— Тебя, — отвечает вместо меня Кот.

Улыбаюсь и качаю головой.

— Мою Незабудку.

Глава 20

Я все вспомнила. Все. Это обрушилось, как поток. Все, что было. С болью в висках и кровью из носа, которую я пыталась остановить полночи. Цветные картинки, как кадры из фильма, прошивали память, пока не сложились в одно. В мою жизнь.

Клим остался на ночное дежурство, а я сидела на полу ванной комнаты, приложив к переносице лед, и перебирала, как бусины, воспоминания. Нанизывала их на шёлковую нить, что накрепко привязала меня к мужчине, что во второй раз стал моим мужем.

…— Не догонишь, не догонишь! — смеюсь, отступая к берегу. Ступни вязнут в песке, теплые волны ласкают бедра. Берег всего в нескольких шагах за спиной, а Клим — в воде. Там, где ещё пару минут назад мы жарко целовались. Настолько жарко, что я едва не осталась без купальника. Чудом сбежала от сошедшего с ума от желания мужа и сотни любопытных глаз отдыхающих.

Он догнал меня в номере, прижал к двери, пожирая жадным взглядом. Я задрожала. Между ног забилось желание, горячее, острое, невыносимое.

— Клим… — простонала, закусив губу, потянулась к нему. Но муж сжал запястья над головой и рванул купальник. В два счета я оказалась голой перед ним. Отпустил руки и я тут же коснулась его твердой плоти.

— Руки… — прорычал, нагло рассматривая меня всю. Подняла руки над головой, сцепила пальцы в замок и чуть прогнулась. Демонстрируя ему всю себя. Распахнула бедра и тут же ощутила, как по коже потекла влага. Я хотела его так сильно, что судороги сводили низ живота и подкашивались колени. Мне казалось, не возьми он меня сейчас, я просто стеку по двери бесформенным желе.

А он не торопился, изучал меня так, словно увидел впервые в жизни.

— Ты совершенство, — прошептал, опускаясь передо мной на колени.

Я тут же попыталась свести ноги, не пуская его, не позволяя делать то, что он хотел. Оральные ласки я считала чем — то постыдным. Это…я не могла объяснить причину, но я просто не позволяла Климу ласкать меня там. При этом я обожала брать его красивый член в свой рот, играть с ним язычком, облизывая от уздечки до крупной головки. Слизывать тягучую влагу его желания и ощущать, как он взрывается в моем рту терпким наслаждением. Эти мысли только сильнее заводят. Внутри все пылает и жаждет моего ненасытного мужчину, который сильной рукой разводит ноги, одну поставив себе на плечо.

Снова пытаюсь убежать из его цепких пальцев.

— Кира, успокойся, иначе я тебя свяжу, — рычит, сжимая мою лодыжку. — Расслабься и получай удовольствие, — с довольным смешком. И языком накрывает горячую кожу на бедре. Вздрагиваю и закусываю губу, сдерживая стон. — Не надо, — шепчет, обжигая кожу своим дыханием, — не сдерживайся. Хочешь кричать — кричи. Я хочу слышать, как тебе хорошо.

И я не сдерживаюсь, когда Клим слизывает с бедра мою влагу. Стону, содрогаясь от крупной дрожи. Клим стонет в ответ, поглаживая щиколотку, пуская по коже электрические разряды, бьющие колкими разрядами в пульсирующий от возбуждения клитор…

— Бес… — выдыхаю, прогибаясь в спине, когда кончик языка задевает набухшие складочки. — Да…еще…пожалуйста…

И он послушно накрывает языком пульсирующую плоть. И я улетаю с рваным криком…

И так шесть дней и семь ночей нашего медового месяца. Друзья и близкие Клима дружной компанией подарили нам путевки в Тайланд. А мы все это время вылезали из постели разве что поесть и поплавать. Кажется, моему мужу вдруг стало жизненно необходимо доказывать мне, что я только его. Изощренными ласками, срывая крики и заставляя кончать под ним, как в последний раз. Дорвался, что называется.

— Медовый месяц, — улыбнулась, аккуратно отняв от лица лед. Прислушалась к ощущениям, потрогала нос. Крови нет. Поднялась с пола, отправив полотенце с подтаявшими кубиками льда в раковину, и вернулась в спальню. Уселась на кровати, закутавшись в одеяло, из которого тут же выполз сонный Рыжик, забрался ко мне на ноги и задрых без задних лап. Погладила мурчащий комочек и вернулась в свое «старое кино».

