Ричард опустил глаза, чтобы не выдать себя. Да, теперь он мог поступить с ней как ему заблагорассудится. Сам Эдуард дал ему позволение на это. Однако Ричард не спешил. Он знал, что Кларенс уже сейчас требует, чтобы Анну Невиль выдали ему, как ближайшую родственницу. Но когда первое опьянение победы пройдет, Эдуард также захочет заняться судьбой леди Анны. Что бы ни случилось, в ней течет лучшая кровь Англии, она слишком известна и богата… Да-да, богата!

Он придвинул Анне стул, и она послушно села. Сердце толчками билось у нее в груди. В эту долгую страшную ночь ей казалось, что она уже окончательно смирилась, стерпелась с мыслью о поражении и гибели Делателя Королей. Да, она просила Майсгрейва, да, она умоляла Ричарда, но вместе с тем ее не покидала уверенность, что Уорвику не спастись… Но сейчас, когда Ричард все еще молчал, у нее вдруг вспыхнула безумная надежда. Она хотела задать вопрос, но не справилась с дрожью, и ей пришлось до крови прикусить губу.

Глостер глухо проговорил:

– Жестоко испытывает Господь ваше мужество, миледи!

Она смотрела на него, зная уже наверняка, но не желая верить. Ричард взял ее руку. Она не отняла ее, в упор глядя на него, и казалась почти спокойной, хотя герцог и видел, как на горле у нее неистово бьется маленькая жилка.

– Я не осмелился бы явиться к вам, Анна, если бы не сделал все, что было в моих силах, чтобы спасти вашего отца. И совесть моя спокойна. Чтобы спасти Уорвика, я даже неверно указал брату расположение отрядов Алой Розы, и войска в тумане едва не миновали друг друга. В бою я все время искал его, чтобы помочь ему бежать, но человек бессилен перед волей рока. Я обнаружил Уорвика слишком поздно, и он пал у меня на глазах, Господь да примет в руки свои его многострадальную душу…

Анна ощутила тупой удар. Удар и боль с такой силой пронзили ее сердце, что ей показалось, будто из него разом вытекла вся кровь.

Она не двигалась, не шевелилась, словно окаменев. Ричард заволновался. Он ожидал крика, рыданий, но Анна молчала, и зрачки ее были невероятно огромны, так что глаза казались совершенно черными.

– Анна!

Ричард наклонился к ней, но она не видела его. Тогда, распахнув дверь, он крикнул, чтобы подали воды и разыскали баронессу Шенли.

Ресницы Анны дрогнули.

– Оставьте Дебору. Дайте ей побыть с мужем.

Однако баронесса уже стояла на пороге. Она шагнула к Анне, обняла ее за плечи и что-то зашептала. Анна, казалось, не слышала ее, тогда Дебора опустилась у ее ног, взяла ее руки в свои, сжала и притихла, неотрывно глядя на подругу.

Так миновала минута, другая. Дебора сердито оглянулась на Ричарда, взглядом указав ему на дверь. Однако едва он направился к двери, как Анна окликнула его:

– Дик Глостер!

Герцог обернулся. Она глядела на него и казалась вполне спокойной, не считая торопливого биения пульса на горле под сливочной кожей.

– Вы сказали, что видели, как пал мой отец. Я хочу знать, как это было.

Дебора умоляюще смотрела на нее.

– Дорогая, не надо…

– Отчего же, – выступил вперед Глостер. – Ваш отец погиб, как истинный воин.

Дебора раскинула руки, словно хотела заслонить собою принцессу.

– Ранами Христа заклинаю, сэр, пощадите ее!

Ричард понял, что баронесса уже все знает, но остановиться не мог.

– Его зарубил в поединке барон Филип Майсгрейв!

Он с болезненным любопытством смотрел на Анну, ожидая реакции. Но та выглядела лишь слегка опешившей.

– Это неправда, – удивленно произнесла она.

– Но это так, миледи. Я видел это собственными глазами.

– Значит, ваши глаза солгали вам!

Анна вскочила. Теперь всю ее сотрясала дрожь. Глаза сверкали, как у безумной. Ричард и в самом деле испугался за ее рассудок, когда она стала отступать к стене крича:

– Это неправда! Неправда и еще раз неправда! Филип Майсгрейв никогда не поднял бы руку на Уорвика! И вы лжете, герцог Ричард, как делали это тысячу раз, чтобы причинить мне боль. Вы сам дьявол во плоти, Дик Глостер, и если на небе есть Бог – он покарает вас!

Она остановилась перед Глостером тяжело дыша. И тогда герцог смущенно улыбнулся.

