— Но мне кажется, что я никогда не встречу мальчика, которого могла бы полюбить.

Мэгги тихонько засмеялась, погладила блестящие волосы Крисси.

— Ты еще так молода, Крисси, совсем девочка. Ты его встретишь, обязательно встретишь. Просто дай себе шанс. Ты встретишь своего любимого. А потом ты будешь любить своих детей.

— Моя мать не любила меня, — горько заметила Крисси.

— Я уверена, что она тебя любила. Может, как-то по-своему… Крисси, существуют разные проявления любви. Просто прими как факт, что она тебя любила, вот и всё. Нужно расстаться с прошлым, тогда мы сможем свободно идти вперед.

Крисси положила голову на грудь Мэгги.

— Я так вас люблю! Вы относитесь ко мне, как мать.

«О, Крисси, тебе придется расстаться и со мной, и наверно, очень скоро!»


Все четверо были на кухне и готовили обед.

— Как здесь интересно, — сказала Сара, нарезая розовый редис.

— Я рада, что ты так считаешь, Сара. Я боялась, что вам не понравится, ведь я пригласила вас на лето в дом, где почти нет слуг. Бедная Бетси, даже если остальные комнаты закрыты, у нее масса работы. Но мне кажется, что в этом году никто в Ньюпорте не может нанять столько слуг, сколько требуется, — военные заводы работают день и ночь! Поэтому нам придется управляться самим.

Мейв чистила картошку.

— Когда мы были в Хаммерсмит-фармс, Джекки и ее сестра Ли подстригали живую изгородь. Их мать обожает хорошо подстриженные живые изгороди![1]

— Я никогда не встречала Джанет Очинклосс. Я вообще почти никого не знаю в Ньюпорте. Джекки не учится в школе мисс Чэлмер, не правда ли?

— Нет, — ответила Сара, аккуратно очищая огурец.

— Она учится у мисс Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут. Но мы дружили еще в Хэмптоне. Родственники отца Джекки — Бувье[2] живут в Восточном Хэмптоне. У них там прелестная усадьба Лазета. Но ее мать вышла замуж за Хью Очинклосса, и теперь они живут в Вашингтоне и приезжают сюда только на лето. Мейв с ней встречалась у нас прошлым летом.

— Отец Джекки очень симпатичный, не правда ли, Мейв? Конечно, он не так красив, как твой отец. Никто с ним не может сравниться. Могу себе представить — иметь такого красивого и знаменитого отца. Мы просто умираем, так хотим с ним познакомиться, правда, Крисси?

Мейв быстро взглянула на Мэгги, и Крисси перехватила взгляд, которым они обменялись. Она уже давно поняла, что между отцом и Мейв существовала проблема, которая также касалась и тетушки Мэгги. Но в отличие от Сары Крисси никогда не лезла не в свое дело.

Мейв медленно вытерла руки о полотенце:

— Наверно, когда-нибудь вы познакомитесь с ним. Когда он приедет из Ирландии.

— А пока, тетя Мэгги, — сказала Сара, — мне хотелось бы, чтобы вы убедили свою племянницу быть более социально раскрепощенной.

— В чем проблема? — улыбнулась Мэгги.

— Мать Джекки устраивает прием в саду, чтобы развлечь некоторых военнослужащих, — это будет прекрасно. У них такой великолепный вид на залив. Но Мейв не хочет туда идти. С ней так трудно! Она всегда дичится в школе, не хочет ходить на танцы, но это так непатриотично отказываться развлекать наших воинов. Я права, тетя Мэгги?

Мейв покраснела:

— Я никогда не знаю, как разговаривать с молодыми людьми… мужчинами. Я плохо танцую. Мне там неуютно. Я не хочу идти туда только для того, чтобы выполнить твой каприз, Сара, — выпалила она очень резко, что случалось с ней очень редко. — Разве я должна это делать, тетя Мэгги?

Мэгги стало жаль Мейв. Она прекрасно понимала, что это одна из проблем, мучивших Мейв, — ее страх перед мужчинами. Может, «страх» слишком сильное слово?

— Нет, — мягко ответила она. — Ты совсем не должна идти только затем, чтобы Сара была довольна. Но, может, тебе стоит, пойти, чтобы победить чувство дискомфорта… — Она посмотрела прямо в глаза Мейв. Нужно очень аккуратно выбирать слова, здесь присутствуют другие девочки. — В бытность девушкой я очень стеснялась юношей. Потом я поняла, что они всего лишь мальчики, а не какие-то странные создания. Они все разные — большинство из них милые, некоторые просто прекрасные, и некоторые так же стеснялись, как и я. Еще я узнала, что мальчик может быть таким же хорошим другом, как и девочка, и с ним так же легко разговаривать. Мне кажется, что тебе стоит попробовать, Мейв!

