Там продолжался экзамен. Шепнув Пражскому: «Я на минутку», — Ирина на негнущихся ногах прошла несколько метров до своего кабинета, тихо прикрыла дверь и в ужасе уставилась на вскочившего при её появлении Андрея.

— Андрюша, я нашла её.

Он почему-то сразу понял, о ком она:

— На экзамене?

— Именно. Я полезла за штативом и увидела в коробке тару из-под кислоты и журнал, мой пропавший журнал. Тот самый, из-за которого было столько хлопот… Только я совсем ничего не понимаю. Абсолютно ничего, — Ирина говорила голосом, начисто лишённым эмоций. В голове было пусто, в груди, там, где должно было биться сердце, — тоже.

Андрей встревожено посмотрел на неё и взял за руку.

— Андрюша, иди к Полине Юрьевне. Она должна быть у себя, у неё сегодня экзаменов нет. Иди и скажи ей.

Андрей кивнул, а Ирина оцепенело повернулась и пошла на экзамен.

Вернувшись в кабинет физики, она молча села на своё место и машинально подбадривающе улыбнулась очередному экзаменуемому. Инна Аристарховна подвинула к ней листок с оценкой предыдущего отвечавшего. Ирина аккуратно внесла всё в протокол и замерла, тупо глядя поверх детских голов в стеклянные створки шкафов, стоявших в конце кабинета. В них отражалась вся экзаменационная комиссия.

Ирина смотрела на красивое даже в искажённом неплотно прикрытыми створками виде лицо Инны Аристарховны и не понимала ровным счётом ничего. За что? Они ни разу не поссорились, не столкнулись на профессиональной или какой-нибудь другой почве. Да у них, собственно, никакой другой почвы и не было. И тут вдруг такая ненависть. Жгучая, сильная, последовательная ненависть.

Когда обескураженный Андрей, походя постучав и не сбавляя скорости вломился в приёмную, там уже была Злата, принёсшая тяжеленную папку с личными делами. Увидев взъерошенного Симонова, похожего на мальчишку, она удивлённо вскинула брови, но он лишь махнул рукой: потом, всё потом — и скрылся в кабинете.

— Злат, что происходит-то? — удивлению секретарши Лены не было предела. — Вы что-то сюда зачастили, доктор этот ваш, Симонов, вообще, как к себе домой ходит. Юрьевна моя молчит, будто разучилась говорить. Только отмахивается от меня. А я что, муха какая? Я, между прочим, секретарь директора!

— Самый лучший секретарь! — подхалимски заметила Злата и ухнула наконец красную неподъёмную папку на стол Леночки. Стол застонал, бумаги, Великой китайской стеной, опоясавшие гигантское рабочее место секретаря, поехали, но не упали, пойманные виновницей столотрясения. Злата ойкнула, а Лена восхищённо покачала головой:

— Да, Рябинина, ты у нас не только стахановка, но девушка невероятной грузоподъёмности!

— Я ещё что! Вот Ирина наша — это сила!

Злата машинально посмотрела на зажатые в руке бумаги, убережённые от падения, и потянулась, чтобы положить их на место. Лена хотела уже взять их, но Рябинина руку отдёрнула, и уставилась в бумаги диким взглядом. Секретарша испугалась:

— Златик, ты что?!

— Ничего. Всё в порядке, — Злата от испытанного потрясения говорила с трудом, — что это за бумажка? — она сунула под нос Лене листок.

Лена посмотрела, вытянув шею, и пояснила:

— Анкета сомовской племянницы. Она к нам в школу собралась поступать, в физмат девятый, вот Инна Аристарховна её и привела, чтобы она анкету заполнила. А я ещё Пражскому не отдала, забегалась совсем. А что?

— Ничего, — ошарашено повторила Злата, неопределённо махнула рукой и без стука вломилась в кабинет директора.

— Полина Юрьевна, я знаю, кто пре… — было последним, что услышала изумлённая до крайности Лена, потому что тяжёлая дверь захлопнулась, отсекая все негромкие звуки. А Злата почему-то не учла этого и не стала говорить погромче, чтобы облегчить жизнь изнывающей от любопытства секретарше.

— А анкета… — начала было Лена, потом махнула рукой и сердито констатировала, — не школа, а форменный дурдом! Уволюсь, если меня Юрьевна за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей сама не уволит.

Страшно хотелось подслушать, но порядочная Леночка подавила в себе отвратительное желание и рассерженно застучала по клавиатуре. Ладно, Юрьевна всё равно рано или поздно расскажет, а если даже не она, так Лена девчонок раскрутит. Злата и Ирина вредными не были, так что можно было надеяться на сочувствие к бедной бесправной секретарше.


