— Меня?

— Вас.

— Зачем? — Конечно же я знала зачем: ничего с этим не поделаешь. Только слово, Фрэнклин, и мы прекратим эту игру раз и навсегда.

— Хотелось увидеть вас.

— А если бы я приехала не одна?

— Я бы сделал вид, что жду кого-то другого.

„Пусть Порция катится ко всем чертям", — подумала я.

— Зайдете?

— А можно?

— Да! — Я не успела даже подумать, как выпалила это.

Он пошел за мной по лестнице, а я на каждой ступеньке повторяла про себя: „Боже, Боже, во что я впутываюсь?"

— Садитесь, — сказала я, когда мы вошли. Я была совсем не в себе: вместо того чтобы врубить музыку, включила телевизор. Ладно, пусть не думает, что я хочу создать настроение. Уж если это нужно, мы сами его создадим.

Он не садился: я чувствовала, что он стоит позади меня. Я обернулась и увидела его прямо перед собой. И вдруг он наклонился и поцеловал меня в нос, щеки, а потом в губы. Губы у него были теплые и упругие. Я вдруг подумала, что надо все это прекратить, но было уже поздно. Его поцелуи с каждой секундой все больше захватывали меня, и я подумала: „Зачем?" Мои ладони коснулись его спины, и тогда он двинулся дальше. Его длинные сильные руки обхватили меня. Я хотела крикнуть: „Не отпускай меня!" — но удержалась. Я проваливалась в бездонную яму. От него исходил такой упоительный запах, весь он был такой теплый и крепкий, что я поняла: в мире нет никого лучше и быть не может. А он все целовал и целовал меня — медленно, нежно и крепко, как я люблю, и сердце мое билось все сильнее и сильнее. Мои ресницы касались его, носы наши терлись друг о друга — туда-сюда, туда-сюда, пока голова моя совсем не пошла кругом. Я из последних сил попыталась освободиться и овладеть собой, но он не позволил. А потом мне показалось, что я парю в воздухе. Должно быть, он поднял меня на руки и положил на диван. Я не хотела открывать глаз, потому что поняла: такое бывает только в кино.

— Что вы делаете? — воскликнула я, открыв глаза.

— Отлично знаю, что делаю, — ответил он. И видит Бог, он знал, что делает. Он стянул с меня майку и шорты, положил свои ручища на бедра и стал их гладить. Я даже не заметила, когда он успел снять лифчик, и поняла это только потому, что он впился губами в мое плечо.

И вдруг он остановился.

Я вся изнемогала, а он остановился!

— Можно посмотреть на тебя? — спросил он и поднялся. Он смотрел на меня и улыбался так, словно получил меня в награду.

— Ты прекрасна, — сказал он.

Я улыбнулась, почувствовав, что действительно красива. Он отступил еще на шаг, расстегнул джинсы и снял рубашку, бросив все это на пол. Теперь он стоял совсем нагой. Я еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Боже мой! Такого совершенного мужского тела я отродясь не видывала. Я оглядывала его сверху донизу. Боже милостивый!

— Что ты хочешь со мной сделать? — спросила я, видя, как он шагнул ко мне.

— Все, — ответил он.

И он не лгал. Он гладил мои волосы и спину, целовал локти, живот, бедра, колени и каждый палец на ноге. Мне было трудно не кричать, не хватать судорожно пряди волос — его, своих, чьих угодно. Наконец-то, думала я, со мной мужчина, который знает, что груди тоже умеют чувствовать. Я гладила его везде, куда только доставали руки. Касалась губами его кожи. Тело его состояло из крепких мышц — такое горячее, такое большое и сильное. Мне хотелось умолять его, чтобы он продолжал гладить и целовать меня.

— Господи, Господи, Господи, Господи! — пела каждая моя клеточка, и мы медленно, медленно двигались.

Он так отдался ласке и был так нежен, что когда наконец произнес мое имя, я уже знала, что он хочет именно меня.

— Фрэнклин! — выдохнула я, и тело мое словно воспарило.

— Я здесь, милая, я здесь, — откликнулся он и поцеловал меня в плечо. Где-то внизу живота что-то опускалось, и я плыла куда-то. По телу Фрэнклина прошла дрожь. Через мгновение дрожь сотрясла все его тело.

