Казалось, Порция сейчас же вцепится в Клодетт.

— Если б ты не была беременна, я бы тебе сейчас надрала задницу!

— Что-то я проголодалась, — проговорила Клодетт. — Вы чего-нибудь хотите? Я пойду загляну в бар.

— Я хочу выпить, — сказала Мария.

— Пригляди за Шанель, Зора, ладно?

Кивнув, я стала рассматривать крошечное шоколадное тельце на голубом одеяле. Малышка была прелестна. Придет день, думала я, и на моей улице будет праздник. После ухода Клодетт и Марии Порция снова оглядела пляж.

— Терпеть не могу Клодетт. Ей кажется, что она — само совершенство. Ну ладно, раз здесь ничего не происходит, можно окунуться. — И Порция побежала к воде.

Я откинулась на одеяло и закрыла глаза. Мне не хотелось думать ни о чем, кроме Фрэнклина.

Мы целый день играли в поддавки и дурака и ушли с пляжа часов в шесть. Кожа моя походила на красную глину, и я здорово устала. Клодетт, которая была на машине, подбросила Порцию и Марию до станции по дороге в Бруклин. Мне было с ней по пути, и она довезла меня до дома.

— Это он? — спросила Клодетт.

На ступеньках снова сидел Фрэнклин.

— Он.

— Не слабо, — заметила она, помахав ему. Он тоже махнул ей. — Теперь я все поняла, дорогая. Ну и детина. Не знакомь нас сейчас. В другой раз. И не глупи, Зора. Не слушай советов Порции. Ты же видишь, что с ней происходит.

— А что?

— Она не может удержать мужчину. Если твой друг ласков с тобой и тебе с ним хорошо, дай ему шанс. Ведь без этого нельзя.

— Пока что ласков и мне с ним хорошо. — Я поцеловала ее в щеку, послала воздушный поцелуй малышке и вышла из машины. — До скорого! Привет и поздравления Аллену. Надеюсь, на этот раз у вас будет мальчик.

Я была рада видеть Фрэнклина, но мне не понравилось, что он ждет меня.

— Привет, бэби, — сказал он, не двигаясь.

— Привет, — ответила я. — Фрэнклин, не делай этого, пожалуйста.

— Не делать чего?

— Не сиди здесь и не жди меня. — Я просто не хотела, чтобы он так много позволял себе.

— А что? Ты не хочешь, чтобы меня видели?

— Да нет же. Но ведь мы договорились, что не будем стеснять друг друга, так что некоторая свобода не помешает нам, не так ли?

В ответ он только улыбнулся и вытащил из-за спины букет цветов. Цветы — моя слабость.

— Я просто хотел тебе их принести. У тебя здесь столько растений, а цветы только сухие. Такая красивая женщина, как ты, не должна жить без цветов.

У него на щеках появились чудесные ямочки; я понимала, что он льстит мне, но все же не могла устоять:

— О, большое спасибо!

— Похоже, ты была на пляже.

— Да. С Марией, Порцией и Клодетт. Это Клодетт подбросила меня. Они горят желанием познакомиться с тобой. Я им все о тебе рассказала.

— Что же ты рассказала?

— Не твое дело.

— Послушай, бэби, если ты занята, я могу зайти завтра. Я только хотел занести тебе цветы и сказать, что нашел новую работу. Строительство отеля на Манхэттене. Реальные деньги. И это, возможно, на год, а то и на два. Я очень рад.

— Замечательно, — сказала я. Я обрадовалась за него, ведь Фрэнклин рассказал мне о своих проблемах, о том, как он пытался вступить в профсоюз и получить постоянную работу. Сейчас, глядя на него, я, ей-Богу же, чувствовала себя счастливой. Наконец кто-то ждет меня.

— Вообще-то у меня нет никаких планов. — Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я не рада видеть его.

— Я собирался пригласить тебя пообедать, но эти белые заставили меня сегодня вкалывать до изнеможения. А вечером встреча по телеку, мне жаль ее пропустить.

— Можешь посмотреть и здесь. Я зажарю цыпленка, приготовлю цукини и сделаю салат.

— Значит, ты меня приглашаешь?

— Конечно, — сказала я, открывая дверь.

Он не скрыл радости. Мы поднялись наверх; в квартире стояла дикая жара. Я поставила гладиолусы и традесканции в вазу.

— Тебе нужен кондиционер, бэби. У меня есть лишний, я сбегаю и принесу.

— Сбегаю и принесу? Ты что, живешь неподалеку? — спросила я.

— Да, выше по улице, — ответил он. — Я мигом.

