— Ничего не зря, — уверенно возразила мадам Нинон. — Я давно хотела с ней познакомиться. И, я уверена, Софи поймет все правильно — она умная девочка.


Взгляд Сержа отразил нешуточное удивление.


— Ну, что ты так на меня смотришь? — старая женщина привычно взъерошила внуку волосы. — Что я такого удивительного сказала? Ты давно доказал свое право мужчины принимать решения самостоятельно. Любые решения. И если ты решил… насчет этой девочки, Софи… я возражать не буду.


Он не подтвердил и не опроверг. Просто притянул ее за плечи, обнял и шепнул в седые волосы, пахнущие лавандой: «Спасибо».

* * *

Вместо Сержа Софья нашла другого человека, даже двух — и их общество при данных обстоятельствах не было приятным. Хотя, если вдуматься, присутствие Амандин не должно стать сюрпризом.


— Софи, вот это неожиданность!


— Взаимно, Амандин, я тоже не ожидала увидеть вас здесь. Это же исключительно семейный праздник.


Софье показалось, что Амандин сейчас задохнется от ее наглости. Но Соне в свете последних событий и разговоров стало как-то резко плевать на мнение окружающих. На мнение всех, кроме Сержа. А он бы ее понял — она была уверена. Да и в этом террариуме по-иному просто не выжить.


— Позвольте представиться — Дамьен Русси, — спутник Амандин протянул ей руку. — Я — отец Амандин и давний деловой партнер — сначала Рене Бетанкура, а потом и его сына и внука.


— Рада знакомству, — Софья не знала, планировал ли мсье Русси целовать ей руку, но не дала ему такого шанса — пожала протянутую ладонь. — Вы очень похожи с дочерью, мсье Русси. Просто одно лицо.


Похоже, Дамьен Русси тоже слегка опешил от наглости Софьи, ведь комплимент вышел сомнительный — учитывая бульдожью челюсть и глубоко посаженные глаза самого мсье Русси. Впрочем, у мсье Русси бульдожья не только челюсть — хватка руки и цепкость взгляда тоже под стать. С таким человеком лучше не ссориться — видно по всему.

Шаг двадцатый. Истинные намерения сторон

— Вы сумасшедший?

— Напротив, я так нормален, что порой сам удивляюсь.

Само празднование напомнило Соне хорошую театральную постановку, в которой каждый точно знает отведенную ему роль. И при этом у Софьи одновременно было ощущение, что она собирает паззл. Каждое сказанное слово, каждый взгляд, жест, да что там — все, кто собрался за этим роскошным столом — все они были частями мозаики. И постепенно каждый кусочек этой мозаики вставал на свое место.


Ее посадили между Дамьеном Русси и кузеном Сержа по имени Робер, а фамилию Соня запамятовала — слишком много информации за один раз. Их было двое — кузенов Сержа, у Робера еще имелась родная сестра, Флави, они оба были внуками младшей сестры деда Сержа. Софья не слишком усердствовала в общей беседе — наблюдать ей было стократ интереснее. И чем дальше, тем яснее для нее открывалась странная картина.


Все эти люди, собравшиеся здесь, за этим столом, за исключением Амандин и ее отца, своим благополучием были обязаны «Бетанкур Косметик». То есть — Сержу, который уже на протяжении, если Софья правильно поняла, восьми или девяти лет тащил эту махину на себе. Зарабатывая деньги, которые с удовольствием тратили эти люди — его отец, мать, тетка, кузены, мадам Нинон. И только последняя в этом списке явно испытывала чувство благодарности к Сержу за все, что он делает. Остальные же… о, нет. Ни о какой благодарности речи не шло. О том, откуда берутся деньги «Бетанкур Косметик», присутствующие здесь люди предпочитали не задумываться. Зато с удовольствием упражнялись в остроумии, обсуждая дела «Бетанкур Косметик» и, конкретно, ее нынешнего президента. Столько тонких издевок, шпилек и завуалированных упреков Соня за один раз никогда не слышала. И они все это делали.

Все! Против одного Сержа! Лишь Амандин хранила нейтралитет, ну и крошку Лиз можно было не брать в расчет — она вообще раскрывала рот только чтобы есть. Судя по тому, как легко и непринужденно Серж парировал все словесные копья, летящие в его сторону, это происходит далеко не впервые и опыт в подобных баталиях у него преизрядный.


