Андрей фыркнул.

— Забудь о нем! Мы выступаем в столице.

— Вау!! Поздравляю!

— Ну да, мы такие, — Андрей рассмеялся в ответ. — Ладно, Кси. Я буду на связи до самого вечера. Позвони мне, если что.

— Договорились! Хорошей ночи, Андрей. И Нику привет передай.

— Оки! Ты тоже держись. Скоро увидимся!

Андрей первым положил трубку.

* * *

— Наговорилась? — как только я опустила руку с мобильником, понуро склонив голову и зажмуриваясь, чтобы сдержать слезы, из-за спины долетел насмешливый голос Милы.

Когда же они оставят меня в покое?!

Волна ярости затопила сознание с ужасающей скоростью. Я стремительно развернулась, лицом к лицу встречаясь с подругой Тима.

— Ты что-то вякнула, Милана?! — с раздражением прошипела я, сверля улыбающуюся одногруппницу взглядом. — Закрой свой рот и не приближайся ко мне, ясно?! Твой обожаемый Керимов мне ни к черту не сдался. Не хочу ничего о нем слышать! Никого из вас не хочу видеть! Вообще не подходите ко мне!

Лицо Осинской по мере того, как я говорила, менялось. Она перестала улыбаться и в какой-то момент даже отодвинулась от меня подальше.

Прекрасно!

Я выпалила все, что хотела сказать Миле на одном дыхании, краем глаза замечая, как удивленно смотрят на меня Тимур и Лешка, вышедшие из беседки на мой крик. Мне! Плевать!

Я чувствовала себя злой настолько, что готова была применить все мои скудные навыки по самозащите, что в меня с таким усердием вкладывал Андрей. Я бы, ей Богу, ударила любого, кто попытался бы меня остановить, снова что-то мне сказать, опять попытаться влезть в мою жизнь. Но ко мне никто не решился приближаться.

Я, как была босиком, пронеслась мимо с тревогой глядящего на меня Лешки. Но не остановилась даже, когда он осторожно окликнул меня.

— Ксения, подожди. Что случилось?

Сил оставаться не было, и объяснять ничего не хотелось. Никому!

Я влетела в свою комнату, в единственное место, которое мне выделили в шикарном особняке Керимовых, где я хотя бы какое-то время могла побыть одна. Плохо понимая, почему я делаю это, я почти на автомате повернула защелку замка, запирая дверь и отрезая путь в спальню всем желающим меня увидеть.

Оставьте! Меня! В покое!

Суматошно метаясь по комнате, я сама не знала, что ищу и что делаю. Я стащила с кровати плед и, завернувшись в него, едва смогла сдержать рвущиеся из груди рыдания. Я кусала губы, чтобы не расплакаться еще сильнее.

Только закрыв за собой дверь в ванную и включив воду, я почувствовала себя легче. Истерика не закончилась. Слезы, все так же катились по щекам, и я зажимала ладонями рот, чтобы не закричать в полный голос.

Внутри все жгло от боли. Даже лежа на ступеньках университета, понимая, что внутри меня умирает еще неродившаяся жизнь, мне не было так… больно. Тогда тело трясло от мучительных спазмов, но на душе была мертвая пустота. И только сейчас, стискивая зубы и раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы себя успокоить, я мечтала о том, чтобы все это поскорее закончилось!

Я хотела бы умереть тогда… я…

Я не позволяла себе закончить эту мысль, не решалась идти настолько далеко. Мне было больно. И слишком жалко себя. Я понимала, что во мне кричит именно эта жалость. Но разве этого достаточно, чтобы желать себе смерти?

В тот момент мне казалось, что только она могла бы облегчить эту жуткую боль в душе.

Мама, уехавшая к новому мужу, неудавшаяся беременность, история с Керимовым, скорый отъезд друзей. Как все это вынести?

Я не могу! Больше! Я не хочу справляться!

* * *

Я плакала еще очень долго. Обхватив себя руками и временами сжимая в кулачках край пушистого пледа, я предавалась самому глупому занятию изо всех существующих в мире. Я жалела себя. И рыдала, впервые после смерти деда, так сильно, что в какой-то момент дыхания не хватило, в груди стала разрастаться уже вполне реальная боль от горящих огнем легких.

Только это и заставило меня взять себя в руки.

Что я делаю, в конце концов? Я сошла с ума, если считаю, что слезы хоть чем-то мне помогут. Да, конечно. Жизнь паршива, а я осталась одна. Меня кинули все, все, все! Бедная несчастная Ксения. Аха-ха. Какая драма!

