Я лихорадочно подбирала слова, чтобы произнести хоть что-нибудь, что отвлекло бы всеобщее внимание от тети, но ничего не приходило в голову… Я посмотрела на Сару, но она не отрывала взгляда от тарелки с супом. Дядя Морис громким голосом, как бы разговаривая с глухим, произнес через весь стол:

— Беттина, может быть, тебе лучше больше не пить? Мне кажется, ты немного… нездорова…

— Нет, нет, все в порядке, — послышался дрожащий от сдерживаемых слез голос тети Беттины. — Так, небольшое происшествие…

— Да нет, я сам виноват, — сказал Деннис Ровер, по-видимому чрезвычайно смущенный. На его брюках расползлось огромное пятно.

С телячьими эскалопами под каперсовым соусом подавалось красное вино. Я решила больше вообще не смотреть на тетю и восхищалась Сарой, сумевшей подобрать столь изысканное меню. Откуда она знает про все эти блюда? Лично я не смогла бы придумать ничего более оригинального, чем ветчина с дольками ананаса и пьяной вишней или, может быть, запеченная индейка с красным соусом. А выбор вин? Откуда Сара знала, с каким блюдом полагается подавать то или иное вино?.. Ой, бедная, бедная тетя Беттина. Скорее бы кончился этот ужин.

— Правда, все так вкусно? — довольно неуклюже обратилась я к Филипу Уордену, который, казалось, тоже пребывал в напряжении, ожидая, что произойдет дальше.

Беттина допила свое вино и заявила:

— Собственно говоря, Морис, мне на все это наплевать, — и стала сползать со своего стула.

Кто-то тихо произнес:

— Какой ужас!

Мне показалось, что это была миссис Ходж. Я бросила взгляд на дядю Мориса, сидящего с таким невозмутимым видом, что это граничило уже с высокомерием. Я поднялась, чтобы помочь Саре и Роберту отвести тетю Беттину наверх.

Мы с Сарой уложили ее в постель и сидели с ней до тех пор, пока внизу все не стихло, и лишь было слышно, как прислуга убирает со стола. Затем Сара спустилась вниз, и я слышала, как она разговаривает с отцом. Тон разговора становился все более и более раздражительным. Наконец Сара воскликнула:

— Я ненавижу тебя! Я тебя ненавижу! Я никогда тебе этого не прощу!

Я потихоньку спустилась в зал и увидела, что Морис Голд идет по направлению к выходу.

— Сара, ты не понимаешь. Ты еще ребенок. Когда ты повзрослеешь, ты поймешь…

— Я никогда не пойму тебя, ты… ты… жид! — закричала Сара.

Бедная Сара!.. Я поняла, что она больше ничего не могла придумать, чтобы как можно сильнее задеть отца, а, как я понимала, ей очень хотелось сделать ему больно.


Когда Беттина проснулась на следующее утро, стало ясно, что она «не вполне здорова». Она заговаривалась. Сначала ей казалось, что Сара маленькая девочка и она все еще счастлива со своим мужем. Затем она стала вспоминать свои годы в Чарльстоне.

— Марта, — говорила она, обращаясь ко мне. — Ну зачем ты взяла мою розовую ленту — я бы тебе и так ее отдала, если бы ты попросила. Нет, нет, можешь не возвращать. Тебе она ужасно идет. Я хочу, чтобы ты ее носила.

Затем она опять ненадолго пришла в себя и стала жаловаться на сильную головную боль и ужасное самочувствие. А где Морис? Может быть, он придет и поговорит с ней? Почему мы не показали ей свои новые платья? Она опять спросила про мужа. Казалось, она забыла все, что произошло накануне. Сара сказала ей, что отца нет дома: он ушел по делам.

— Да, конечно, — понимаю, — согласилась Беттина.

Она попросила дать ей выпить, уверяя, что лишь вино успокоит ее головную боль и нервы.

— Ну, пожалуйста, Сара умоляю тебя, — просила она.

— Мама, тебе же нельзя. Доктор Харрис говорил…

— К черту доктора Харриса, Сара. Ты же знаешь, он мне никогда не нравился. — Она заплакала.

Мне опять стало жаль Сару. Как она могла справиться со всем этим? Дядя Морис был ужасный человек, если так плохо обращался со своей женой, а потом все свалил на плечи дочери.

Сара сделала единственное, что могла в данных обстоятельствах. Она вызвала доктора Харриса. А доктор Харрис пригласил другого врача — доктора Аннунсио, они оба что-то долго обсуждали с Морисом Голдом и наконец приняли решение. Беттину отправят в очередную лечебницу, в какую-то очень известную на Центральном Западе. Ее отправят туда на частной спецмашине в сопровождении медсестер и фельдшера…

Беттина Голд уехала в воскресенье утром.