Наверное, Софья чего-то не знает о жизни, но желание перебить сервиз саргеминского фарфора о головы собравшихся за столом становилось все сильнее. Что это за люди?! Они вообще имеют хоть какое-то представление о семье?! О благодарности?! О любви и привязанности к родственникам, в конце концов?!


Она не выдержала и уставилась на мадам Нинон, сидевшую во главе стола. И дождавшись, когда та посмотрела на нее, не отвела глаз сразу. А спустя какое-то время перевела взгляд на Сержа, который в очередной раз, презрительно кривя губы, парировал что-то отцу. А потом снова посмотрела в глаза мадам Нинон. Софье так и хотелось вскочить и закричать ей: «Почему вы позволяете происходить этому?! Почему вы не защищаете его?! Ведь вы же его любите!».


Внимательный взгляд выцветших с годами, но не утративших своей выразительности светло-голубых глаз. И Соне кажется, что она слышит сухой, чуть надтреснутый голос мадам Нинон: «Потому что он сильный мальчик. Он никому не позволяет жалеть себя. И всегда все делает сам».


Мадам Нинон встала, давая сигнал к тому, что основной обед закончен, и сейчас будет пауза, а позже — перемена блюд и десерт.


— Софи, деточка, составь мне компанию. Хочу тебе кое-что показать. Посекретничаешь со старухой?


— Не вижу тут ни одной старухи, — дипломатично отозвалась Соня. — Но с удовольствием составлю вам компанию.


— А мне с вами посекретничать можно?


— Конечно, девочка моя, — мадам Нинон обернулась к Амандин. — Только я хотела посекретничать с Софи на русском языке — теперь мне редко выпадает шанс поговорить с соотечественником. Если тебе не будет скучно слушать нас — пойдем.


— Нет, пожалуй, — Амандин поджала губы. — Я лучше составлю компанию Сержу.


— Составь, конечно, — улыбнулась мадам Нинон, беря Соню под руку. — Он будет рад.

* * *

Софью удостоили визита в спальню хозяйки дома. Это оказалась большая комната, которая совмещала в себе функции спальни и кабинета.


— Для начала, Сонечка, я хотела поблагодарить тебя за подарок, — мадам Нинон подняла руку, на которой красовался браслет — три ониксовых кольца, звенья, инкрустированные бриллиантами. Это украшение действительно подходит хрупкой изысканности урожденной княгини Бобровской.


— Но это подарок Сержа.


— Он мне рассказал о том, что это была твоя идея.


— Не буду спорить — идея моя, — улыбнулась Соня. — Но, кроме идеи… В общем, я рада, что вам понравилось.


— У меня особые воспоминания, связанные с Оскаром Хейманом, — мадам Нинон открыла стеклянную дверцу шкафа и достала оттуда увесистый альбом в кожаной обложке. Присела на небольшой диван у окна и приглашающе похлопала по сиденью рядом. — На нашу первую годовщину свадьбы я подарила Рене булавку для галстука. Как раз изделие этого ювелирного дома.


— Правда? — Софья присела рядом. — Надо же, какое совпадение.


— Да. Это была его любимая булавка. С ней его и похоронили, — мадам Нинон раскрыла альбом. — Ну, не будем о грустном. Вот, Софьюшка, хотела тебе показать, какая я была молодая.


Соня интуитивно чувствовала, как важен этот жест со стороны бабушки Сержа. Это доверие. Эта возможность заглянуть в историю семьи. И очень боялась поначалу сказать что-то не то, спугнуть эту атмосферу. Но потом увлеклась — фотографии были и в самом деле интересные, особенно старинные, столетней давности, на которых были запечатлены родители мадам Нинон и другие представители семейства Бобровских.

Ожившая история. А мадам Нинон так увлекательно рассказывала. Тот, кто заглянул бы сейчас в комнату, увидел бы две склоненные над альбомом головы — седую и темноволосую. Их обладательницы увлеченно рассматривали фотографии и беседовали.


— Ой, я знаю это здание!


— Это дом моего дяди Бориса, брата отца.


— Я сто раз мимо него проходила! Это на Сретенке!


— Наверное, — мадам Нинон грустно улыбается. — Я там никогда не была. А что… что в этом здании сейчас?


