На завтрак ему без напоминаний принесли кофе, блинчики, апельсиновый джем, черные «Житан», свежую прессу и — о, Боже, какая забота и внимание! — подшивку «Playboy». Именно за тысяча девятьсот девяносто девятый год. В отличие от вина тут ЭдуароЭтьены запомнили все четко. Кроме того, один из этой сладкой парочки, забирая поднос, вполне миролюбиво поинтересовался судьбой контракта. И услышав снисходительное «Зайдите через пару часов» едва успеть проглотить почти сорвавшееся с губ «Слушаюсь». Вот же чертов пижон!


В прессе не обнаружилось ничего нового. Все те же слюни и сопли по поводу его женитьбы на Амандин Русси. Серж отшвырнул газету и отхлебнул принесенный вчера коньяк — прямо из горлышка. Впервые в жизни он начинает утро так — с глотка коньяка. Нет, с двух. Даже трех. Да, трех достаточно. Серж подтянул к себе стопку журналов. Пририсовывая «мисс Март» усы и бороду а-ля Кончита Вурст, Серж размышлял. Итак, чего он добился? Вивьена освободили — это, конечно, плюс. Софи в безопасности — Серж просто запретил себе думать, что это может быть не так: ведь он выполнил все требования Русси. Потому что в противном случае… нет, не думать об этом!


Серж разглядывал дело рук своих. Решил, что деве не хватает головного убора. Дорисовывая бикорн[2], Серж продолжал размышлять. Софи и Вивьен в безопасности — это хорошо. Дальше-то что? Бесконечно править злополучный брачный контракт — не выход. И не стоит слишком дразнить Дамьена — учитывая, что сам Серж сейчас абсолютно бессилен что-либо предпринять для защиты дорогих ему людей. И что делать? Известие о его женитьбе уже принято обществом практически как свершивший факт. А если Серж подпишет этот чертов брачный контракт — все станет практически необратимым.


Серж резко щелкнул зажигалкой, прикурил, втянул дым. Софи, Вивьен и даже «Бетанкур Косметик» — он сохранит это. Отлично. На другой чаше весов — фиктивный брак с Амандин. Это, конечно, не катастрофа. Это хуже. Это поражение. А проигрывать Серж Бетанкур не любил. Но зачем, зачем это Амандин? Неужели всерьез рассчитывает на что-то, кроме фарса на публику — и это в лучшем случае?! Звякнул замок двери, Серж повернул голову. На пороге стоял предмет его размышлений.


— Можно войти?


— Мой дом — твой дом, — он улыбнулся так, что щекам больно стало. Поднялся с места. Он же хороший воспитанный мальчик в присутствии дамы. У Амандин даже рот приоткрылся от удивления, когда она разглядела его целиком и во всех подробностях.


— Серж? Что с тобой? Тебе не дали… не предоставили… — он впервые видел Амандин настолько растерянной, что слов не могла подобрать.


— Что тебя смущает? — темно-золотистая бровь выгнулась.


— Ты ужасно выглядишь! — после паузы выпалила Амандин.


— Да ладно? — он шагнул к ней. — А как же «в богатстве и бедности, в болезни и здравии»? Не хочешь обнять жениха, дорогая Манди? Или сейчас я для тебя недостаточно хорош?


— Что с тобой происходит, Серж?


— Со мной? Абсолютно ничего, — он прикурил еще одну сигарету. Протянул ей. — Хочешь? Одну на двоих? Это же так интимно… почти как поцелуй… вот и потренируемся?


— Серж?! Что происходит?!


— Бог мой, Манди! — он театрально прижал руки к груди, чуть не подпалив лацкан портновского шедевра мсье Бушара. — Так ты не знаешь?! Твой отец запер меня здесь! Он удерживает меня силой и заставляет делать ужасные вещи!


— Серж, прекрати этот спектакль, — судя по тону и выражению лица, Амандин справилась с первым изумлением.


— Ну вот, — вздохнул Серж. — А в школьном театре я был убедителен в роли принца Мирлифлора. По крайней мере, знакомые девочки именно так и утверждали.


— Серж!


— Что, Манди? — устало выдохнул вдруг Серж. Затянулся глубоко. — Не нравится то, что я говорю? Не нравится, как я выгляжу? А с чего ты вообще взяла, что то, что будет — у нас, между нами, после всего, что вы с отцом натворили — что тебе это понравится?


— Ты… — Амандин ответно вздохнула, — ты не понимаешь. И не поймешь, наверное.