— Ты такая необычная, что даже поверить трудно, — прошептал он, поднял меня и положил на себя сверху. Он неотрывно смотрел мне в глаза, будто пытаясь что-то найти, а когда наконец нашел, мы сжали друг друга в объятиях так, будто это было в последний раз. Мы вскрикнули одновременно и утонули. Мы переплелись, как два больших осьминога, обхватив друг друга руками и ногами, и так прошло много времени. Последнее, что я помню, это как уходил Джонни Карсон.

— Так вот как вы умеете! — сказала я.

— Так вот как вы умеете! — откликнулся он.

И мы рассмеялись.

— Ну а как насчет песни?

— Я только что кончила петь. Разве ты не слышал?

— Слышал, милая, слышал. Но хотел бы услышать и другую песню.

Внезапно внутренний голос велел мне прекратить это. Совсем прекратить. Он тут же что-то почувствовал. Должно быть, это было написано у меня на лице.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем.

— У тебя такой вид, будто кто-то умер.

— Все это слишком опасно, ты же понимаешь.

— Для кого?

— Для меня.

— Ты ведь сказала, что у тебя никого нет. Или это неправда?

— Да нет, правда. А ты? Ты не похож на затворника.

— Я сейчас вне игры. Пытаюсь устроить свою жизнь. А женщины всегда путают карты.

— Зачем же ты здесь?

— Ну, иногда поневоле делаешь крюк.

— Ах, вот как!

— Ну ты же поняла, что я имею в виду.

— Нет, не поняла.

— Когда мужчина встречает женщину, совершенно не похожую на других, он это понимает. Такие как ты встречаются не каждый день. Я был бы последним идиотом, если бы позволил тебе уйти, не попытавшись загнать тебя.

— Загнать? Это что, игра, Фрэнклин?

Он поцеловал меня в лоб и пристально посмотрел мне в глаза.

— А ты сама как думаешь, это игра?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю.

— Это не ответ. Расскажи.

Я хотела сказать о том, что боюсь его, и о том, что испытала с ним, но когда мне так хорошо, язык не слушается меня, и я не могу выразить своих мыслей и ощущений.

— Понимаешь, у меня столько планов: в ближайшее время я начну учиться пению, через месяц — занятия в школе, я только что переехала и пытаюсь как-то во всем разобраться…

Он перебил меня:

— Хочешь кое-что знать? Встретив тебя, я запрещал себе думать о тебе. Месяц назад я решил, что должен приложить все силы, чтобы через год-другой начать свое дело. Тогда я дал себе слово, что, пока не разберусь с этим, не стану связываться ни с какими бабами…

— Надо же, Фрэнклин, и я решила то же самое!

— Ну и дела! Стало быть, мы лежим тут и убеждаем друг друга, что мы оба не можем?

— Не знаю.

— Ну а самой тебе как кажется?

— Сказать правду?

— Да, скажи правду, Зора.

— Мне кажется, будто я была в зимней спячке и вдруг появился ты и меня осветило солнце. Тут я поняла, что пришла весна. Я чувствую себя так, словно парю в воздухе. А ты?

— Я чувствую себя как человек, выигравший в лотерею. Такой ответ тебя устраивает?

— А ты уверен, что это не просто секс?

— Милая, я умею отличать хороший секс от настоящего чувства.

Хотя я всем сердцем готова была поверить ему и положиться на него, печаль не покидала меня. Мне хотелось убедиться в его искренности, и я решила открыться ему.

— Я боюсь, что если по-настоящему привяжусь к тебе и у нас ничего не выйдет, меня отбросит назад, к тому, с чего я начинала — к одиночеству и тоске.

— Ты уже привязалась, — сказал он, — так что не беспокойся об одиночестве.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Так я же с тобой и никуда не уйду, если только ты сама меня не попросишь об этом. Ты думала обо мне не меньше, чем я о тебе. Так к черту все эти игры. Разве не потому ты сбежала из дома вечером? Ты не хотела задыхаться здесь от этих мыслей, гадая, чувствую ли я к тебе то, что ты ко мне. Разве я не прав?

— Прав. — Зачем я не солгала? Почему не смогла солгать? Я слишком необдуманно открылась и позволила ему заглянуть себе в душу. Но что сделано, то сделано. Разве он не признался, что думал обо мне весь день?

— Расслабься, — сказал он и прижал мою голову к своей груди. Сначала сердце его бешено колотилось, но через минуту-другую, когда я, обхватив руками его шею, стала поглаживать ее, оно стало биться ровнее.

— Фрэнклин, чего же ты хочешь от меня? — Господи, ну что за идиотский вопрос!

— Ничего, кроме того, что ты хочешь дать мне сама.

— А что ты хочешь дать мне?