У нее осталось так мало времени. Ей придется вытолкнуть Мейв в мир как можно скорее.


Сара заканчивала наносить жидкие чулки на ноги Мейв и Крисси. Теперь у всех троих ноги были одинакового оранжевого цвета.

— Теперь твоя очередь, Крисси. Рисуй швы, так как ты наш художник. — Сара подала ей карандаш для бровей[3].

— О Боже, а если у меня они выйдут кривыми? Хорошо, начинаем, первая очередь твоя, Сара!

Она просто великолепно нарисовала первый шов, второй оказался чуть кривым на икре и потом скособочился в сторону. Крисси захихикала:

— Прости, Сара. У тебя будут немного кривоватые ноги. Ты не обиделась, правда?

— Конечно, — храбро ответила Сара. — Вообще, кому нужны прямые, стройные ноги?

— Мне кажется, что лучше идти в чулках без швов, — заметила Мейв, стараясь не смеяться.

— И мне тоже, — заулыбалась Крисси.

— Ты можешь намазать ногу кремом, снять краску и начать все сначала, — сказала Сара.

— Зачем? Никто не будет смотреть на твои ноги, Сара.

— Спасибо, Крисси Марлоу. — Сара послюнявила палец и провела им по ноге Крисси. — О, Крисси, у тебя «поехал» чулок! Лапочка, как жаль!

— Ах ты, вредная старуха! У тебя вообще ничего не останется от твоих сраных чулок! — Она тоже послюнявила палец и начала гоняться за Сарой по всему солярию. Та с воплями вылетела из комнаты. Прибежала тетушка Мэгги.

— Что здесь происходит?

— Сара и Крисси валяют дурака!


Мэгги смотрела, как уезжают девочки. Она приляжет, когда их не будет дома. С каждым днем она уставала все сильнее и сильнее.

Они были такими хорошенькими в своих летних платьицах и в сандалиях на высокой платформе.

— Никаких коктейлей! — поддразнила она их.

— Ну, вы можете быть уверены, при матери Джекки нам ничего не обломится. Она очень строгая.

— Нам, наверно, подадут безалкогольный пунш. Вот и все! — бормотала Сара, поудобнее усаживаясь в машине и расправляя платье, чтобы оно не помялось. — А я собираюсь вылить коктейль в мой пунш.

— Как вы считаете, с тетей Мэгги все в порядке? — спросила Мейв у подруг. — Она выглядит такой усталой.

— Она так худеет, — отметила Крисси. — Но разве это плохо?


— Вы можете себе представить, что он мне сказал: «Для чего ты это хранишь? Ты не боишься, что она у тебя позеленеет от плесени?» — Сара говорила с огромным негодованием.

— Боже! — Мейв изо всех сил старалась не смеяться, но Крисси завопила:

— Так противно, но так смешно!

— Если ты думаешь, что это смешно, тебе следует послушать, что он сказал, когда мы уходили: «Ты не хочешь со мной переписываться? Обещай мне, что будешь мне писать!» Сначала он мне заявляет, что моя вагинка вся в плесени и позеленела, а потом предлагает мне переписываться! Ну что тут сказать?

— Боже! — еще раз сказала Мейв, и они все залились смехом.

Шофер Райан посмотрел в зеркало, чтобы видеть, что происходит. «Никогда ни в чем нельзя быть уверенным с этими богатыми детками. Что, черт возьми, им так смешно, что они ржут все время?» — кисло подумал он.


— Где Бетси? — спросила Сара, когда увидела, что Мэгги меняет белье в комнате Мейв.

— Она прилегла, бедная старушка. У нее опять приступ ревматизма.

— Дайте я вам помогу, вы сами выглядите весьма неважно.

— Со мной все нормально, Сара, но я не откажусь от помощи. Вот, надевай наволочки на подушки. Почему ты не в «Казино» на теннисном матче?

— Я ненавижу теннис.

— Но в «Казино» очень весело. Сейчас проходит Неделя тенниса. Я была совсем маленькой девочкой, когда ходила туда. Я все еще помню мою бабушку — она была величественной леди, но посещала матчи. На ней были цвета «Казино» — зеленый, желтый и белый и значок — маленький флажок, украшенный бриллиантами, изумрудами и жемчугом, точь-в-точь как флаг ее лодки. Этой лодки давно уже нет, но ее значок у меня сохранился. Нужно достать его и отдать Мейв. Но скажи, почему ты не пошла с Мейв и Крисси? Только из-за отсутствия интереса к теннису?

