Злате и её детям пришлось не только ликвидировать последствия потопа, но и приводить в божеский вид изрядно подмоченного Лермонтова, то есть, конечно, математика. К счастью, был он человеком не только фантастически рассеянным, но ещё и невероятно добрым. И совершенно не рассердился. Даже рвался помочь в устранении последствий стихийного бедствия. Но Злата, зная способность Михаила Юрьевича усугублять и без того плохое, с трудом убедила его отказаться от участия в уборке. Правда, заняли уговоры добрых полчаса. Чуть ли не больше, чем само наведение порядка. Поэтому измученная потопами Злата Андреевна, уже сдав дежурство и собираясь домой, напоследок отправилась инспектировать проблемные места, чтобы на выходные оставить всё в полном порядке, целости и сохранности.

Начать решила с верхнего четвёртого этажа и двигаться вниз. Благодаря этому обстоятельству, не успевшая толком прочувствовать все прелести одиночного заключения Ирина вдруг услышала в тишине коридоров бодрое постукивание каблучков. Не веря своему счастью, она подбежала к двери и энергично заколотила в неё. Цоканье резко затихло, будто человек неожиданно налетел на препятствие и замер, стоя на одной ноге. Собственно, так и было. Ошарашенная Злата, услышав стук, остановилась в полёте и уподобилась цапле, высматривающей лягушку: стояла на правой ноге, левую подняв для следующего шага, но так и не опустив. Да ещё и голову склонила набок, прислушиваясь к непонятно откуда идущим звукам.

— Ну, натуральная цапля, — самокритично обозвала себя Злата и ногу опустила, стараясь не шуметь и дышать через раз, чтобы понять, что же нарушило тишину. Звук повторился громче и нетерпеливей. Цапля отмерла и трансформировалась в ищейку, идущую по следу. Так, во всяком случае, представлялось самой Злате. Она пошла на стук и неожиданно для себя поняла, что стучат в кабинете её подруги. Ей вдруг стало страшновато в полутёмном — уже включили приглушённый ночной свет — и абсолютно пустом коридоре. Злата рассердилась на себя, решительно промаршировала к двери, пытаясь прогнать невесть откуда взявшийся страх, и дёрнула за ручку. Дверь не поддалась. Злата напустила на себя учительскую строгость и требовательно спросила:

— Кто здесь?!

— Я-а-а… — раздался из-за двери не пригодный для идентификации голос.

— Кто я?!

— Златик, я — это я. Ирина!

Злата была так поражена, что перешла на шёпот и мелодраматично прошелестела:

— Что это был за стук? Ты что там делаешь, Ириш?! Гвозди заколачиваешь, дроби отбиваешь или орехи колешь? И почему взаперти? Может, пустишь меня и позаколачиваем, поотбиваем или поколем вместе?

— Не могу! Дверь заперта!

— Ну так отопри… - велела Злата, сразу не сообразив, что изнутри Ирина запереться ну никак не могла. Но тут мысль заработала, Злата замолчала на полуслове, осознала, что кабинет мог быть закрыт только снаружи, и с интересом повертела головой в поисках ключа. На обозримом пространстве ничего, похожего на ключ, не было. Да и вообще никакого мусора не наблюдалось — технички работали прекрасно, и везде царила чистота.

— И что ж за гад тебя запер?! — непедагогично возмутилась она.

— Не знаю! — Ирина приникла к щели, чтобы её лучше было слышно и трагическим голосом начала отчитываться. — Я домой собралась, а выйти не могу. Думала уже, что мне здесь до понедельника куковать придётся, а тут ты! Слава Богу! Златик, я тебя так люблю! Какое счастье, что есть ты! Спаси меня!

— Я тебя тоже люблю! И сейчас спасу! Ты только посиди здесь ещё чуть-чуть — я сбегаю к охране за ключом!

— Посижу! Только ты побыстрее, пожалуйста! — оставаться в одиночестве Ирине совсем не хотелось. Почему-то ей было страшно в родной школе.

— Ага! — крикнула Злата на бегу и стремительно понеслась вниз.


Рыжеусый Семён сидел в своей комнате перед телевизором и ужинал. Увидев Злату, про которую благополучно забыл, решив, что все уже ушли и до понедельника он практически свободен, охранник отложил толстую сардельку и вытаращил глаза.

С работой ему не повезло. Коллеги рассказывали, что в других школах учителя уходят домой сразу после уроков и самое позднее после трёх вполне можно расслабиться. Так было и в его родном городе, где после обеда школы вымирали.