В свой медовый месяц мы улетели сразу после свадьбы, а когда вернулись, у меня было одно самое заветное желание — выспаться. Клим меня ухойдокал. Я, конечно, и не сопротивлялась особо, но и отказать Климу было невозможно. Поэтому после такого активного отдыха я ощущала себя выкрученной в центрифуге тряпочкой. Хоть бы в самолете поспать удалось бы. Но нет же! Попали в турбулентность и хоть грозовой фронт прошли быстро — уснуть я так и не смогла. Поэтому едва мы приземлились, я удрала от мужа в родительскую квартиру. Забаррикадировалась в своей спальне, подперев дверь стулом, нацепила наушники, включила на повтор свою любимую песню и, наконец, улетела в гости к Морфею.

А когда проснулась и получила молчаливого мужа, не прикасающегося ко мне неделю к ряду, взвыла. Зато усвоила урок. И с того дня мы никогда ничего не скрываем друг от друга, даже если говорить об этом стыдно. Особенно в постели.

— В сексе нет места стыду. Здесь только я и ты. Никаких игр в молчанку. Все ради удовольствия. И если ты чего-то не хочешь или…хочешь, — и бровями сыграл игриво. — Просто скажи, и мы все обсудим. И воплотим, — подхватил под колени и швырнул на кровать. Тут же навис надо мной и принялся воплощать в реальность все самые сокровенные желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Собираю на призрачную ниточку наши бесшабашные утра, наполненные смехом, запахом вишни и вкусом поцелуев. И свой выпускной, когда мне не оказалось, с кем танцевать вальс, потому что всех мальчишек разобрали. Прикрываю глаза с глупой улыбкой, вспоминая, как мой будущий муж вышел из толпы. Невозможно красивый в белых брюках и черной рубашке, со счастливой улыбкой и шальным блеском в черных глазах. Заиграла музыка и я больше ничего не помню. Только его так близко: запах, руки, глаза и…губы. А потом он меня украл и мы вдвоем встречали рассвет на воздушном шаре.

Только я, он и бескрайнее небо, разукрашенное алой палитрой красок.

А следующим вечером меня ждало разочарование, когда Клим вместо меня целовал другую. Тогда я так и не вернулась домой, а всю ночь просидела в старых катакомбах в надежде напиться и забыться. Напиться не удалось, как и забыться. Я злилась на него, на себя и весь мир, который никак не хотел сводить меня с Климом. Я любила его и меня ломало от этого чувства. Через два дня я свалилась с простудой и получила свой первый подарок от любимого. Такой простой и бесценный: маленькую овечку с колокольчиком, которую тут же прицепила на ключи. Клим навещал меня каждый день и даже ночевал, когда температура неожиданно взлетела до ужасных цифр. Сказки читал.

Помню, как Клим учил меня на велосипеде кататься, а я его — на роликах. Как он смешно падал и медведем ревел, что больше никогда и ни за что не встанет на эти «ходули», а на следующий день сам тащил меня в парк. И я падала с двухколёсного монстра, только Клим всегда ловил. Он никогда не позволял мне упасть: ни с велосипеда, ни потом, когда на смену победам приходили поражения. Он всегда был рядом. Он стал моим продолжением, всегда поддерживал так легко, идеальный и безупречный. Моя вечность.

Вечность, которую я умудрилась забыть.

И сейчас я лежу на кровати, не сводя глаз со спящего Тишки, и впервые за всю свою жизнь молю Бога, чтобы это все быстрее закончилось. Именно сегодня, когда Тишка обнял меня и сказал: «Ничего не бойся, мама. Наш папа супелгелой, он нас спасет», — я вдруг остро поняла, что устала. И так банально хочу семьи, детей и небольшую школу танцев, о которой грезила с самого детства. Я хотела снова быть Кирой Ленской, девчонкой, влюбленной в жизнь и одного невыносимого Беса. Хочу снова почувствовать себя счастливой и любимой. Не просыпаться каждое утро с мыслью о том, удастся ли сегодня выбраться из этого дерьма, названного моей жизнью. Не смотреть на дисплей с ужасом, что самый дорогой человек на этой планете, может умереть. Я думала, умру прямо там, на детской площадке Центра, когда получила фото Клима через прицел, а следом еще с десяток. За Климом следят и в любой момент могут нажать на курок, если я не выполню их требований. Всего одно: привезти Тишку в частную клинику за городом. В ту самую, где Мэт спрятал и Димку.

Я выхожу из машины такси с сонным Тишкой на руках. Улыбаюсь, когда он обнимает меня за шею и доверчиво утыкается носом в шею. Такой маленький и беззащитный. И боль скручивает в жгут внутренности, опаляет злостью на человека, что встречает нас на крыльце клиники.

