдница? — прикусывает ушко и толкается в меня медленно, словно боится сделать больно. Всегда боится.

— Татуировку…

Закусываю губу, на мгновение прикрыв глаза от врезавшейся в виски боли, и тут же чувствую его. Запах, тепло, руки. Клим массирует почти невесомо, мягкими движениями прочесывая волосы и поднимаясь к вискам. Снова и снова. Забирает боль вместе с воспоминаниями. И пусть. К черту все! Прошлое, ту девчонку с голосом-колокольчиком и ее Беса. Мне нужен мой.

— Я хочу тебя, Клим, — говорю, пока он творит чудеса своими волшебными руками. — Хочу так сильно, что скоро рехнусь. И если ты сейчас…прямо сейчас не сделаешь хоть что-нибудь, от меня останутся рожки да ножки, — криво усмехаюсь и плотнее сжимаю бедра, между которыми растекается лава. — В конце концов, я твоя жена!

— Я хочу знать, кто… третий?

— Зачем? — кажется, меня накрывает отчаянием, потому что голос подводит, срывается. — Зачем тебе знать, сколько их было?! Десять лет прошло, Клим! — вскакиваю на ноги. — Я другая, ты другой. Мы жили, понимаешь?! И не тебе меня судить.

Он оказывается рядом так быстро, что я не успеваю среагировать, как оказываюсь в крепких руках. Его пальцы, его губы. Они везде. Касаются, мнут, жалят. Это то, что я хотела. Забыться. Утонуть в нем. Вспомнить, как это — принадлежать Климу Чехову.

Он подталкивает меня к кровати.

— Падай, — приказывает.

И я послушно падаю на кровать, чтобы спустя удар сердца быть придавленной мощным телом. Гладить его стальные мышцы, путешествовать по линиям татуировок и дышать, дышать им вместо кислорода. Словно животное втянуть носом его запах, вытесняющий аромат шампуня. Сладкий запах вишни и горького табака.

— Мне нужны все имена, Кира, — шепчет он, горячим дыханием лаская ушко с серёжкой-гвоздиком.

— Зачем? — со стоном.

Кончик языка щекочет ухо, ныряя в каждую впадинку, обрисовывая каждый хрящик. Срывая с губ тихие стоны. Скользит вдоль рвущейся под кожей артерии. Вверх. Замирает совсем близко к моим губам.

— Чтобы кастрировать каждого, кто посмел к тебе прикоснуться, — выдыхает мне в рот и накрывает его своим.

Он целует жадно, наступая и не давая и шанса на передышку. Словно захватывает неприступную крепость, которую можно завоевать только так, покоряя и лаская.

И я отвечаю ему с не меньшим напором, впервые в жизни кайфуя от обычного поцелуя. Играя. Посасывая его язык и сплетаясь в неистовом танце. Кусая губы и слизывая кровь.

— Чувствую себя вампиршей, — облизываюсь, сглатывая солоноватый вкус, шалея от маленьких ранок на его красиво очерченных губах. — Только третьего кастрировать не надо.

Шепчу рвано и кричу, когда он входит в меня одним мощным толчком. Сразу на всю длину, растягивая и заполняя собой без остатка.

— Да, маленькая моя, покричи для меня.

Киваю, сдирая в кровь широкую спину.

— Так почему нельзя? — выходит из меня, чтобы тут же протаранить с новой силой. Выгибаюсь дугой и снова кричу от жгучего удовольствия, спиралью скручивающегося между бедер. Оно растет и ширится с каждым толчком Клима. И я ощущаю, какой он большой и твердый во мне. Каждую вену на его члене чувствую. И сжимаю его так плотно, что он рычит от боли и удовольствия.

А я полностью теряюсь в нем: в его хриплых стонах и мощных толчках, в его руках и губах, которые везде. Каждый клочок кожи горит от его прикосновений. Жар щекочет ступни и скользит вверх по икрам, обнимает бедра в тисках мужских рук. Огненными змейками ныряет во влажную плоть. Сплетается в тугой узел и взрывается мощной шаровой молнией, оставляя на губах немой крик и дорожки слез на висках.

— Все хорошо, любимая, — слышу сквозь шум прибоя в ушах низкий голос. Мягкое прикосновение губ к виску и нежные поглаживания живота. Там до сих пор штормит. Меня потряхивает и мир, сузившийся до одного мужчины, его тихого голоса и невыносимо нежных рук, меня вполне устраивает. И я совершенно точно не хочу расширять горизонты.