Очутившись в кабинете начальства, Злата снова, глядя на взлохмаченного бодигарда Симонова и нахохлившуюся Морозову, выпалила:

— Я знаю, кто писал записку мнимого самоубийцы!

— А я знаю, кто стащил журнал и плеснул в Иришу кислотой…

Оба они, Андрей и Злата, уставились друг на друга, помолчали, переваривая полученную информацию, и перевели взгляды на Полину Юрьевну.

— Тебя, Андрюша, я поняла, — кивнула та, — а теперь давай ты, Злат, рассказывай.

Злата положила на стол трофейную анкету, хлопнув по ней рукой, и пояснила:

— Записку «самоубийцы» писала племянница Сомовой. Это точно, почерк тот же самый. Необычный, запоминающийся… Девочка только собралась к нам поступать. Так что обоснованных претензий у неё самой к Ире быть не может. А значит, писала она её по просьбе тёти. Зачем — не знаю. Абсурд какой-то!

Андрей гадливо взял анкету и всмотрелся:

— Я не специалист, но мне тоже кажется, что почерк тот же самый.

— А я про что говорю?!

— Ну, тогда всё сходится…

Злата непонимающе посмотрела на них.

— Ирина нашла в лаборантской у Сомовой, — пояснила директриса, тяжело вздохнув, — журнал и пузырёк из-под кислоты…

— Классный журнал?! — ахнула Злата. — Ирин пропавший журнал?!

— Да.

Рябинина рухнула на стул и уставилась на присутствующих:

— Сомова? А в чём смысл?

— Не знаем. Давайте-ка пойдём разбираться, — Полина Юрьевна потёрла руками лицо, выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась, — у них экзамен должен подходить к концу. Вот пусть закончат, а потом поговорим.

Очутившись в кабинете начальства, Злата снова, глядя на взлохмаченного бодигарда Симонова и нахохлившуюся Морозову, выпалила:

— Я знаю, кто писал записку мнимого самоубийцы!

— А я знаю, кто стащил журнал и плеснул в Иришу кислотой…

Оба они, Андрей и Злата, уставились друг на друга, помолчали, переваривая полученную информацию, и перевели взгляды на Полину Юрьевну.

— Тебя, Андрюша, я поняла, — кивнула та, — а теперь давай ты, Злат, рассказывай.

Злата положила на стол трофейную анкету, хлопнув по ней рукой, и пояснила:

— Записку «самоубийцы» писала племянница Сомовой. Это точно, почерк тот же самый. Необычный, запоминающийся… Девочка только собралась к нам поступать. Так что обоснованных претензий у неё самой к Ире быть не может. А значит, писала она её по просьбе тёти. Зачем — не знаю. Абсурд какой-то!

Андрей гадливо взял анкету и всмотрелся:

— Я не специалист, но мне тоже кажется, что почерк тот же самый.

— А я про что говорю?!

— Ну, тогда всё сходится…

Злата непонимающе посмотрела на них.

— Ирина нашла в лаборантской у Сомовой, — пояснила директриса, тяжело вздохнув, — журнал и пузырёк из-под кислоты…

— Классный журнал?! — ахнула Злата. — Ирин пропавший журнал?!

— Да.

Рябинина рухнула на стул и уставилась на присутствующих:

— Сомова? А в чём смысл?

— Не знаем. Давайте-ка пойдём разбираться, — Полина Юрьевна потёрла руками лицо, выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась, — у них экзамен должен подходить к концу. Вот пусть закончат, а потом поговорим.


Последний ученик заканчивал отвечать. Ирина сидела на своём месте, вяло водя ручкой в протоколе и совершенно ничего не слыша. Наконец, мальчик встал и вышел. Игорь Константинович и Инна Аристарховна быстро сравнили впечатления об ответах учеников и выставили оценки. Ирина начала внесла их в протокол и пригласила учеников в кабинет. Те ввалились настороженной гурьбой, но увидев довольные лица учителей сразу успокоились. Ребят поздравили, объявили результаты: две «пятёрки» и три «четвёрки». Пражский, подписал протокол, поцеловал ручки коллегам и, напевая в сизую бороду и постукивая в такт своей тросточкой, направился к себе. Ирине захотелось вцепиться в него и не отпускать. Оставаться вдвоём с Сомовой ей было страшно.

Она засуетилась, стараясь поскорее собрать экзаменационные материалы, и не зная, как и о чём говорить с человеком, про которого узнала такое, что и в голове-то не укладывается. Но тут, к счастью, распахнулась дверь, и в кабинет вплыла Полина Юрьевна. Никогда ещё Ирина не была ей так рада.