В этой же ненормальной школе ненормальные учителя ненормально торчали на своей ненормальной работе до ночи. Ученики тоже почему-то считали, что школа им дом родной, и уходили по отчим домам лишь спать. Да ещё и его сменщик Василий Сергеевич, неплохой, в общем-то, дядька, приучил всех к тому, что охранник — полноценный член педагогического коллектива и что на него все могут рассчитывать. И теперь ему, Семёну, приходилось пожинать плоды такой несусветной глупости. Его постоянно дёргали, теребили, требовали от него сделать то одно, то другое, что ну никак не входило в его должностные обязанности. И ему, сжав зубы, приходилось терпеть — на работу он устроился недавно, и совсем не хотел, чтобы его уволили из фирмы, предоставляющей охранные услуги школам, за конфликтность. Он терпел и надеялся только, что в следующем учебном году его переведут из этого вертепа в нормальное учебное заведение, где после уроков все благополучно расходятся по домам.

Больше других ему досаждали молодые, шумные и, как сейчас стало модно говорить, с активной жизненной позицией учительницы Ирина Сергеевна и Злата Андреевна и их не менее шумные и активные ученики.

И вот одна из заноз стояла сейчас перед ним и требовала ключ от кабинета химии. У Семёна мелькнула было мысль повредничать, заартачиться и не дать, но в тот же момент он понял, что это будет себе дороже, потому что Злата Андреевна с её неуёмной энергией, если ей так уж нужно открыть этот четыреста восьмой, пожалуй, тяжёлую строительную технику подгонит, но в кабинет попадёт. Поэтому он флегматично пожал плечами: мол, да пожалуйста, под вашу ответственность — и выдал ключ, заставив, правда, её расписаться в тетради выдачи ключей. Злата на его вредность не среагировала, схватила ключ, проникновенно поблагодарила — вежливостью и дружелюбностью своей неизменной она тоже его страшно раздражала — и с невероятной скоростью рванула наверх.

Семёну стало на миг интересно, что это ей понадобилось в чужом, пусть даже и в подружкином кабинете, в пятницу в половине одиннадцатого вечера. Но он собрал волю в кулак, любопытству не поддался и за ней не пошёл, порадовавшись только, что эта реактивная девица замужем не за ним. Он много раз видел её мужа и каждый раз удивлялся, что тот выглядит вполне довольным жизнью с таким вот электровеником и очень даже влюблённым в свою ненормальную жену. Медлительный Семён, у которого всегда в глазах рябило от Златы Андреевны и Ирины Сергеевны, про себя прозвал его экстремалом и решил, что любовь не просто зла, а в данном конкретном случае немыслимо свирепа.

Тем временем, не подозревающая о том, как она досаждает несчастному охраннику, Злата взлетела по лестнице и кинулась освобождать пленённую подругу. Дверь открылась, Ирина упала объятья освободительницы и нервно расхохоталась, на весь коридор цитируя Корнея Чуковского:

— «Ты нас, ты нас от смерти спас, ты нас освободил, ты в добрый час увидел нас, о, добрый крокодил!» В смысле, услышал, «о, добрый крокодил»!

— Спасибо на добром слове! — Злата запихнула подругу обратно в кабинет, на всякий случай, вытащив ключ из замка и нараспашку открыв дверь. А то мало ли что может опять случиться. Почему-то ночевать на работе ей совсем не хотелось. — Значит так, подруга моя ненаглядная! Ситуацию с твоим загадочным пленением мы должны непременно обсудить. Поэтому собирайся, запирай кабинет и пошли ко мне. Будем ждать Рябинина, который обещал через полчасика за мной заехать, и думать, кому ж ты так насолила, что тебя решили изолировать. Найду и покусаю поганца.

Ирина фыркнула, послушно схватила вещи и сумку и хвостиком поплелась за кровожадно настроенной подругой. В её триста одиннадцатом кабинете они уселись за учительский стол, по-братски, то есть по-сестрински, конечно, разделили пакетик кураги, подсунутый в сумку жене-трудоголичке заботливым мужем и до сих пор не съеденный, и стали думать. Руководила непростым процессом решительная Злата, а впавшая после нежданного счастливого освобождения в эйфорию Ирина выступала в роли восторженной массовки.

— Давай думать, — начала Злата, а её подруга с готовностью закивала:

— Давай!

— Вспоминай, во сколько ты попыталась выйти из кабинета?

— Примерно без десяти десять.

Злата посмотрела на свои изящные часики:

— То есть ты недолго в одиночном заточении томилась?

— Да нет, почти сразу ты пришла и меня спасла! — Ирина проникновенно посмотрела на подругу и снова экзальтированно кинулась ей на шею.