Значит, он мой сосед. Не успела я обдумать это, как он уже стоял в дверях с огромной штуковиной на плече. Он тут же установил кондиционер, и я была счастлива, что он это делает. Фрэнклин включил телевизор, сел на диван и достал из заднего кармана бутылку.

— У тебя найдется стакан со льдом, бэби?

— Конечно. — Я принесла ему стакан, а сама пошла в спальню переодеться.

— Можно посмотреть на тебя в купальнике?

Я только что из него вылезла, но снова надела и вышла в гостиную.

— У тебя один купальник?

— А тебе он не нравится?

— Да что ты, еще как нравится! Но я не знаю, как ты в нем расхаживаешь по пляжу.

Я уставилась на него, как на психа.

— Что это ты несешь, Фрэнклин?

— Ничего такого. Просто скажи мне, ты считаешь меня своим парнем?

— Ну, кажется, начинаю считать.

— Ну так если ты принадлежишь мне, то я не в восторге, что ты торчишь на этом чертовом пляже в бикини.

— Ты серьезно?

— Разве похоже, что я шучу?

— Боюсь, что нет. Но вот что я тебе скажу, и давай больше не возвращаться к этому. Во-первых, я взрослая женщина и ношу то, что хочу.

— А, то есть тебе плевать, что я об этом думаю, да?

— Я хочу сказать, что ты ведешь себя так, будто сейчас пятидесятые годы.

— Ладно, давай оставим это. Не стоит портить настроение из-за какого-то дурацкого купальника.

— Ты сам начал.

— Да, да, и забудем об этом.

Я пошла в спальню, потом остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Это наша первая ссора, Фрэнклин?

Он рассмеялся.

— Нет, наша первая размолвка.

— О! — воскликнула я, направляясь в спальню.

— Но выглядишь ты в нем прекрасно, дорогая. Правда.

Сняв купальник, я бросила его на пол. Он просто не в своем уме, если думает, что может указывать мне, как одеваться. Я не из тех дамочек, на которых можно давить. Сегодня купальник, а завтра? Боже правый, неужели это второй Перси?

Я заглянула в комнатушку, куда собиралась поставить пианино. Там было пусто. Хотя я теперь платила за квартиру меньше, все равно не сразу удастся набрать три сотни долларов, чтобы выкупить из ломбарда пианино. А как было бы хорошо, начав заниматься вокалом, петь здесь, а не в школе после уроков. Закрыв дверь в комнатушку, я пошла под душ.

Когда я вернулась в гостиную, Фрэнклин, сняв ботинки, лежал на диване. Завязав пояс на своем кимоно, я легла на него. Сейчас это было еще приятнее, чем в прошлый раз. Он обнял меня, и мы вместе смотрели, как Шюга Рэй Леонард кого-то колотил.

— А не сыграть ли нам партию в скрэбл? — спросил он, когда матч закончился.

Коробка с игрой лежала на книжной полке.

— А ты умеешь играть?

Не ответив, он скорчил рожу, и на щеках опять появились ямочки. Я наклонилась и поцеловала его.

— Расставляй! — сказал он. — И оставь эти нежности. Сейчас я тебе покажу, почем фунт лиха.

Я уже поняла, что у Фрэнклина котелок варит что надо, но что он такой сообразительный, я не думала. Он загадывал слова, о которых я знать не знала и слышать не слышала. Большей частью это были строительные термины, а это казалось мне не совсем честным. Но были и другие. Например: уховертка.

— Да такого слова нет, Фрэнклин. Снимай его.

Он откинулся на спинку дивана, скрестил на груди руки и оскалил свои белоснежные зубы.

— Попробуй, докажи!

Я и попробовала: посмотрела в словарь и нашла. Потом тоже загадала ему неплохие загадки. В музыкальной терминологии, насколько я понимала, он не слишком разбирался, равно как и в некоторых других словах. Но перещеголять его я так и не смогла. Он прямо на лету все схватывал и обошел меня очков на сто. Просто невероятно! Но когда он загадал слово йетти, я решила, что наконец посажу его.

— Убери это, — сказала я. — Уж такого-то слова точно нет.

— Минутку, малышка. Я сам тебе его найду, ты даже не знаешь, как оно пишется. Твои серые клеточки работают, конечно, вовсю, я даже вижу, как они напрягаются, но ты лучше не рыпайся. Какой колледж ты, говоришь, кончала?

Я хотела треснуть его по башке, но он увернулся. Отвратительный снежный человек?! Он сразу набрал кучу очков. А потом было еще одно слово, на котором он меня подловил. Он подзуживал меня продолжить, но я не рискнула. Он намного опередил меня. Когда он пошел в ванную, я схватила словарь. Откуда он набрался всех этих мудреных слов?