Весь день Сара переживала и казалась безутешной.

— Это я во всем виновата. Не надо было звать доктора Харриса. Он маме никогда не нравился. Теперь она не вернется, они отправили ее навсегда.

— Откуда ты знаешь, Сара? Если это действительно хорошая лечебница, ей там наверняка будет лучше, она выздоровеет, — пыталась я утешить Сару. — И ты поступила совершенно правильно. Как бы ты смогла уехать в школу и оставить ее в таком состоянии? И никого из близких, чтобы позаботиться о ней. Твой отец… — Я хотела сказать, что Морис вряд ли будет сидеть у постели жены и ухаживать за ней, но решила, что говорить об этом не стоит.

— Отец! Если бы он тогда ничего не сказал ей при гостях, если бы он так ее не унизил, то не пришлось бы опять посылать маму в лечебницу.

Я сильно сомневалась, что это так, и ничего не сказала.

— И если бы мне не надо было отправляться в школу, то я бы осталась с мамой.

— А тебе не кажется, что твоей маме станет лучше, если она выберется из этого дома, из Нью-Йорка, уедет прочь от…

Неожиданно Сара просияла:

— Ну конечно. Ты совершенно права. Какая ты умница. Моя маленькая мудрая южная совушка. В этом доме она никогда не сможет окончательно выздороветь. Я знаю, что для нее было бы лучше всего развестись с отцом. Он этого тоже хочет. Поэтому он так себя и ведет. Но мама боится отпустить его, как мне кажется… Кто знает? Может быть, врачи в лечебнице смогут убедить ее, что это хороший выход. Спасибо, Марлена. Спасибо за то, что ты здесь. Я просто не представляю, как бы справилась со всем этим одна.

В тот вечер Морис Голд поднялся в комнату к Саре, где мы уже ложились спать. Как я заметила с некоторым злорадством, он выглядел неважно. Лицо у него было серым, с заметными морщинами, совсем не таким загорелым и холеным, как вечером в пятницу.

— Я хочу поговорить с тобой, Сара, в библиотеке. Ты не могла бы спуститься туда со мной? — спросил он вежливо. — И хочу сейчас попрощаться с Марленой. Желаю успеха в школе. Я уверен, что там у вас все будет хорошо. Будьте счастливы. — Он протянул руку.

Я пожала ее, чувствуя себя предательницей. Но как я могла не ответить? Этот человек будет оплачивать мое образование.

Сара, не говоря ни слова, спустилась вниз за отцом. Через несколько минут их громкие голоса уже были слышны наверху. Я спустилась вниз, в зал.

— У меня просто нет слов! — раздался пронзительный голос.

Затем Сара стала подниматься по лестнице. Морис Голд подошел к лестнице и крикнул ей вслед:

— Ты поймешь, когда станешь старше. Подожди немного. Ты еще ребенок…

Я вернулась в свою комнату и закрыла дверь. Я не хотела, чтобы подумали, будто я подслушиваю. Тут в комнату ворвалась Сара:

— Он хотел со мной помириться. Ты представляешь? После этого ужасного приема. Он сказал, что, несмотря на наши разные отношения с мамой… на все… он хотел, чтобы я поняла, как сильно он любит меня. Он сказал, что я получу все, что захочу. Он откроет для меня счет в банке, расположенном рядом со школой. И ты тоже будешь иметь все, что захочешь…

— Это очень великодушно с его стороны.

— Ничего подобного. Он просто чувствует свою вину. Он хочет облегчить свою совесть, компенсировать зло, которое причинил маме. Забудь о нем. Я попытаюсь забыть его и больше никогда о нем не думать. Только помни, Марлена, когда будешь выбирать себе мужа, выбери такого, чтобы он продолжал тебя любить и когда ты состаришься, а не только когда тебе будет двадцать и ты будешь молода и хороша собой.

— Это когда тебе будет двадцать, ты будешь хороша собой, — печально улыбнулась я. — А когда мне будет двадцать, я буду некрасива, как и теперь.

— Ничего ты не некрасива. И обязательно станешь красавицей. Я решила, что нам надо подсветлить твои волосы. Мы сделаем тебя девушкой с золотыми волосами.

— Ой, Сара. А что скажет моя мама?

— Мы ей скажем, что это получилось случайно. Что с полки упала бутылочка с перекисью водорода прямо тебе на голову.

— Она никогда этому не поверит.

