Который час? Ах ты черт, пора подниматься, хватит валяться и предаваться мечтаниям. В комнате натуральный бардак. Я уже три дня не заходил домой, только забегал переодеться. Мне было трудно уйти от Зоры, и я радовался, что и она этого не хотела. Хороший знак! Я покормил своих рыбешек. Надо было почистить аквариум. Черт, ни одной чистой рабочей рубашки. Вот что мне надо было сделать прежде всего — сходить в прачечную. Что же это такое? Так здорово я себя не чувствовал с… с каких же пор? Пожалуй, с тех самых, когда у меня не было в кармане и восьми центов, и я правильно угадал четырехзначный номер в лотерее и выиграл триста шесть баксов. Но разве можно это сравнивать!

Я сделал приседания и выжимания, принял душ, напялил первые попавшиеся джинсы и слегка протер пол. Перебрав четыре или пять ношеных рабочих рубашек, я нашел одну, от которой не очень пахло, и надел ее. По дороге я заскочил в лавочку и взял свою обычную банку кофе и рогалик с маслом.


— Где Винни? — спросил я незнакомого рабочего.

— Там, наверху, — сказал он. — Тебя как зовут, приятель? Я — Луи, шурин Винни.

— Фрэнклин, дружище, — ответил я и хотел хлопнуть его по ладони, но он протянул мне руку.

Здание напоминало бомбоубежище. Здесь уже все разрушили, переборки разбили, и все было видно от стены до стены. Хорошо, что сейчас лето. Зимой мы всегда притаскивали мусорные контейнеры и разжигали огонь. Толку от этого немного, поэтому каждый держал в кармане бутылку.

Я помчался наверх, останавливаясь на каждой площадке, но Винни нигде не было. Я нашел его на четвертом этаже. Он что-то с кем-то рассматривал.

— Какие будут распоряжения, босс?

— А, Фрэнки, — повернулся он ко мне с таким видом, словно я ему ни к чему.

Терпеть этого не могу. Всегда означает одно и то же. Я приоткрыл свою банку и глотнул кофе.

— Ты не поверишь, Фрэнки.

— В чем дело?

— Я обсчитался: набрал слишком много людей. Так что до следующей недели не могу взять никого.

— Что это ты несешь, Винни?

— Я спрашиваю, можешь прийти через неделю?

— Этот новенький парень внизу — твой шурин. Это его ты взял на мое место? Значит, вот ты как, Винни!

Он развел своими белыми руками.

— Семья есть семья, Фрэнки. Этот парень не подарок, но я ничего не могу поделать. У него проблемы с наркотиками, понимаешь?

— Я к нему не присматривался.

— Я дам ему неделю, не больше. Один срыв, и я позову тебя. Разве я не забочусь о тебе всегда, Фрэнки?

Мне хотелось сбросить с лестницы этого распроклятого Винни. Выплеснув остатки кофе на пол и перепрыгивая через четыре ступеньки, я сбежал вниз. Луи нигде не было видно. Я вышел на улицу и откусил кусок рогалика.

Было без десяти восемь, но уже стояла жара. Зора, наверное, еще спит; мне не хотелось, чтобы она сейчас меня видела. В голове была вся эта муть. Только что чувствовал себя так, словно заработал миллион, и вот — на тебе — опять на нуле. Белые умеют приложить черного мордой об стол. Я почти слышал, как издевается надо мной Пэм.

Я вернулся к себе, собрал грязное белье и отправился в прачечную-автомат. Сидя там, я читал газету. Потом поднял глаза и огляделся вокруг. Все стены были завешаны голубыми рекламками. Я отложил газету, Подошел к стене и отклеил одну из них. Какая-то бизнес-школа в Бруклине приглашала для обучения представителей меньшинств. Самые разные классы: компьютерные, бухгалтерские. Но я обратил внимание на курсы предпринимателей. Я знал, что это для меня. Они заверяли, что у них есть деньги и они гарантируют трудоустройство. Я сложил листок и сунул его в бельевую сумку. Пока сохло мое белье, я выкурил три сигареты и решил привести в порядок комнату и почистить аквариум. С тем я и отправился домой.