— То, что нужно.

— Это много или мало?

— Надеюсь, много.

— Фрэнклин?

— Да, — откликнулся он, перебирая пальцами мои волосы.

— Мне бы не хотелось, чтоб это была мимолетная постельная связь.

Только не с ним. У меня уже были такие истории. Сначала все хорошо, а потом все меняется и кончается тоской и одиночеством, и я снова в пустоте. Сколько можно бросаться очертя голову в волны моря житейского, а потом плыть к берегу, где у тебя ни души.

— Тебе попадались не те мужики, — сказал Фрэнклин.

— Откуда ты знаешь?

— Иначе сейчас меня бы здесь не было, — ответил он.

— А как определить, тот или не тот? — спросила я.

— Положиться на интуицию.

— Но интуиция подводила меня.

— И все же я прав?

— Сейчас да, но не буду врать, Фрэнклин: со мной такое уже бывало. Но теперь я хочу чего-то настоящего и постоянного, что продолжалось бы очень долго.

— Слышу, слышу, бэби.

Меня понесло.

— И я хочу быть для кого-то подарком, но до сих пор такого не случалось.

— Я же сказал, бэби, что тебе попадались не те мужики. Но раз уж мы заговорили начистоту, доложу тебе сразу: денег у меня нет. Так что если тебе нужен пижон с крупным счетом в банке, мне лучше валить прямо сейчас.

Я рассмеялась:

— Не стану же я обнимать и целовать банковский счет, едва ли при этом я испытаю что-то подобное тому, что было у нас с тобой.

Он перебирал мои волосы и гладил меня по щеке. Я сидела на нем, как в удобном кресле, и, видит Бог, мне не хотелось уходить. Он прижал меня к себе еще крепче и спросил:

— Хочешь, я кое-что скажу тебе?

Я склонила голову к его груди и кивнула:

— Сдается мне, что мы очень похожи.

4

— Эй, Фрэнклин! — раздался голос за дверью. — Не мог бы ты сделать малость потише!

— Ничего проще, приятель. Извини. — Я даже не знал, кто это, да и какая разница. Я чувствовал себя, как в раю. Господи, до чего же иногда прекрасна жизнь! Вся эта дребедень насчет того, чтобы замереть, пока не прояснятся мои планы, улетучилась, как дым. Вернее, мысль эта осталась, но изменилось все остальное. Черт побери, какое везение, когда ты встречаешь женщину, которая любит тебя самого, а не баксы, которые ты притаскиваешь домой, не твой член и даже не то, как ты умеешь им орудовать. А уж если она говорит тебе, что хочет быть с тобой на все сто и это так и есть, и просит тебя рассказать о твоих снах… Она действительно спрашивала меня, что мне снилось пять и десять лет тому назад. Ни одна баба никогда не задавала мне таких вопросов. Я рассказал ей все как есть. Господи, как славно, когда есть кому открыться! Как замечательно рассказывать женщине о своей жизни! Не поверите, но дошло до того, что мы больше разговаривали, чем трахались. Просто потрясающе! Что-то совсем новое! Она обычно сидела на диване, скрестив свои маленькие ножки, словно Будда, и слушала, что я несу. Я и в самом деле рассказывал ей о своих снах, о том, что мне осточертело вкалывать на стройках и не иметь ни копейки за душой, что в недалеком будущем я хочу сам определять свою жизнь. А она слушала, задавала вопросы, не смеялась и не сочла меня бешеным и неуживчивым. Мужчине как воздух нужна женщина, которая не сомневается в нем и вселяет в него уверенность, что он все может. Черт возьми, когда ты встречаешь женщину, которая умеет готовить, знает, что такое настоящая любовь, понимает, что ей нужно от жизни, и старается добиться своего, а при этом чертовски хороша, ты сознаешь: она — дар судьбы. Такое случается не каждый день. Разве я мог упустить ее?

Я заметил, что сначала она побаивалась меня. То есть время от времени что-то такое возникало между нами, но я терпеливо ждал, когда она выложит мне, что сердце ее не раз разбивалось и что она уже не доверяет нашему брату. Я надеялся, что придет минута, когда я смогу сказать ей:

— Не бойся, бэби, на сей раз ты встретила того, кто не разобьет твое сердце, а склеит его, потому что он хочет, чтобы оно принадлежало ему всегда. — Но, расслабившись, несешь первое, что приходит тебе в голову, поэтому я решил держать язык за зубами и особо не распространяться, пока сам не пойму как следует, что к чему.