— Почему это? Я вообще понятливый. И не глупый — это даже твой папенька дражайший признает. Так что давай, попробуй объяснить мне — зачем это все? И чего ты хочешь добиться? Ты, именно ты. Про Дамьена я уже все понял.


Амандин прошла вглубь комнаты, села в кресло. Руки в замок, спина прямая. Серж остался стоять, подпер плечом закрытую дверь.


— Ты спрашиваешь — зачем? Ты ж знаешь ответ, Серж.


— Нет. Не знаю.


— Хорошо, — она глубоко вздохнула. — Вот тебе ответ. Потому что я люблю тебя.


— Лучше бы ты меня ненавидела, — ответ прозвучал быстро. Хлестко.


— Но я тебя люблю, — упрямо повторила Амандин.


— Я тебя — нет.


— Я знаю, — она побледнела, но лишь чуть-чуть. — Это не страшно.


— Правда, что ли? — он хмыкнул. Оторвался от двери, затушил сигарету. Оперся ладонями о стол и посмотрел на сидящую напротив девушку. И взгляд его был неожиданно тяжел и мрачен. — Я в этих делах профан, конечно. Но мне казалось… что для любви важна взаимность. Нет?


— Я… — на побледневшем лице стал разгораться румянец. — Я… мне не нужно много. Я… — она вдруг встала, и Серж был вынужден тоже выпрямиться, и теперь они стояли друг напротив друг друга, глядя в глаза. — Я буду тебе очень хорошей женой, Серж. Я буду поддерживать тебя во всем — дома, в бизнесе, в светской жизни. Везде. Буду твоим ангелом-хранителем. Ты же знаешь — у меня хорошее образование. Я — девушка твоего круга общения. Я… — она еще сильнее покраснела, но упрямо продолжила: — Я, знаешь ли, имею вполне приличный… темперамент и… Тебе будет со мной хорошо, Серж, я обещаю. Клянусь! — у Сержа дернулся угол рта, но он промолчал. — Ты получишь все: компанию, отца, любящую тебя жену, которая будет тебе опорой во всем. Мы… мы очень подходим друг другу, разве ты это не видишь? — она не хотела, но последняя фраза прозвучала жалобно. Умоляюще.


Серж молчал. Взял со стола пачку, достал сигарету, размял. И снова засунул ее обратно.


— Скажи мне, Амандин, что ты изучала в университете? Маркетинг, кажется, так?


— Да, — осторожно согласилась она.


— Что же ты так неумело продаешь себя? — и она вздрогнула, словно он ударил ее.

А Серж продолжил, словно не заметив реакции. — Хотя, в этом деле никакие навыки и образование не помогут. Знаешь, я точно уверен — любовь нельзя купить или заслужить. Нельзя. Можно только смириться с тем, что тебя не любят.


— С каких это пор ты такой эксперт в безответной любви, Серж? Неужели такое было в твоей жизни? Не верю! — голос Амандин прозвучал высоко и резко.


— Зря, — он отвернулся, сделал пару шагов. — Я любил. И очень хотел, чтобы и меня тоже любили. Чего я только не делал. Я старался быть очень хорошим, чтобы радовать тех, кого я любил. Я старался быть плохим, чтобы на меня обрати хоть какое-то внимание. Я дарил самые дорогие подарки — подарки, сделанные собственным руками. Я даже просил Бога и Пер Ноэля, чтобы они сделали так, чтобы меня полюбили. Я работал как проклятый, я тащил на себе, что, что только мог. Я добился того, чтобы меня считали лучшим. Совершенным. Идеальным. И ничего из этого не сработало. Они так и не полюбили меня.


— Они — это кто?


Серж обернулся.


— Они — это родители, — и выражение жалости на лице Амандин его совершенно не тронуло и не задело. Ему — все равно. — Так что, как видишь, я крупный эксперт в этом вопросе. С детства эксперт. И как эксперт скажу тебе, Амандин — вся эта твоя затея обречена на провал.


Она помолчала. А потом произнесла тихо:


— Лучше хоть что-то. Чем ничего.


— Хоть что-то? — Серж вздернул бровь. — А «что-то» у нас было, Манди. У нас была наша дружба — не самая крепкая и близкая, но все же. Нам было что обсудить, когда встречались. У нас много общих интересов, на многое мы смотрим схоже. Мы много где с тобой бывали вместе. А помнишь прошлый год в Каннах? Отлично же время провели!