На все эти подвиги ушел целый день. Поскольку пылесоса у меня нет, древесную пыль и стружки можно смести только мокрой тряпкой. Собрав грязные тарелки, я отнес их на кухню, сложил в раковину, вскипятил кастрюлю воды, залил их и оставил отмокать. Это единственный способ очистить их от засохшей еды. Затем, вывалив белье на матрас, я принялся складывать его. Мало того, что все было мятое, трусы и майки стали розовыми. Опять я забыл все рассортировать, как учила меня Санди. Вот черт! Ведь все деньги трачу на майки и трусы, чтобы не носить мятое и поношенное. Особенно летом я покупаю все новое. В последний раз мои шмотки стали грязно-голубыми от джинсов. Я сунул их в ведро, вылил на них целую бутылку хлорокса и замочил на два дня. А когда стал их полоскать, они разлезлись у меня в руках. Так что теперь я остерегаюсь отбеливателей. Я сворачивал носки, когда этот листочек вывалился на пол. Я дважды перечитал его. Будь у меня телефон, я бы тут же позвонил. Я положил рекламку на туалетный столик, зажег курительную палочку, включил кондиционер и улегся на кровать.

Ну, что же дальше?

Я посмотрел на свой верстак. Чертова стенка, над которой я работал, вдруг показалась мне невыносимо безобразной. Нужно было найти более твердое дерево, я это и сам знал. Но вечно денег не хватает. Мне захотелось переломать все и выбросить на помойку, но я не мог себе этого позволить. Я довожу до конца все, что начал. Но сейчас у меня не было настроения столярничать. Я хотел одного — выпить. Я поднялся, налил себе двойного „Джека Дэниэла", врубил ящик, сделал глоток, потом еще, включил телевизор, посмотрел „Колесо чудес", выиграл машину и яхту и приготовил себе печенку с рисом. Потом поел, выпил еще и закемарил. Проснулся я от звука органа и голоса, зовущего на молитву:

— Возблагодарим нашего Господа.

За окном было еще темно, но первые лучи солнца уже пробивались. Я взглянул на часы. Пять утра. Я вскочил, сделал приседания и отжимания, принял душ, надел чистую рабочую одежду и потопал за угол за своим кофе; потом сел на автобус и покатил в „Сбывающиеся мечты".

Сегодня, хоть тресни, должен получить работу, даже если придется надрать кому-то задницу!


Около конторы уже торчали человек пятнадцать-двадцать черных и несколько пуэрториканцев. Я увидел пару знакомых физиономий.

— Как там дела, ребята? — спросил я.

— Да ничего, приятель. Как видишь.

Я вошел и записал свою фамилию и данные в книгу. Я был восемнадцатый. Может, сегодня мой номер выиграет. Парень по имени Кендрикс, который управлял этой конторой, приветствовал меня как старого знакомого:

— Фрэнки, дружище, ты опять здесь?

— Да, здесь.

Прошлую осень и часть зимы я жил неподалеку отсюда и перепробовал здесь кучу работ: они-то знали, что я, большой и сильный, не боюсь работы. Меня, конечно, предпочитали замухрышкам. Я зарабатывал прилично и мог купить своим пацанам хорошие подарки на Рождество, да еще давать сверх того пару сотен Пэм. Я даже купил себе костюм от нечего делать. Он у меня один. Нет ничего лучше, чем иметь денежки в кармане, скажу я вам. Я даже несколько сотен умудрился отложить в банк. Но к концу января, когда от холода стало невмоготу и все еле ползло, мне пришлось закрыть счет. Вот и кончилось тем, что я красил стены для Винни за пять долларов в час. Впрочем, это лучше, чем ничего.

— Рад тебя видеть, — сказал Кендрикс.

— Чего-нибудь наклевывается сегодня?

— Три-четыре места, приятель. А что у Винни?

— Все, как обычно.

— Ну ладно, сиди здесь, сейчас поедем в Манхэттен. Отель в самом центре. Думаю, для тебя там найдется работа. Голову даю на отсечение, там не больше двух черных. А тебе позарез, да?

— Угадал. Работа мне позарез нужна, приятель. Еще со вчерашнего дня.

— Выезжаем через пятнадцать минут.

Я вышел на улицу и сел на землю. Кто-то пустил по кругу бутылку, но я не стал. Мне нужна была работа. А случись что-нибудь, лучше быть трезвым. Черт побери, теперь у меня есть женщина, и я должен иметь возможность пригласить ее пообедать. Зора, конечно, из тех, которые любят бывать на людях. Я бы хотел выходить с ней — пройтись по улице, держа ее под руку. Пусть вся шантрапа глазеет на нас, а у меня будет такой вид, что все поймут: она моя. Ах, вам тоже она нравится? Но я-то хочу не только обниматься. С королевой нужно обращаться по-королевски.

Все набились в большую машину Кендрикса, а сзади тронулись еще несколько маленьких грузовичков. Рядом со мной сидел парень, который явно не чистил зубы. От его смрадного дыхания можно было окачуриться.