Выглядит безупречно в темных брюках и футболке-поло. Светлые волосы зачесаны назад, а в длинных музыкальных пальцах — папка.

— Здравствуй, детка, — улыбается. — Рад тебя видеть.

— Не буду врать, что это взаимно, — удобнее перехватываю Тишку и бросаю короткий злой взгляд на подавшегося ко мне охранника.

— Мне кажется, тебе лучше отдать мальчика, — осторожно подсказывает Мэт. И в его спокойствии холодный приказ. Только я давно разучилась его бояться.

— Тимофей останется со мной или иди к черту, — парирую спокойно. — Где Дима?

— Дима, — усмехается, отступая и пропуская меня внутрь. — Дима с родителями.

Застываю, чуть пошатнувшись, но вовремя беру себя в руки, потому что на руках спит Тишка. А он бесценен.

— Что значит: с родителями? — голос подводит и Мэт понимающе усмехается.

— Идем, — он все-таки подталкивает меня вперед и я переступаю порог клиники, седьмым чувством понимая — это все, конец, обратного пути не будет. Оглядываюсь на стеклянные двери, автоматически закрывающиеся за нашими спинами, и боль острой иголкой протыкает сердце. Судорожно вдыхаю. — Отдай ребенка, с ним ничего не случится. Даю слово.

Усмешка кривит губы.

— Твои слова ничего не стоят, Матвей Пригожин.

Он все понимает и кивает куда-то в сторону. Прослеживаю его взгляд и вижу своего Димку. Ему семнадцать, но он такой щуплый, бледный, что не дашь и больше пятнадцати. Напротив на диванчике сидит сухопарая женщина в темном платье и что-то увлеченно рассказывает Димке, держа его за руку. И у меня сводит горло, потому что она так похожа на мальчишку в инвалидном кресле, которого я столько лет считала своим братом. Странно. Я уже почти сутки все помню, но у меня даже в мыслях не возникло отказаться от Димки. А теперь…я смотрю на улыбающегося Димку, называющего эту улыбчивую женщину мамой, и ненавижу тот день, когда не послушала своего хореографа и села в тот чертов самолет. Когда своим желанием быстрее увидеть Клима я потеряла десять лет жизни. Потеряла саму себя.

— Зачем? — всего один вопрос, который мучает с самого первого дня моей встречи с Мэтом. Вопрос, на который я не знала ответа все эти десять лет.

— Его матери нужны были деньги на лечение меньшей дочурки. Она нам старшего пацана, а я ей — поддержку первого и лечение второй. Все просто.

— Весь этот…спектакль зачем?

— Мне нужно было идеальное оружие против Чехова. И ты им стала.

И он рассказал. Уже в этой пустой комнате с одной огромной кроватью, стоя у окна, Мэт признался, что Клим, мой Клим — его сводный брат. Брат, отнявший у него все.

— Когда я нашел тебя в психушке, то не сразу понял, кто ты, — и в его словах сквозит злоба. Господи, Мэт, в кого ты себя превратил? — А потом…потом стало даже интересно наблюдать за тобой. Трахать тебя. Подкладывать под других. Забавно было сделать шлюхой ту, кого мой братец боготворил. А потом вернуть ему…

— Забавно… — эхом повторяю. — Забавно, что у тебя ничерта не вышло. По всем пунктам. Ты проиграл, Матвей.

— Проиграл? О нет, детка. Наш папаша всю жизнь ставил мне в пример Клима. жалел, что променял своего талантливого сына на мою мать, которая родила ему оболтуса и разгильдяя. Он презирал меня. Меня, законного сына, который был рядом с ним всегда! Это я подтирал ему сопли, когда он перестал быть похожим на человека. Я выносил за ним дерьмо! А он…он оставил все своему ублюдку. Завтра он отдаст мне все, до последней копейки.

Я смотрю на идеально ровную спину мужчины, чьей игрушкой была десять лет и не понимаю. Вот этот весь спектакль…все это из-за банальной зависти?

— Ты врешь, — укрываю Тишку. — Ты успешный человек, Мэт. Благодаря своим клубам ты держишь в руках многих влиятельных людей. Я точно знаю, что у тебя на каждого есть компромат. Такой, что ты можешь править миром, не выходя из дома. И рискнуть всем этим ради призрачной мести? Не верю.

— Твое право, — пожимает плечом и протягивает мне мой же телефон, отобранный еще на входе. — Звони. Ты должна сделать так, чтобы твой муженек поверил, что ты обманула его. Отними у него последнюю надежду, детка.