— Хорошо, а когда именно ты в последний раз выходила из кабинета или когда кто-то к тебе заявлялся?

Вопрос застал Ирину врасплох, она надолго задумалась и, наконец, выдала:

— Да часов в семь.

— Получается, что ты три часа к двери не подходила и не слышала, как поворачивали ключ в замке?

— Да, не подходила и да, не слышала. Работала с увлечением, знаешь ли, стахановскими темпами. Да ещё и не в кабинете, а в лаборантской. А там почти ничего не слышно.

— Что ж ты такое увлекательное делала-то, стахановка моя?!

— Писала план работы классного руководителя на четвёртую четверть

— И что? Написала?! — оживилась Злата, над которой этот злополучный план висел дамокловым мечом вот уже третью неделю.

— Ага! — гордо приосанилась Ирина. — Дать списать?

— Дать!

— Договорились, — великодушно кивнула подруга и полезла в сумку за обещанным.

— Ну, если писала план работы классного руководителя, то, конечно, могла и не услышать, как тебя злоумышленник запирал, — тем временем размышляа вслух Злата. — Теперь давай думать, где он взял ключ?

— Не знаю, — Ирина отвлеклась от поисков в закромах своей необъятной сумищи свежесочинённого плана и задумалась, наклонив голову к правому плечу.

— А где твой? — Злата загорелась идеей вывести таинственного запирателя или, что вполне могло быть, запирателей на чистую воду.

Ирина снова нырнула в сумку и энергично в ней завозилась. Пара минут усиленного копошения не дали никаких результатов, и тогда хозяйка сумищи стала извлекать из неё предметы самого разного назначения. Злата с интересом следила за происходящим — сама она тоже отличалась любовью к большим, вернее, очень большим сумкам — и теперь горела желанием узнать, что же носят в своих баулах другие девушки.

На первой парте поочерёдно появились упаковка финских хлебцев, несколько конфет, пенал с полным комплектом ручек, карандашей, фломастеров и ластиков, бумажные носовые платки, толстенный еженедельник, кошелёк, конверт с общественными деньгами, бутылочка воды, пузырёк с бисером, здоровенная рулетка, швейцарский армейский многофункциональный нож, пакетик с набойками для туфель, шнурки, свёрнутые в аккуратный клубочек, моток верёвки, ручная дрель, стеклянная банка с разноцветными дюбелями. Довершала дикий набор хорошенькая прозрачная с разноцветными бабочками косметичка, в которой чего только не было: от лекарств до иголок с нитками. А вот ожидаемым туши, теням, румянам и прочим средствам «укрепления фасадов», как говорила Златина мама, места не нашлось. Совершенно забыв о цели раскопок, Злата удовлетворённо кивнула: в её собственной сумке был не менее странный и абсурдный, на первый взгляд, для молодой девушки набор.

— А дрель тебе зачем? — только и уточнила она.

— Да на стенде дырки крутила. У меня два здоровенных допотопных стенда в лаборатории застоялись. К ним прикрепить ничего невозможно, а стенды чудесные, большие, на полстены. Очень они мне пригодятся, когда Неделя химии будет. Их на первом этаже вывесить — никто мимо не пройдёт. Я голову сломала, что с ними сделать, как их к делу пристроить. Кнопки не воткнёшь, булавки и подавно, гвозди вываливаются. Вот я и придумала дырок навертеть, да винтики засовывать, а с обратной стороны их гаечками прикрутить… Для этого дрель и приволокла.

— Гениально. — Одобрила Злата и уточнила:

— Прикрутила?

— Ага, очень неплохо получилось. Приходи в понедельник смотреть… Послушай! — вспомнила Ирина о первопричине проведённых в сумке изысканий. — А ключа-то нет!

Девушки озадаченно переглянулись.

— То есть меня заперли моим же ключом? — от такого вероломства Ирина опешила и теперь сидела, машинально запихивая свои сокровища обратно в сумку.

— Похоже на то. Теперь думай, сама ли ты его забыла в замке или кто-то его из сумки тиснул? Или ты его по обыкновению на стол бросила?

Ирина задумалась. Молчание затягивалось, и Злата в целях активизации умственной деятельности подруги насупилась и стала смотреть на неё с самым мрачным видом, долженствующим демонстрировать её озабоченность и стимулировать Ирину к воспоминаниями. Та тоже состроила серьёзное-пресерьёзное лицо и стала копошиться теперь уже не в сумке, а в голове. Злата долгого копошения не выдержала и начала с регулярностью раз в двадцать примерно секунд спрашивать: