Кажется, все, что следовало за этим словом, итальянец услышать даже не попытался.

— А можно посмотреть? Ну, пожалуйста! — начинает клянчить он.

И я бы его правда послала куда подальше, но у него есть то, что мне нужно: две ноги, посредством которых он добудет аспирин. И уже спустя пятнадцать минут у меня этого чудодейственного средства столько, что можно вылечить все больные головы мира, а за спиной сидит и пялится в код один восторженный мальчишка-энтузиаст.

Когда после своей первой и единственной пары на кафедру забредает Роберт Клегг, он начинает сходу начинает меня подкалывать:

— Как голова, Конелл? О, вижу ты приобрела… себя, — противно хмыкает он.

— Не начинай, Роб, — устало произношу я.

— Если бы у тебя было похмелье, я бы предложил тебе выпить, но у тебя никакое не похмелье, верно?

— Наверное, погода меняется, — охотно поддерживаю я игру. — Шел бы ты домой, Клегг.

У тебя там жена.

— А у тебя жених.

— Он на работе.

— Он у тебя круглосуточно что ли работает?

— Клегг, тебе чего? Если ты всерьез вознамерился меня перевоспитать, уверяю тебя, я уже не в том возрасте.

— А мне вот чего. Познакомь нас. Испеки свой фирменный лаймовый пирог и пригласи меня и Мадлен в гости.

— А это хорошая идея. Давайте прямо сегодня и устроим. Часиков в семь-восемь. Я за вами сама приеду, чтобы не пришлось нас искать.

Роб прав: Брюсу нужны друзья, может, это ему поможет чувствовать себя в Австралии чуточку лучше. И как я раньше не додумалась? Ну и какой из тебя доктор философии после этого, Джо?

— Договорились, — кивает он. А затем как-то хмурится. Я вопросительно выгибаю бровь, а он, распознав намек, закатывает глаза и признается: — Я видел вчера, как тебя Картер подбирал.

— Он показывал мне будущий офис Бабочек. А ты что подумал?

— О, — мигом тушуется Клегг. Разумеется, я не стану признаваться, насколько он был близок к правде. — И как он?

— Знаешь, чудесно. В хорошую погоду по утрам я выхожу на балкон и высовываюсь на опасное для жизни расстояние в попытке рассмотреть залив. Оттуда виден его крошечный кусочек. А Картер купил офис с полной панорамой Сиднея, неподалеку от залива и собирается выстроить стены кольцом, чтобы мы на виды не отвлекались. Для него мое любимое зрелище — всего лишь атрибут власти. Зато кабинет он выбрал с роскошным видом, вот только учитывая, что Картер это Картер, он ни разу и в окно-то не взглянет. Знаешь, жизнь — коварная стерва.

— А чего ты ждала? — хмыкает Клегг. — Может, Картер и не знает, что красивого в этом виде, но он прекрасно осведомлен о том, как пристало жить людям его круга, — пожимает плечами Роберт.

Мне безумно хочется броситься на защиту Шона, хотя умом я понимаю, что Клегг прав.

Может, его отношение ко мне и изменилось, но не сущность. Он никогда не видел красоты и не увидит. Эта мысль отрезвляет, и я освобождаю закушенную губу, потому что желание открыть рот и ляпнуть опасную глупость уже пропало.

Приход Роба и Мадлен меня так воодушевляет, что я забываю обо всех разногласиях с Брюсом и, пока пеку пирог, радостно рассказываю ему об этих изумительных людях. Он ведет себя значительно сдержаннее, но слушает. Неважно, я уверена, что Роберт ему понравится, чувство одиночества чуточку ослабеет, и можно будет постепенно, шаг за шагом, выстроить новую жизнь в новом месте и новом окружении. Все наладится, оно просто обязано.

— Эти люди так важны для тебя, — задумчиво замечает Брюс.

— Да. Роберт и Керри. Ближе у меня в Австралии никогда никого не было.

Он кивает, а мое сердце-предатель ждет вопроса о Шоне. Хотя бы вопроса. Но его не следует. А ведь я бы рассказала, лишний разок поубеждать себя в том, что Картер мне не пара, не повредило бы. В последнее время я подрастеряла аргументы.

— Мне бы хотелось, чтобы вы с Робертом поладили, — признаюсь я. — Это для меня тоже важно.

Он задумчиво смотрит на меня, затем кивает и отворачивается.

— Как твоя работа? — спрашиваю я, чтобы не молчать.

— Неплохо.

То же самое я слышала и вчера, и позавчера, и на прошлой неделе, когда он сказал, что уволился и нашел новое место. Объяснять мне ничего не стал — просто отчитался для галочки… Опускаю голову, прячу глаза.

— Знаешь, я обещала съездить за Клеггами. Это минут сорок, не больше.

— Жду, — кивает Брюс.

Как только вынимаю из духовки пирог, целую Брюса и ухожу. Мадлен встречает меня на пороге, домашняя и приветливая. Совсем такая, какой я ее помню, будто и не было двух лет разлуки. Я так погрязла в своих проблемах, что не нашла времени с ней встретиться, а она, разумеется, не стала настаивать. Как всегда, ведь это Мадлен. И мне немножко совестно, так как она обнимает меня точно потерянного ребенка. Разумеется, к визиту в гости к Джоанне она подготовилась. Мои угощения внезапно стали казаться такими скромными. Вспоминая стряпню Мадлен, я борюсь с желанием слопать все еще в дороге. Наверное, как только Клегг передал своей жене приглашение, она встала к плите и весь день трудилась, чтобы мне не пришлось думать, чем угощать гостей. Совестно, но спорить с ней бесполезно.

По пути к машине она расспрашивает меня с таким живым интересом, будто Роб ей ничего обо мне не рассказывал, хотя уверена, что он все выболтал еще в день моего приезда. Чтобы не участвовать в женской болтовне (где есть место и яблочным пирожкам, и индейке в винном соусе), Клегг садится назад, делая вид, что он мебель. Когда мы доезжаем до нашей с Брюсом крошечной квартирки, я вижу, что мы немножко задержались, но надеюсь, что никто не в обиде. Мы с Мадлен выгружаем из багажника моей видавшей виды хонды контейнеры с угощениями (их столько, что Роба за ними не видно), смеемся, поднимаемся наверх, я вставляю ключ в замок, отпираю дверь и бледнею. Только-только притаившаяся головная боль, мучавшая меня целый день, радостно врезается в виски, вдохновленная новой дозой раздражителя.

Я вижу, как недоуменно переглядываются Роберт и Мадлен. Правильно, чтобы не почувствовать это спиртовое зловоние, нужно быть мертвым! И тут, будто всего этого мало, из спальни раздается громкий храп. Я никогда в жизни не оказывалась в такой унизительной ситуации! Это как полноценный плевок в лицо. Хуже, это полноценный плевок в сторону Роберта и Мадлен. Да пошла ты, Джоанна, со своими желаниями и попытками все исправить. И друзей твоих туда же. Аж тошнит от происходящего. Я могла бы еще понять, если бы он поступил так только со мной, в конце концов школу жизни имени Шона Картера еще никто не отменял, но Роберт и Мадлен… При всем том, что Картер мог оскорбить или заставить Клегга прыгать через обручи, как в цирке, он никогда, ни разу не выказал к нему такого пренебрежения, презрения. Он мог с ним поспорить на семинаре, стащить из-под носа проект или студента, объявить, в конце концов, что тот просто пустое место, но вот так красноречиво сообщить, что тот недостоин даже его внимания…

Кажется, что я стою на красной стрелке с надписью Шон. Выход, простое чудесное избавление от всех проблем. Пнуть Брюса под зад точно так, как он только что поступил со мной и моими друзьями. И даже не надо дожидаться, когда он проспится. Рвануть прямиком к шкафу, собрать вещи и уйти отсюда, вернуться в домик на окраине Сиднея к простой и удобной жизни под девизом «Продаю секс. Дорого». И если бы дело было только в Брюсе, вероятно, я бы так и поступила. Но есть еще я и три года попыток стать более самодостаточной и стойкой.

Трудный выбор, но игры кончились. Все всерьез, взаправду. Если до этого дня я делала вид, что все нормально: наедине с Брюсом терпела и игнорировала неприятную правду, а другим говорила, что все хорошо, — то сегодня вынуждена принять неизбежное: проблемы есть. Серьезные. И скрыть их не удастся. Пора решать встречусь ли я с ними лицом к лицу или сбегу. Джоанна семилетней давности сбежала бы. К папе с мамой, к Роберту с Мадлен, к Керри.

Потом, может быть, вернулась бы, но поначалу обязательно попыталась переждать бурю под чужой крышей… а в нынешней ситуации жаловаться на тяжелую жизнь бесполезно. Никто больше не поможет, никто за меня не ответственен. Когда-то я утешалась мыслью, что Шону воздастся за его прегрешения, и строила из себя оскорбленную гордыню, будучи уверена, что время все меняет. Но теперь знаю, что Картер был прав. Время ничего не меняет, на это способны только поступки. Хочешь, чтобы изменилось — начни менять сам. Сделай первый шаг. Нельзя стоять на пороге вечно. Нужно либо сделать шаг вперед и закрыть дверь, отрезав себе путь к отступлению, либо уйти не оглядываясь.

— Я открыла окна, — слышу я голос Мадлен.

Смотрю на них с Робертом и восхищаюсь. За столько лет знакомства я не слышала ни одной жалобы. Ни о ссорах, ни о разногласиях. Но ведь таковых не могло не быть, в конце концов, они живые люди. Как им это удается? Старательно гоню прочь эти мысли. Сейчас не время философствовать.

— Хорошо. Я… гхм… предлагаю садиться за стол.

Когда я убираю со стола лишнюю тарелку, Роб хватает меня за запястье.

— Отдай кольцо, собирай вещи и уходи, — говорит он. Отдай кольцо. Ха. Интересно, кому!

— И бросить его здесь совсем одного в таком положении? Нет, это не вариант, нужно все решить и обдумать.

— Конелл, я все понимаю, но не порть себе жизнь. Нельзя пытаться строить будущее с человеком, который тебя даже не уважает, — тихо добавляет он. Может, в этом дело? Роберт и Мадлен друг к другу очень внимательны. Но этот упрек относится не только к Брюсу. Сама я ничуть не лучше. Чувствую, что еще минута, и начну реветь.

— Джоанна, твой лаймовый пирог — просто совершенство! — восклицает Мадлен, но по глазам я вижу, что это всего лишь попытка меня отвлечь. Она молодец, вот только не вышло.

— Ну, хоть что-то совершенство, — сухо говорю я, швыряя тарелку в раковину.


В университет я ухожу раньше, чем Брюс просыпается. Я не хочу с ним разговаривать, не хочу его видеть. Я решила дать себе время подумать, потому что в противном случае я могу его ударить. А это ни в какие ворота. Может быть, я виновата, но по сравнению с тем, что сделал он… Вот такие мысли крутятся в моей голове, пока студенты сдают мне лабораторные работы.

Сегодня я обитаю в иной реальности.

Может быть, мне не стоило приглашать Клеггов, пока ситуация с Брюсом не наладилась, пока мы оба не признались в своих проблемах, но я была увлечена своей гениальной идеей подружиться со всем миром и скинуть с себя часть болезненной ответственности. Не вышло. С другой стороны, раз Клегга мы уже вмешали…

— Я сейчас, — прерываю я студента, поднимаюсь со стула и иду в соседнюю аудиторию, где сегодня обитает другая подгруппа параллельщиков.

— Клегг! Сегодня после работы, ровно в шесть ты едешь ко мне домой и разговариваешь с Брюсом. Раз меня он не слушает, придется применять сексисткие методы! — решительно сообщаю ему я шепотом. Роб счастливым не выглядит, но он друг, и друг отличный — не откажет.

— Ты уверена, что это хорошая идея? — кисло спрашивает он.

— Клегг, это не обсуждается. Мне нужна помощь. И эта помощь должна быть в состоянии врезать так, чтобы выбить из головы всю дурь. Ты, конечно, не Майк Тайсон, но вполне себе ничего. Во всяком случае, фунтов на двадцать тяжелее меня.

— Как минимум на сорок, — бормочет Клегг себе под нос, но ничего не говорит.

— Стяну провода от компьютера! — А что? Шантаж никто не отменял.

— Ладно-ладно, испугался, — вздыхает Клегг. — В шесть, — кивает он.

Когда мы подъезжаем к дому, где уже должен ждать меня Брюс, я достаю из сумки ключи и протягиваю их Клеггу. Чувствуется, он не ожидал, что я оставлю их наедине. Но он не возражает, временами он настоящий джентльмен, и сегодня добросовестно берет удар на себя.

— Делай с ним что хочешь. И если когда я вернусь, его не будет, я просто соберу вещи и уйду. Не знаю куда, но уйду, — к Шону, конечно. И, сдается мне, Роб это понимает. — Так и передай. А если он останется и решит попытаться, то так тому и быть. Я отказываюсь брать ответственность за взятое решение только на себя. Мы сунулись в это дело вместе, вместе и расхлебывать!

Пока мужчины разговаривают, я гуляю по Сиднею и пытаюсь успокоиться. Это место для меня как лекарство. Больше, чем Сидней я любила только город своего детства, но он здорово изменился. Я видела это своими глазами. Вернуться туда я бы не хотела, а здесь все так, как мне запомнилось. И это изумительно. Может быть, все дело в том, что в масштабах мегаполиса изменения не так бросаются в глаза. Я смотрю на смеющихся спешащих студентов, вспоминаю золотые времена своего студенчества, безумно скучаю по задушевным разговорам с Керри.

Берусь за телефон, чтобы ей позвонить, но снова не могу себя пересилить. Я не сдержусь и начну ей жаловаться, так всегда бывало, а если я ей расскажу, как Брюс поступил с Клеггами, отношения моего жениха и лучшей подруги будут испорчены навсегда. Керри не из тех, кто прощает подобные выходки. В сложившейся ситуации положительных сторон Брюса не вижу даже я.