Зато хочу распластаться на нем, обняв руками и ногами.

— Так вот значит, как это, — улыбаюсь, щекой чувствуя гулкое «бум-бах» в груди, — быть женщиной Клима Чехова.

— И как же? — пальцы гуляют в ямочках на талии, шагают по позвонкам и запутываются во влажных волосах.

— Словно на вершине мира. Поэтому, пожалуй, третьего кастрировать не будем, — фыркаю, прикусив его сосок. Клим чертыхается и смотрит на меня ошалело. — Уж больно ты вкусный, третий мой.

Глава 17

Неделя. Семь дней, наполненных беспокойством о Димке, ожиданием и журналистами. И семь ночей, четыре из которых стерлись под плотным покрывалом ночной темноты. В такие ночи самые греховные мысли будоражат кровь и становятся реальностью. Мои — не исключение. И я впервые позволила желаниям взять верх. А Клим с легкостью приручил их, словно дикого хищника.

Клим. Мы всё-таки расписались с ним сутки назад, и теперь о нашей свадьбе не говорит разве что немой. Даже странно, что Клим так легко согласился. Мне казалось, что он помешан на идее вернуть свою жену. Вернуть меня прошлую. Но, похоже, я ошиблась.

Клим любил меня каждую ночь. Так трепетно и дико, что я терялась в нем, исчезала, становилась частью его. Кружила в огненном вихре страсти. Одной на двоих. Обнаженная в своих чувствах и желаниях. Не страшась собственных фантазий. Умирая каждую ночь в его руках и воскресая от его нежных поцелуев.

А днем Клим водил меня на свидания. Мы кормили уток на набережной с толпой разношерстных туристов, ели мороженое и гуляли по узким улочкам города. И за все это время Клим ни разу не заговорил о прошлом.

Оно настигало само. Последний раз накануне “росписи”. Мы шли по Морскому бульвару, расцвеченному огнями бутиков и кафешек, болтали обо всяких глупостях, смеялись.

Взгляд зацепился за огромного розового барашка в витрине детского магазина.

— Кира? — Клим остановился на пару шагов впереди, выгнул бровь.

А я не могла оторвать взгляд от игрушки. Положила ладонь на стекло. Боль постучалась в виски, но я смахнула ее, не заострив внимания.

— У меня был такой же, — улыбаюсь, заглядывая в черные глаза-бусины. — Только у него был колокольчик на шее, и я носила его на ключах.

Клим замирает рядом, вполоборота ко мне. Молчит. Я сама оборачиваюсь к нему, растягивая губы в улыбке.

— Ты подарил мне его, — смотрю прямо в улыбающиеся черные глаза.

— Он тебе нравился, — пожимает плечами. — И ты выглядела такой несчастной с температурой и красным носом, — щелкает пальцем по самому кончику. — А я так хотел тебя порадовать. Брелок — всего лишь мелочь.

Мелочь, которую я вспомнила почти безболезненно. На следующий день мы официально стали мужем и женой и оказались на обложках самых читаемых журналов.

Я же смотрю на золотой ободок на безымянном пальце и не могу отделаться от желания снять его. Он жжет кожу, нарывает, хотя нет никаких видимых следов. И я то и дело кручу его большим пальцем. За окном расцветает алыми красками очередное утро.

— Ты чего не спишь? — низкий баритон ласкает слух, а горячие ладони ложатся на живот.

— Бессонница, — пожимаю плечом, в последний момент прикусив язык, чтобы не сказать правды. Не сплю, потому что жду его. Вот уже три ночи жду.

— А я думал, меня ждёшь, — вздыхает, потеревшись носом о мою макушку. Снова чутко уловив мои мысли, будто был в моей голове. Прикрываю глаза, наслаждаясь его теплом. Он рядом. И это главное. А я так и не поняла, когда он стал настолько важен. Или всегда был, просто я забыла об этом?

— Голодный? — и голос дрожит, когда его проворные пальцы забираются под футболку.

— Угу. Жутко голодный до тебя, жена.

Всхлипывая, едва его ладони накрывают груди.

— Соскучилась? — жарко в самое ушко, зубами прихватив чувствительную мочку с маленьким гвоздиком-сережкой.