Мэгги посмотрела на Сару весьма проницательно. Они вошли в комнату, где жили Крисси и Сара, и начали снимать с кроватей постельное белье.

— Нет, — ответила Сара. — Мне нужно кое-что обдумать. Понимаете, я получила письмо от маминого врача. Он считает, что ей нужно развестись с отцом, но каждый раз, когда он заговаривает с ней об этом, она начинает волноваться и у нее опять… Он хочет, чтобы я начала осторожно готовить ее к этому… медленно, постепенно. Ну, вы меня понимаете.

— А ты не хочешь этого делать?

— Не то что не хочу, нет. Все равно их брак разрушен. Но тогда мы не будем семьей.

— Но если на этом настаивает ее врач, у него есть для того достаточные причины. Он, наверно, считает, что это поможет твоей матери выздороветь. А это самое важное, не так ли?

— Да…

— У вас и так уже нет семьи, правда?

— Да…

— Ты даже не навещаешь своего отца, не так ли?

— Это правда…

— Может, если состоится развод и твоя мама поправится, вы сможете снова стать друзьями с отцом? Когда испарится горечь… И у тебя будут хорошие отношения с мамой и с папой. И это будет больше похоже на семью, чем сейчас.

— Вы так хорошо разложили все по полочкам, тетя Мэгги.

Мэгги тихо засмеялась, подняла грязные простыни и положила их в корзину.

— Я понимаю, что все не так просто, Сара. Прощание с прошлым иногда самая трудная вещь в нашей жизни. Но приходится отсекать руку, чтобы спасти все тело. А спасая тело, иногда мы тем самым спасаем душу.

Сара задумчиво кивнула. Потом спросила:

— Вы ревностная католичка, тетя Мэгги. А я знаю, что католическая церковь против разводов. И все равно вы говорите, что для моей матери будет лучше, если она разведется с отцом?

Мэгги кивнула:

— Да. Я расскажу тебе одну историю. У меня есть один очень мудрый друг. Он врач и ортодоксальный верующий еврей. Он бежал из Польши как раз перед захватом ее нацистами и в конце концов попал в Шанхай. И когда я в шутку спросила его, что он мог есть в Шанхае, потому что я знала, что он ест только кошерную еду, он ответил мне, что хотя в Торе говорится, что еврей не должен питаться некошерной пищей, но там также говорится, что он должен делать все, что в его силах, чтобы остаться в живых! Жизнь — прежде всего. Поэтому у евреев есть главный тост: «Лахайм!», что значит — за жизнь! Будем здоровы!

Сара посмотрела на Мэгги, у нее в глазах засверкали слезы. Она крепко обняла Мэгги, а Мэгги поцеловала ее в ответ:

— Видишь, Сара. Твоя тетя-католичка дала тебе урок, как быть хорошей еврейкой!

Какая же она трусиха, ругала себя Мэгги. Она пыталась помочь Крисси, давала советы Саре. Но уже почти наступил конец августа, а она все еще не поговорила с Мейв. Больше нельзя тянуть.

Сара и Крисси в засученных брюках «дангери» и в большого размера мужских рубашках уехали, чтобы покататься верхом в Хаммерсмит-фарм. Мэгги осталась с Мейв.

— Давай пойдем на пляж.

Мейв согласилась. Она была обеспокоена. Это было совсем не похоже на тетю Мэгги — попросить, чтобы она осталась дома, пока ее подружки будут развлекаться. Она сразу же подумала, что что-то случилось с отцом и тетя Мэгги хочет поговорить о нем. Может, он заболел? Или вернулся в Америку? Она так хотела его увидеть, но и боялась этого.

— Твой отец атеист, — начала тетя Мэгги, — и он не водил тебя в церковь. Я тоже не особенно старалась это делать… Я считала, что настанет время, когда ты сама этого захочешь… Но у нас не осталось времени. Прости меня, но Церковь поможет тебе, когда тебе будет трудно…

— Тетя Мэгги, почему вы так говорите? Что случилось? Это отец? Он болен?

— То, что я тебе скажу, каким-то образом коснется и твоего отца. Мейв, мне нужно, чтобы ты была сильной. Мне уже недолго осталось жить… Но я буду присутствовать с тобой всегда, моя душа будет с тобой…

Мейв упала на колени, ее рыжие волосы развевались на соленом морском ветру.

— Что ты говоришь, тетушка Мэгги? Нет, я ничего не хочу слышать! — Она закрыла уши руками.

Мэгги тоже опустилась на колени, обняла свою племянницу и крепко прижала к груди.

— Мейв, дорогая моя, сделай мне милость и со смирением прими то, что посылает нам Бог…