— Тем хуже для нее. И к тому времени уже будет слишком поздно, правда ведь?

С такой логикой трудно было спорить.

— Я думаю, нам пора спать. Завтра нам предстоит долгий путь в Массачусетс.

Мы стали готовиться ко сну. Я увидела, что Сара достает что-то из комода. Это была пустая бутылка из-под коки. У Сары были свои странности, подумала я. Зачем ей нужна пустая бутылка из-под коки в комоде?

— Посмотри, что я возьму с собой в школу, — сказала Сара, изо всех сил стараясь выглядеть веселой.

— Пустую бутылку из-под коки?

Сара засмеялась:

— Помнишь, о чем мы с тобой говорили как-то ночью? Я слышала, что девушки с Юга пользуются этим вместо мальчишеских петушков…

— Сара, ты с ума сошла!

— Давай попробуем. Давай посмотрим, действительно ли это так?..

— Сара, перестань, пожалуйста!

— Да ладно тебе, ваша светлость, Марлена. Иногда мне кажется, что ты такая зануда!

— Завтра, Сара. Когда мы будем в школе. Правда, я сегодня ужасно устала. Давай лучше спать.

— Нет, — сказала Сара, — я хочу, чтобы ты попробовала это сейчас.

— Почему я?

— Потому что это здорово. Тебе понравится. Давай. Ложись, а я буду тебе это делать, как будто я мальчик. — Она распахнула свою пижаму и, прижав к себе бутылку, начала скакать по комнате.

— Ну и как я смотрюсь?

— Ты совсем не похожа на мальчика, — сказала я.

— Откуда ты знаешь? — спросила Сара. — А ты разве когда-нибудь видела мальчика с торчащей писюлькой?

— Сара, это кошмар какой-то. Я даже смотреть на тебя не желаю.

— Хо, хо, хо, малышка, — сказала Сара, стараясь говорить басом. — Сейчас я буду тебя трахать.

— Сара, перестань!

— Не называй меня Сарой, малышка. Меня зовут Уолдо, — сказала она тем же басом. — Ну-ка задери свою рубашечку, малышка.

— Нет, не задеру, — захихикала я. Но все равно я была напугана.

— Нет, задерешь. Так велит Уолдо!

Сара начала со мной возню и, задрав мою коротенькую ночную сорочку одной рукой, стала запихивать мне бутылку во влагалище.

— Перестань, Сара! — завопила я вне себя от ужаса. — Ты ведешь себя, как сумасшедшая! Сара, прекрати! Мне больно! О Боже, я сейчас умру!

Неожиданно Сара остановилась.

— Прости, Марлена, я не хотела… О Господи, Марлена! У тебя идет кровь! Марлена! Что же я натворила?

Я посмотрела вниз. С ужасом я увидела, как из меня сочится кровь и пачкает розовую в полоску простыню. Не думая ни о чем, я старалась, заливаясь слезами, закрыть свое несчастное кровоточащее и ноющее влагалище обеими руками.

— О Боже! О Господи! — всхлипывала Сара. — Только посмотри, что я наделала! Я лишила тебя невинности!

Крисси

1

Крисси Марлоу приехала в школу мисс Чэлмер за три дня до начала осеннего семестра. Когда шофер ее тетушки Альберт остановил машину у серого каменного здания, выстроенного под старинный шотландский замок, Крисси с утомленным видом сказала:

— Я полагаю, что буду жить здесь, Альберт. Можете внести мои вещи.

Альберт посмотрел на мрачный замок, никак не вязавшийся с солнечным пейзажем, и, открывая ей дверцу, сочувственно произнес:

— Хорошо, мисс Крисси.

Крисси вышла из черного лимузина и оглядела пустынный школьный парк. Было видно, что когда она перерастет свою подростковую неуклюжесть, то станет хорошенькой молодой женщиной, но сейчас казалось, вся она состоит из углов, даже ее челка, нависающая над черными, как вишенки, глазами, была совершенно прямой, волосы тоже были прямыми и ровно подрезаны на уровне ушей.

Она была тепло одета в плотный коричневый шерстяной костюм. Была уже осень, и тетя Гвендолин не разрешила ей брать с собой какие-нибудь легкие летние вещи. Собственно говоря, тетя Гвен все ее старые вещи выбросила, и в гардеробе Крисси остались только несколько комплектов школьной формы, осенние и зимние шерстяные и вельветовые вещи, а также два бархатных платья. Она сняла жакет, но ей все равно было слишком жарко в бежевом кашемировом свитере.

— Пожалуй, я бы и это с удовольствием сняла, — заметила она и пошла к зданию, сопровождаемая Альбертом.