Зажимает сосок между пальцами, растирает, заставляя прогнуться и буквально упасть ладонями на широкий подоконник.

Ловит. Прижимает к себе. Мучает. Оттягивает сосок и отпускает. Горячая судорога скручивает тело. Закусываю губу, и на языке остаётся солоноватый вкус крови.

— Соскучилась, — довольно смеётся. — Значит, ждала. Да, Незабудка?

— Да, — выдыхаю, наплевав на все предрассудки.

— Хорошо. Но сначала кое-что исправим.

Разворачивает меня к себе, ловит мою ладонь с обручальным кольцом.

— Совсем забыл, что ты не носишь кольца.

— Что ты…

— Знаешь, кольца — это ерунда. Всего лишь символ. Безделушка. Правда ведь не в них.

Снимает с пальца обручалку, продевает в нее витую цепочку, защелкивает на моей шее. Кольцо падает в ложбинку между грудей, холодит ставшую вмиг чувствительную кожу.

— И в чем же тогда правда, муж? — подцепляю пальцем такую же цепочку на его крепкой шее, и мне на ладонь падает обручальное кольцо — пара моего. Глажу теплый металл.

— А правда в том, жена, что я не могу представить утро, когда проснусь и не увижу рядом тебя. Я больше не хочу просыпаться без тебя.

— А я вообще спать без тебя не могу, — хлюпаю носом. Еще немного и устрою тут слезливый потоп. Странно на меня влияет этот мужчина. И это пугает до дрожи, смешиваясь с желанием в острый, точно перец чили, коктейль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Думаешь, со мной сможешь? — низким бархатом по оголенным нервам.

Подхватывает на руки и спустя два шага я уже лежу, распластанная на так и не разобранной постели.

Но сегодня я беру инициативу в свои руки. Ловлю его горячий взгляд и уже не отпускаю. Сажусь на колени и тяну Клима за галстук. Добираюсь до идеального узла, развязываю его, но не отбрасываю в сторону. Сегодня я найду ему правильное применение. Сегодня мое время. Клим лишь хмыкает, когда я кладу галстук на свои обнаженные ноги. Опаляет коротким взглядом. И между бедер становится влажно. Облизываю губы, медленно расстегивая пуговицы на белой рубашке: верхнюю, вторую, третью. Целую его грудь, скольжу языком по чуть солоноватой от пота коже. Растираю его вкус по пересохшим губам. И продолжаю свою игру. Вытаскиваю из брюк рубашку и расстегиваю оставшиеся пуговицы. С запонками Клим справляется сам, отбрасывает рубашку и одним взглядом предлагает продолжить. Глажу его грудь, пальцами поигрывая с сосками. И не сдерживаюсь, накрываю сосок губами, чуть прикусываю и смеюсь от приглушенного рыка над макушкой.

— Ты забыла раздеться, — шепчет Клим, когда я отрываюсь от его груди.

Поднимаю руки, приглашая его помочь мне. Он ловко стягивает с меня свою же футболку, обнимает своими огромными ладонями налитые желанием груди. Прогибаюсь, урча от удовольствия. Позволяя ему поиграть с моими тугими сосочками до легкой щекотки в солнечном сплетении. Ерзаю от толкнувшегося между бедер желания. Там горячо и мокро. И мне уже совершенно не хочется играть в игры. Я хочу его: жестко, сильно, до потери сознания. Дергаю ремень на его брюках и чертыхаюсь, потому что пальцы дрожат. Но Клим не спешит мне помогать и под его откровенным взглядом меня колотит, как в лихорадке. Кое-как справляюсь с пряжкой, расстегиваю брюки и стягиваю их до колен вместе с боксерами.

Пальчиками провожу по бархатистой коже твердого члена. Он красивый: большой, с темной головкой, влажной от смазки, перевитый венами с бьющим в кончики пальцев пульсом. Клим рычит, толкаясь в мою ладошку. А у меня рот наполняется слюной, так хочется взять его в рот, вобрать целиком, несмотря на его внушительные размеры. Но Клим не позволяет. Подхватывает меня под попу и рывком переворачивает спиной к себе. Надавливает на спину, заставляя прогнуться и встать на четвереньки.

— Ммм, как же ты мне нравишься такая, — бедром раздвигает ноги, касается членом половых губок, проводит по промежности, дразня.