— Здравствуйте, — поднялась навстречу директору хозяйка кабинета. И осеклась, потому что следом за Полиной Юрьевной вошли Злата и Андрей Симонов.

— Вы?! — одновременно вырвалось у Сомовой и Андрея. И тут же:

— Я.

Ирина, Злата и Морозова с удивлением воззрились на них.

— Так это вы?! Всё понятно. Инесса, что же вы наделали?! — Симонов с болью посмотрел на неё. — Вы что?! Зачем вы третировали Ирину Сергеевну?!

Сомова метнула в их сторону быстрый неожиданно злой и острый взгляд и холодно спросила:

— Вы о чём, Андрей Евгеньевич?

— Это Инесса? Та самая Инесса?! — медленно, с расстановкой спросила Ирина. Андрей кивнул, не отводя глаз от Сомовой.

— А почему Инесса? Ведь Инна и Инесса — это разные имена?!

— Для красоты, наверное, — Андрей пожал плечами, — она с самого начала просила так называть, мы и называли. Я даже забыл, что она Инна на самом деле.

Ирина растерянно пробормотала:

— Инесса… Инна… Андрюш, ты говорил, после перелома у Инессы шов остался на ноге… Я видела, я сегодня видела, когда случайно юбку зацепила… Вы поэтому длинные юбки носите, чтобы никто не заметил?

Она не ждала ответа. Но Сомова кивнула и горько посетовала:

— Руки не дошли шов в порядок привести.

Ирине стало её невыносимо жалко. Несчастная одинокая женщина…

Андрей же продолжал спрашивать:

— Инна, так зачем вы это делали? Вы знали, что мы встречаемся и хотели сделать Ирине гадость?

Сомова отвернулась, сквозь зубы бросив:

— Я вас не понимаю.

Полина Юрьевна, начавшая что-то уяснять для себя, проплыла в лаборантскую и повелительно махнула всем рукой. Подчинённые и Андрей безропотно проследовали за ней.

— Откуда у вас журнал и кислота, Инна Аристарховна?

— Журналов не читаю, люблю, знаете ли, классику. И про какую кислоту речь? Про лимонную? Так я не кулинарка, не увлекаюсь. Так что вопросы не ко мне.

— Ну, ладно, — царственно кивнула головой Морозова. Подошла к телефону, который по её приказу провели в кабинеты Сомовой и Ирины после случая с заточением последней, подняла трубку и стала набирать номер.

На пятом повороте диска старомодного аппарата Инна Аристарховна не выдержала:

— Вы куда звоните?! — в голосе Инны Аристарховны стали явно слышны истерические нотки.

— Я звоню в милицию, — спокойно пояснила директриса.

— Зачем?

— Затем, что не потерплю, чтобы в моей школе учителя запирали в кабинете, воровали у него журнал, писали на него доносы, заставляли думать, что он довёл до самоубийства ребёнка и, наконец, обливали кислотой.

— А что, у нас в школе творятся такие дела? — снова взяла себя в руки Сомова.

— А что, вы не знаете?

— Нет.

— А ну тогда мы коробку-то заберём, раз это не ваше имущество.

— Какую коробку?

Морозова вопросительно мотнула головой, глядя на Ирину. Та показала рукой на шкаф. Андрей подошёл и снял коробку. По журналу перекатился из стороны пустой пузырёк и со стуком ударился о картонную стенку. В лаборантской было так тихо, что даже этот негромкий звук прозвучал вызывающе. Морозова осторожно вытащила журнал, полистала и сунула его обратно, удовлетворённо кивнув головой.

— Ну, так что? У вас есть, что нам сказать? Или будете объясняться с милицией?

— А давайте я скажу, Полина Юрьевна, — Андрей выдвинул стул, предлагая директрисе сесть. Она благосклонно улыбнулась одними губами и втиснулась за невысокий учительский стол, остальные разместились кто где. Стоять остались только Инна Аристарховна и Андрей. Он опёрся о стену и пояснил:

— Объяснения Инны Аристарховны уже и не нужны. Боюсь, вы оказались правы, Полина Юрьевна, и дело было, действительно, во мне.

Некоторое время назад, а если быть точным, то около года, ко мне в травмпункт обратилась женщина. К сожалению, её отношение ко мне вышло за рамки отношений доктор — пациент. Моё же к ней — ограничилось исключительно профессиональными вопросами. И последняя наша встреча прошла, мягко говоря, не в дружеской атмосфере.