— Какое-то министерство, кажется, — неуверенно отвечает Соня. — Я не знаю точно. Простите.


— Ничего страшного, девочка, — мадам Нинон легко сжала Сонину руку. — Будь добра, достань еще один альбом — вон тот, с коричневой обложкой. Покажу тебе, какой был Серж маленький. Ему только не рассказывай, хорошо? Взрослые мужчины не любят вспоминать, как они были маленькими мальчиками.


— Не буду рассказывать, — улыбается Соня, доставая альбом.


Маленький Серж Бетанкур — ангелочек, иначе не скажешь. Упитанный белокурый херувим на руках у темноволосого мужчины со впалыми щеками — это Рене Бетанкур. Очаровательный трехлетний мальчуган в джинсовом комбинезоне с совершенно девчачьими светлыми локонами. Рядом — родители: Клоди — хорошенькая, Вивьен — если не одежда и прическа по моде того времени, можно подумать, что это Серж. Нет, еще выражение глаз — другое. Совсем. Коротко стриженный, но все такой же светловолосый мальчишка лет десяти с белоснежной кошкой на руках — видимо, это ее королевское величество Марго. А вот уже юноша — смазливый до невозможности, наглый, самоуверенный. Нахальная, но обаятельная улыбка, русые волосы, уже тогда идеально сидящий костюм. Серж обнимает за плечи стоящих рядом двух товарищей — это выпускной в школе.


— Серж надо мной смеется, а я не понимаю этих цифровых фотографий. Куда приятнее — так. В руки взять можно… потрогать, — узловатый палец гладит край фотографии, на которой Серж с родителями. — Я часто думаю… когда, в какой момент все пошло… не так? Ведь мы с Рене любили Вивьена. А он и Клоди любили Сержа. А вышло… вот так. Выходит, любовью можно все испортить?


Соня промолчала. Она не знала, что ответить на это. Мадам Нинон переворачивает страницу, потом еще одну. Одно из последних фото — Серж, уже совсем узнаваемый, но для Софьи непривычно серьезный. В огромном черном кресле, за огромным же столом. Мсье президент «Бетанкур Косметик».


— Я так горжусь им, — тихо произносит мадам Нинон. — Очень горжусь. Он сильный и гордый мальчик. И очень… — женщина замолчала, словно раздумывая — стоит ли продолжать. А потом решилась. — Он умеет любить. Наверное, это не слишком очевидно. Он редко позволяет кому-то это увидеть. Он не подпускает к себе близко. И еще — так трудно прощает предательство. Я все еще не теряю надежду… — мадам Нинон невесело улыбается, — что он простит родителей. Ведь он их любил. И… я верю, что любит. Но слишком гордый, чтобы простить легко.


Софья снова промолчала. Снова не знала, что ответить. И вообще, ей казалось, что эти слова ответа не требовали.


— Ладно, — взмахнула рукой мадам Нинон. — Это все риторика, не более. Я еще хочу тебе кое-что показать, Софочка.


Соня с все возрастающим изумлением наблюдала, как хозяйка спальни встала, подошла к стене и, как дверцу, открыла картину, висящую на стене. За ней обнаружился сейф. Просто как в кино. Защелкал под пальцами мадам Нинон, набирающими код, замок. И вот уже мадам Нинон снова вернулась на диван. В руках у нее была шкатулка. Резьба по кости, холмогорская школа — это Соня наметанным взглядом определила сразу. А потом шкатулку открыли, и тут Софья удивилась по-настоящему. Хотя, казалось бы, ожидаемо — ну что еще можно хранить в сейфе? В первую очередь, драгоценности. Немного. Видимо, самое дорогое — не столько с точки зрения материальной ценности, сколько из-за связанных с этими украшениями воспоминаний.


Пальцы мадам Нинон дрогнули, когда она доставала из шкатулки кольцо. Явно не свежее приобретение, не слишком роскошное, но и не скромное — три сапфира, один крупнее, тот, что посредине, два по краям мельче. Небольшая россыпь маленьких бриллиантов, тусклое золото.


— Это обручальное кольцо князей Бобровских, — мадам Нинон держит кольцо двумя пальцами. — Ему больше двух сотен лет. Мужчины рода Бобровских надевали это кольцо на палец своей избраннице. Я… — мадам Нинон вздохнула, — последняя Бобровская. И кольцо осталось у меня. Нравится?