— Слушай, не опустишь ли немножко окно?

— Проще простого, дружище.

Я откинулся на спинку переднего сиденья:

— Кендрикс, там на какой стадии работы?

— Роют котлован.

Я снова откинулся и про себя ухмыльнулся. Такая работа, черт побери, сулит не только возможность вступить в профсоюз, но и как минимум четырнадцать-пятнадцать, а то и все шестнадцать баксов в час. И это надолго.

— И насколько вся эта шарманка? — спросил я.

— Ха, дружище, это же сорокаэтажный отелище! Года полтора по меньшей мере, но ты же знаешь, как бывает. То да се, и сроки увеличиваются.

Мы подъезжали; впереди я увидел котлован не меньше десяти метров глубиной. Он занимал целый квартал. Взрывные работы уже явно закончились. Мы тут же принялись считать работающих. Тридцать девять человек: водители бульдозеров, крановщики, автопогрузчики и еще те, кто работал ломами, топорами и лопатами, но черных и латиноамериканцев не было. А когда начнут возводить фундамент, им потребуется человек сто, а то и больше. У меня руки зудели.

Кендрикс направился к одному из белых.

— Эй, не скажете ли, где тут главный?

— А кому он нужен?

— Мне.

Тот поглядел на нашу команду, сунул руки в карманы, бросил:

— Не знаю. — И молча пошел прочь.

Мы переглянулись. Всем и без слов было ясно, что разборки не миновать, что эти сволочи, несомненно, играют в свою игру. Кто-то, должно быть, уже стукнул, и они знали, что мы приедем. Они всегда начинали эти игры, получив на лапу.

Мы пошли в обход стройки, направляясь в котлован. Там нам повстречался белый с бумагами в руках. Мы поняли, что это и есть главный. Кендрикс подошел к нему.

— Доброе утро, сэр.

— У меня нет работы. Я уже всех набрал.

— Разве я спрашивал вас о работе?

— Но вы уже готовы приступить, да?

— Нет. Я с моими людьми из конторы „Сбывающиеся мечты". Мы тут у вас насчитали тридцать девять человек и ни одного черного или латиноамериканца.

— Это не так. Я нанял двух кубинцев, одного латиноамериканца и двух черных.

— Где же они?

— Они только что закончили расчистку.

— Мы говорим о том, что видим. Ну ладно, где главный по земляным работам?

— Там, внизу. — Он махнул рукой в сторону. — Только не говорите, что я послал вас.

Мы пошли туда, где стоял подрядчик. Кендрикс похлопал его по плечу.

— Простите, сэр, мы только что пересчитали рабочих, занятых на стройке; как оказалось, среди них ни одного черного или латиноамериканца.

— Я взял троих, но двое сейчас на другой работе, а одного сегодня нет.

— Очень жаль. Если их нет здесь, то они не в счет. Да и в любом случае этого мало. У вас должно быть по крайней мере двенадцать из сорока. — Кендрикс снова окинул взглядом строительную площадку. — Отбойщики все белые. У вас пять бурильщиков, и ни одного черного с отбойными молотками, нет даже помощников. Кроме того, у вас как минимум десять плотников и шесть чернорабочих.

— Послушайте, я не могу набирать рабочую силу. У меня нет мест.

— Не вешайте мне лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что по закону не менее тридцати процентов рабочей силы должны быть черные и латиноамериканцы. На каждые три рабочих места одно наше — таков закон. А там, где живу я, мы составляем сто процентов населения, а нам достается только пятьдесят процентов рабочих мест. Готов биться об заклад, что все эти люди иногородние. Где вы живете? В Коннектикуте? Джерси? Филли?

— Послушайте, вон в той времянке наш представитель УЭВ. Говорите с ним. У меня на это времени нет.

— Отлично, — сказал Кендрикс и сделал нам знак идти за ним.

Он постучал в дощатую дверь; она открылась, и в проеме выросла фигура негра; он стоял так, словно не хотел никого впускать. На носу у него красовались очки-консервы, на нем была спортивная куртка; довольно светлокожий, с кольцом на правой руке и с широким золотым браслетом на левой. Я не сомневался, что жена у него белая.

— Что вам нужно? — спросил он.

— Вы прекрасно знаете, зачем мы здесь, приятель, так что не будем сотрясать воздух, — сказал Кендрикс.

— Послушай, приятель, я здесь всего неделю, и у меня еще нет данных, — откликнулся тот.

— Вам и не нужны данные. Они есть у меня. Мы сами всех пересчитали.

— Пришлите запрос к концу недели, и мы посмотрим, сможем ли кого-нибудь взять.