Можно подумать, одиночество — самое страшное в жизни. Или скопище придурков, которые меня окружают, превратили мое существование в одну сплошную муку? Это же мелочи! Они не стоят моей истерики.

И это я? Действительно, я? Сижу в ванной, кусаю губы до крови, едва ли не вою от жалости к самой себе. Ужас!

Я с гордо поднятой головой терпела все гадости со стороны моих одноклассников, а ведь они начались еще в школе! Я только в университете познакомилась с Андреем и Ником, которые стали моими лучшими друзьями. Но ведь до тех пор я была одна! И прекрасно выживала. Да, мама была рядом и всегда поддерживала меня. Но ведь и в то время я была всего лишь ребенком.

А теперь я давно перестала быть глупой Плаксой. Одна или нет, но я разберусь со всеми проблемами сама. У меня нет другого выхода.

* * *

Но что бы я ни решила для самой себя, собраться с духом, чтобы выйти из ванной, оказалось не так просто. Встать из того угла, в котором я сжалась, как побитый котенок, я просто не могла. Болели все мышцы. Виски ныли. А глаза жгло от выплаканных слез.

Только когда меня перестало трясти от озноба, я, еле передвигая ноги, добралась до кровати. Измученная и обессиленная, даже не потрудившись снять с себя одежду, я свернулась клубком на постели и, вцепившись в подушку, закрыла глаза.

Сильная или нет, но сегодня я позволю себе еще чуть-чуть побыть слабой.

* * *

Утро началось для меня слишком рано. На улице едва показались первые лучи солнца. Но я распахнула глаза, чувствуя себя отдохнувшей. И умиротворенной. На душе все еще было не по себе. Но я уже твердо решила, что сделаю все зависящее от меня, чтобы справиться с любой болью. И любыми испытаниями, что для меня приготовила судьба.

Переезд Андрея и Ника в Москву ничего не меняет. Через год, после окончания университета, я бы так или иначе все равно бы рассталась с ними. Меня ждет Европа и работа в другой стране. Так что, вероятно, все к лучшему. Мы с Ником и Флеймом просто разъедемся по разным городам чуть раньше, чем я предполагала. Зато мои друзья будут счастливы.

Побродив по комнате, приняв горячий душ и, наконец, переодевшись, я задумалась, что делать дальше. В особняке Керимовых стояла блаженная утренняя тишина. Вероятно, хозяевам дома в этот момент снятся сны. Семь часов утра — это только мне в такую рань не спится.

Я осторожно распахнула дверь и выбралась в пустой коридор. Собственный желудок намекал, что мне неплохо было бы перекусить. Я добралась до кухни, бесшумно открыла холодильник и взяла первую попавшуюся под руку бутылку.

Ммм… блаженство. Возможно, сегодняшний день будет лучше предыдущих.

Потягивая холодный йогурт, через распахнутую настежь стеклянную дверь я выбралась на широкую террасу. И замерла.

— Доброе утро! — осторожно поприветствовала Марию Керимову. Женщина открыто мне улыбнулась и отложила в сторону электронную книгу.

— Доброе утро, Ксения! Тоже не спится?

— Да, я рано сегодня встала.

— Отлично. Я тоже вот сегодня пораньше. Ты присоединишься ко мне? Как на счет чашки кофе и круассанов? — Мария указала на расставленные на стеклянном столике кофейник и тарелки с румяной выпечкой.

— Да, с удовольствием, — я улыбнулась, учуяв восхитительный запах кофе.

— Тогда бери чашку и присаживайся.

Я сходила на кухню за кружкой и вернулась на террасу.

Плетеное кресло едва слышно скрипнуло подо мной, когда я садилась напротив Марии.

— Леша сказал, что вчера у тебя болела голова. Как ты чувствуешь себя сегодня? Может быть, стоит позвонить Елене?

— Нет, нет! — я энергично закачала головой. — Мне уже лучше. Просто давление, наверное.

— Хорошо. Как скажешь. Но если тебе станет хуже, мы сразу же позвоним моей подруге.

— Да, конечно. Но сейчас все в порядке.

Мария снова улыбнулась.

* * *

Время с Керимовой пролетело незаметно. Мы удивительно быстро нашли с ней общий язык. И хотя я не позволяла себе забыть о том, что эта женщина превосходная интриганка и все-таки мать самого Тимура, которая любит и заботится в первую очередь только о своем сыне, мы довольно мило поболтали с ней нескольких часов.