— Меня тошнит от тебя, — сказала я, когда он вернулся из ванной.

— Не огорчайся, дорогая. Толстая леди нам еще споет.

Конечно, он выиграл. В следующий раз я так легко не сдамся. Оставив игру, мы поели и посмотрели последние новости.

— Ох, совсем забыла! Хочешь пойти со мной в воскресенье в одно место позавтракать?

— Куда?

— Позавтракать!

— Туда, где собираются самодовольные черные, пьют белое вино, едят паштеты и крекеры и болтают о том, что делается на Уолл-стрит?

— А, вот как ты представляешь себе это?

— Да я не знаю. Может, это глупо звучит, но днем по воскресеньям я обычно работаю, а кроме того, хочу посмотреть интересный матч. Но я еще подумаю, дорогая.

— Там будет очень приятно, Фрэнклин, и я хотела бы познакомить тебя с моими подругами.

— Я должен кое в чем признаться тебе, — вдруг сказал он, и лицо его помрачнело.

Я хотела, чтобы он обо всем мне рассказывал; это означало бы, что он доверяет мне. Он отвернулся, и я не видела его лица.

— Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

— Это еще что за новости? Я знаю, что ты вырос на Стейтен-Айленде, что у тебя две сестры, ты жить не можешь без спорта, мечтаешь открыть свое дело, у тебя золотые руки, котелок твой прекрасно варит, великолепный любовник и лучше тебя в моей жизни ничего не было.

— Я убил двух первых своих жен.

Горло у меня так стиснуло, будто я выпила пузырек отравы. Спокойнее, Зора, сказала я себе. Он дурачится.

— Я сидел за это.

Я догадывалась, что это глупая выходка. Еще Винни, как я помню, называл Фрэнклина шутником. Да не могла же я в конце концов влюбиться в убийцу и уголовника!

— Что ты сделал? Фрэнклин, зачем ты валяешь дурака?

Он мрачно взглянул на меня, глаза его горели адским пламенем. Мама родная! Надо было послушаться Порцию. Так нет же! Я слушаюсь только своего сердца. Я посмотрела на дверь и подумала, что хорошо бы смотаться отсюда подобру-поздорову. Но ноги меня еле держали. А я-то считала, что наконец нашла Идеал. Ну что за идиотка! А он к тому же женат! И до этого дважды был женат.

Эти мысли так захватили меня, что я не сразу заметила, что он хохочет — ну совсем как Джек Николсон в „Сиянии". Придав лицу зловещее выражение, Фрэнклин шагнул ко мне, но я спрыгнула с дивана и бросилась в кладовку.

— Прочь от меня! — завопила я из-за двери.

Господи! Да такой бред бывает в кино, а не в жизни. Я почувствовала какую-то странную легкость в голове. Мне только припадка сейчас не хватает! Я попыталась овладеть собой: потрясла головой, сделала несколько глубоких вдохов и плотно закрыла глаза. „Этого быть не может", — повторяла я себе вновь и вновь.

— Дорогая, — раздался голос Фрэнклина, — я только пошутил.

Я уже не верила ему и не собиралась покидать своего убежища, пока не придумаю, что делать.

— Да выходи, бэби! Неужели ты шуток не понимаешь? Я просто дурака валял, честное слово!

— Откуда мне знать, шутишь ли ты, Фрэнклин? — Я через щель посмотрела на него. Потом приоткрыла дверь пошире, заметив, как весело он улыбается. Теперь я окончательно поняла, что он валял дурака. Распахнув дверь, я бросилась в кухню, схватила мокрую тряпку для мытья посуды и швырнула ему в лицо.

— Что за низость так мерзко шутить с женщиной, готовой признаться тебе в любви?

— В чем?

— Ты что, оглох?

— В любви ко мне?

— Да, к тебе, Фрэнклин Свифт, если тебя и вправду так зовут! Избавь меня от таких шуток, Фрэнклин. Это не смешно. Ни капельки!

— Прости. Меня что-то понесло. А ты и в самом деле так испугалась?

— Конечно испугалась. Я уже готова была выбить тебе мозги вешалкой. Во всяком случае хотела попробовать. Я не из тех нежных дамочек из кинофильмов, которые падают в обморок в самый неподходящий момент и проявляют полную беспомощность. Уж извини! Тебе, мерзавец, это так просто с рук не сошло бы.

— Прости, ради Бога, — взмолился Фрэнклин, смеясь, и потом обнял меня.

Как ни странно, я ощутила полный покой.