– Я поражен, сколь высокого мнения вы держитесь о славном бароне Майсгрейве. Но тем не менее это ничего не меняет. Именно от его руки пал Делатель Королей. Многие видели их схватку. И если вы не верите мне, то поверьте супругу леди Деборы или другим очевидцам, которые могут под присягой подтвердить, что во время битвы граф Уорвик храбро бился на мечах с рыцарем Бурого Орла и пал от его руки.

Губы Анны побелели, в лице не было ни кровинки. Наконец она проронила:

– Я поверю в это, если услышу подтверждение из уст самого Филипа Майсгрейва.

Ричард хотел пожать плечами, но невольно поморщился от боли и схватился здоровой рукой за раненое плечо. Боль раздражила его. Он исподлобья взглянул на Анну.

– Видит Бог, это было бы недурно! Но тот, чьи уста навеки сомкнулись, уже ничего не скажет. Майсгрейв мертв, миледи! Он также пал в битве, упокой, Господи, его душу.

Он хотел перекреститься, но перевязь помешала ему. В следующий миг он шагнул вперед, чтобы поддержать оседавшую на пол Анну. Сознание оставило ее.

– Дьявол и преисподняя! Леди Дебора!

Но баронесса уже была рядом, и вдвоем они уложили Анну на постель.

– Оставьте нас, ваша светлость.

Она хлопотала над Анной, растирая ей руки и брызгая в лицо водой. Когда она принялась расшнуровывать платье принцессы, герцог все еще не двигался с места.

– Весьма странно. Она держалась, когда я сообщил ей о гибели отца, но, когда узнала о смерти Майсгрейва, упала в обморок. Что вы на это скажете, миледи?

– Скажу, что вы бессердечный человек, ваша светлость. Не более того.

– Бога ради, леди!.. Дамы падают в обморок и по куда более незначительным поводам, нежели гибель отца. Она же лишилась чувств, когда…

Дебора резко выпрямилась, и Ричард удивленно взглянул на нее. Он никогда раньше не приглядывался к ней. Твердый взгляд, характерная волевая складка губ… Эта юная дама не так проста, как кажется. И наверняка именно она помогла Анне бежать из Тауэра. Кажется, его Кристофер далеко не все знает о своей супруге.

Ричард прищурился.

– Строптивость не является добродетелью. И я понимаю, почему ваш супруг после битвы не слишком торопился к вам, не отказав себе в удовольствии поразвлечься с горожанками в Барнете.

Дебора на миг опешила, но тотчас нашлась:

– А малодушие не украшает рыцаря. Горько сознавать, что столь сиятельный лорд, как вы, ваша светлость, опускается до бабьих сплетен.

Какой-то миг они с герцогом с вызовом глядели друг на друга, затем Ричард дернул здоровым плечом и удалился…

В нижнем помещении башни не было окон, но горело около дюжины факелов и свечей. Роберт Рэтклиф велел установить здесь столы, чтобы устроить пиршество в честь великой победы Белой Розы. На грубо сколоченных досках дымилось жирное, прямо с огня, мясо, каплуны, яйца, творожные пасхальные пироги, в кувшинах пенилось пиво и душистые настойки. Ричард с удовольствием присоединился к трапезе, тотчас забыв об обеих женщинах.

Факелы бросали на лица красноватые отблески. Под столами сновали забредшие в открытую настежь дверь куры. Ричард в своем блистающем наряде, с рукой на перевязи, восседал во главе стола, красочно повествуя жадно внимающим воинам о ходе битвы, о том, как шесть долгих часов в густом тумане англичане истребляли друг друга, о смерти Уорвика, Монтегю, о гибели тучного Экзетера и графа Ормонда, о пленении Стэнли, о бегстве Оксфорда и Сомерсета с поля боя.

Все это сопровождалось щедрыми возлияниями, и он уже пребывал в самом благодушном настроении, когда сверху спустилась баронесса Шенли и сообщила, что принцесса Уэльская желает видеть герцога.

Когда Ричард поднялся в башню, Анна была уже спокойна, но на лице ее были следы слез.

– Могу ли я просить вас, милорд, сопровождать меня к телу отца?

Ричард поморщился.

– Барнет сейчас не самое подходящее место для леди. Король Эдуард вершит там суд и расправу, и даже горожане, не выдерживая этого, бегут в лес.

– И все же я настаиваю.

Ричард, размягченный вином и едой, неожиданно согласился. Было велено седлать коней, и через полчаса кавалькада двинулась в сторону Барнета.

Едва они покинули пределы замка, небо потемнело, налетел ветер, гоня полотнища серых холодных туч. Пасхальное солнце скрылось, все вокруг стало серым, тени исчезли.

– Будет гроза, – заметил Ричард, вглядываясь в сумрачные небеса.

Анна молча правила конем, глядя прямо перед собой. Дебора Шенли на своей маленькой пегой лошадке все время держалась рядом, с тревогой поглядывая на принцессу. Ее супруг замыкал кортеж, недовольно поглядывая на жену, не уделявшую ему никакого внимания.