— И еще лучше проведем! Нам будет хорошо вместе, Серж!


Он уставился на нее с изумлением. А потом расхохотался — громко, сильно запрокинув назад голову, до боли в шее.


— Будет?! Ты всерьез так считаешь, Манди? О, Боже, ну неужели тебе отказали твои мозги?


— О чем ты? — Амандин смотрела настороженно. Такой Серж ей не просто не нравился — он ее пугал.


— У нас была наша дружба. Не самая крепкая, но была. Теперь не будет ни-че-го.


— Я не понимаю тебя.


— Неужели ты глупее, чем я полагал? — Серж усмехнулся. — Хорошо. Объясню. Ты хочешь в мужья Сержа Бетанкура? Что ж, вполне возможно, ты его получишь. Ты получишь официальный статус «мадам Серж Бетанкур». И это все, — Серж сложил руки на груди. — Больше не будет ничего. Не будет даже нашей легкой дружбы. И, уж тем более, не будет того, что обычно связывает супругов. Ты же не рассчитываешь на то, что я лягу с тобой в одну постель? Что прикоснусь к тебе как мужчина к женщине? Нет, дорогая моя детка, — он с кривой усмешкой покачал головой. — Это ты и твой папаша не заставите меня сделать. Уж поверь мне — есть вещи, принудить сделать которые просто невозможно. Что ты рисуешь в своем воображении, Амандин? Что я после дня в офисе буду приезжать домой, а ты меня там встречаешь? Поцелуй, мы ужинаем, идем куда-то… Вечером ложимся в одну постель, страсть, секс, так? Ничего этого не будет, — она хотела что-то сказать, но он не дал ей возможности, продолжил — громко, жестко, безапелляционно: — Ты потеряешь наши приятельские отношения. И не приобретешь ничего. Хотя… Нет. Ты получишь кое-что.


— Что? — она поняла, что у нее пересохло во рту, лишь когда произнесла слово.


— Я не уверен, что умею любить, Манди. Или… сомневаюсь, что теперь умею это делать как надо. Но вот ненавидеть я умею очень хорошо. И я. Тебя. Возненавижу. Обещаю. Черт, кажется, я уже начинаю тебя ненавидеть.


— Почему?! — это был полустон-полувскрик смертельно раненой птицы.


— А ты не понимаешь?


— Это из-за нее, да? — произносит Амандин совсем тихо. — Ты все-таки влюбился в нее, Серж?


Взгляд серых глаз серьезен. Качает головой.


— Я не знаю, Манди. Но дело в любом случае не в этом.


— А в чем?! Почему?!


— Потому что ни один мужчина не простит принуждения.


Она не могла смотреть ему в лицо. Вместо этого смотрела на его руки, сложенные на груди. Рукава измятой светло-голубой шелковой рубашки закатаны до локтя. Обнаженная часть руки, ниже локтя, покрыта светлыми золотистыми волосками, особенно явно видными на фоне загорелой кожи. В тон волосам — золотые часы на запястье. Длинные пальцы, крупные, ухоженные ногти. Красивые руки. Это руки мужчины, который никогда не прикоснется к ней. Не прикоснется так, как хочется ей. Никогда.


Выдохнуть медленно. Спину ровнее. Она хотя бы попыталась.


Амандин развернулась, сделала несколько шагов к двери, а потом резко остановилась. Пусть эти руки не коснутся ее так, как хочется ей. Она сама. На прощание.


— Пошли! — резко схватила Сержа за запястье. У него даже рот приоткрылся от удивления. Губы такие красивые. Смотри, пока еще есть возможность. — У тебя ключи от машины с собой?


— Да, — он хлопнул ладонью по карману брюк. — Не… не забрали.


— Тогда пошли! — дернула его за руку сильнее. — Быстрее. Пока я не передумала.

* * *

По темно-серому асфальту, под темно-серым нахмурившимся небом мчалась машина. Синий «ламборджини гальярдо» с ревом прорывался от Сен-Клу в сторону центра Парижа. Водитель «гальярдо» был пьян. Не от трех глотков коньяка. Его пьянила свобода, и все казалось таким удивительным и прекрасным — и графитовое небо, и летящая в лицо лента дороги, и тепло оплетки руля.


Там, впереди, его ждала гора дел, которые надо сделать, и море проблем, которые надо решить. Но сейчас, именно сейчас, вдавливая педаль газа в пол и молниеносно переключая передачи, он не думал об этом. Водитель синего спорткара был просто счастлив и пьян свободой.