С Марией было легко и просто. Совсем не так, как было в день нашего разговора в больнице. Сегодня утром, на уютной веранде, Керимова чувствовала себя свободно. Беседа лилась непринужденно. И мы постоянно улыбались друг другу.

Временами наш разговор скатывался на истории из детства Тимура и Лешки, и тогда улыбка расцветала на лице Керимовой. Глаза сияли. Мария рассказывала с азартом, изображая в лицах разных участников того или иного комичного случая, и порой нам невероятно сложно было сдержать смех.

Так, Керимова вспомнила, как однажды ночью ей позвонил Тимур.

— Ему было четырнадцать, — рассказывала она. — В сентябре вы с ним уже пошли бы в девятый класс. Но как раз в это лето, вам от школы предложили поездку в летний лагерь. В Швейцарию. Ты, кажется, не ездила тогда?

Я отрицательно покачала головой.

— Ну, вот. А мы с Витей решили, что Тимуру будет полезно провести три недели с ребятами. Ты же помнишь, там предлагали и обучение языку, и путешествия по стране, посещения музеев и выставок. Это было бы интересно. Прошло всего дня три или четыре после отъезда Тима, и вдруг посреди ночи мой сотовый начинает разрываться от звонков.

Я поднимаю трубку и слышу от Тимура примерно следующее.

— Мама, только не волнуйся. Со мной все в порядке. Я на дискотеке в Берне. И не знаю, как добраться до лагеря. Мой сотовый сейчас разрядится. Что мне делать?

Такого ужаса я давно не испытывала. Но показывать панику ни в коем случае было нельзя. И не было время на эмоции. Я постаралась как можно спокойнее объяснить Тиму, что делать.

— Сейчас попробуй найти любого полицейского, подойди к нему и стой рядом. Он должен будет проводить тебя до лагеря.

— Мам, — буркнул Тимур. — Ты помнишь, что я не говорю на немецком?

— А это уже будут проблемы полиции. Главное, чтобы они доставили тебя до лагеря.

— Хорошо. Я понял.

Еще я посоветовала Тиму оглядеться вокруг и вспомнить, как он с друзьями (а с кем еще?) добирался до дискотеки. Он пообещал мне перезвонить через десять минут, если не сядет телефон.

Это было ужасно — ждать его звонка. Я несколько раз пыталась дозвониться до кураторов, которые вместе с вашей группой уехали в Швейцарию, но у всех были выключены телефоны. Я не знала, что делать. Мой сын в другой стране, за тысячи километров от меня. И я никак не могу ему помочь.

В общем, только когда Тим позвонил снова, я немного успокоилась. Сын сказал, что нашел дорогу, по которой он со старшими товарищами добирался до ночного клуба. И если пройдет по ней еще минут пятнадцать, то без проблем найдет свой лагерь. Мы договорились созвониться еще через какое-то время.

В следующий раз Тимур позвонил мне, когда уже был перед спальным корпусм. Естественно вход был закрыт. Охраны не было. И как попасть внутрь Тим не представлял.

Я поинтересовалась, есть ли у кого-нибудь из ребят комнаты на первом этаже? Выяснилось, что там есть несколько комнат, где живут одинадцатиклассники.

В общем, Тимур постучался в первое попавшееся окно и вскоре девчонки из старшего класса помогли ему забраться внутрь. Сын перезвонил мне еще минут через десять.

— Мам, они меня впустили. Все в порядке.

— Хорошо. Они ругаются на тебя? — на заднем фоне я услышала недовольные голоса.

— Ну, так, — пробормотал сын.

— У тебя еще конфеты остались, что вы на днях покупали в сувенирном магазине (речь шла о фирменных швейцарских конфетах, которые сын по удачному стечению обстоятельств купил заранее, чтобы привести нам в подарок).

— Есть.

— Подари девочкам и поблагодари за помощь.

В общем, с девчонками Тимур сдружился. И больше тревожных звонков по ночам из Швейцарии не было.

— И вы не стали звонить кураторам? Спрашивать, как же ребят выпустили из лагеря посреди ночи? — изумилась я.

— А зачем? — с улыбкой поинтересовалась Мария. — Тимур все равно, если бы ему понадобилось, снова повторил свой подвиг, снова бы сбежал из-под присмотра. И что бы вышло в итоге?