Они свернули в лес. Дорога была узкой, едва просохшей от дождя. Здесь было тихо, лишь шумел в вершинах буков ветер. Дорогу торопливо перебежала волчица с отвислыми сосцами, неся в пасти какую-то поживу. Ричард кивнул в ее сторону.

– Сегодня под Барнетом для них будет настоящий пир. Король запретил монахам хоронить павших ланкастерцев и оказывать помощь их раненым. Конечно, это выглядит жестоко, но во время войны всегда совершаются поступки, которые потом хочется забыть. Все дело в том, что сама война – зло.

Анна будто бы и не слышала этих слов, будто пребывая в трансе. Однако, когда лес расступился и перед нею предстало поле битвы, она очнулась и лицо ее омрачила тень ужаса и отвращения.

Налетевший ветер доносил тошнотворный запах крови, железа и уже тронутых разложением трупов. Всюду, куда ни глянь, лежали груды человеческих и конских тел, торчали обломки копий. Изрубленные тела казались тряпичными куклами, серое смешивалось с багровым. Некоторые из павших были обнажены, и их раны казались иссиня-черными. То там, то здесь мелькали фигуры мародеров, хотя Эдуард настрого запретил грабить павших, пока войсковые командиры и монахи не вынесут с поля боя тела раненых и павших йоркистов, чтобы с почестями похоронить их в освященной земле. Среди мертвых бродили псы, обнюхивая тела, лизали пропитанную кровью землю. Тучи воронья и галок кружили над павшими, с карканьем и гвалтом присаживаясь на трупы, а высоко в небе парили ястребы.

– Уедем скорее отсюда, – жалобно попросила Анна.

Взгляд Ричарда был полон иронии.

– Разве вы не росли при войске, Анна? Я думал, что вы с детства приучены к виду смерти.

Не отвечая, Анна повернула коня. Герцог ехал рядом.

– Дальше будет все то же самое.

Он был прав. Они приближались к Барнету, а вдоль дороги тянулись шеренги висельников – тех, кого Эдуард велел казнить после боя. Обычного милосердия к побежденным не было. Тех, кто пытался спастись бегством, ловили и вздергивали на сучьях ближайших деревьев. Их было множество – десятки, сотни. Синие лица, вывалившиеся языки, закрытые в муке или же, наоборот, вытаращенные глаза… Ветер раскачивал их тела среди светлой весенней зелени. Порой приходилось нагибаться, чтобы не задеть за их голые, скрюченные судорогой ступни.

Анна оглянулась на Дебору. Та была белее меха своего капюшона. Поотстав, она жалась к Кристоферу Стэси. Шталмейстер склонился с седла к жене, что-то говорил ей и улыбался, но она, казалось, не понимала его, расширенными от страха глазами глядя на целую армию повешенных.

Но худшее ждало их у самых стен города. Миновав башни, служившие воротами Барнета, они услышали слитный людской гомон, и вскоре их глазам предстала возбужденная толпа. Здесь были в большинстве воины, но виднелись и колпаки горожан, и растрепанные головы девиц легкого поведения. Все они сгрудились у подножия холма, на котором возвышалось старинное аббатство, и их было так много, что путники вынуждены были спешиться и вести коней в поводу. Солдаты были сплошь пьяны, визгливо гремела музыка, над толпой взвивался женский смех. Однако все это вовсе не походило на праздник – слишком уж усталыми, безразличными и злыми были лица людей.

Они пробились сквозь толпу и оказались на городской площади у колодца. Здесь стояло два наспех сколоченных помоста, на которых орудовали палачи.

– Хотите взглянуть поближе? – спросил Глостер и, прежде чем Анна ответила, увлек ее за собой. Люди расступались перед ними. Гул толпы походил на удовлетворенное урчанье зверя, получившего свой кусок. Анна поскользнулась и с ужасом поняла, что ступает по крови. Вся земля вокруг была пропитана человеческой кровью, стекавшей по доскам от плах. Тела казненных лежали здесь же, и из рассеченных артерий все еще струился алый сок жизни. Отрубленные головы подручный складывал пирамидой, как ядра. Когда Ричард с Анной оказались в первом ряду, подручный как раз подхватил на лету еще одну, водрузил ее поверх других, но неудачно, и голова, качнувшись, скатилась прямо под ноги Анны.

Принцесса попятилась – на нее смотрели застывшие серые глаза, волосы были забрызганы кровью, сквозь серые губы блестела полоска зубов. Маска смерти! Она знала этого человека. Она помнила, как он шутил и смеялся, как пытался напевать, плохо владея своим сиплым голосом… Ей стало дурно. Застонав, она ухватилась за локоть Ричарда.