Когда в наш кабинет входит Картер, я лишь раздраженно закидываю ногу на ногу и сползаю вниз по стулу, пытаясь спрятаться за монитором. Но он, видимо, пришел именно ко мне.

— Вижу, ты все еще бесишься, — говорит он невозмутимо. А я отворачиваюсь и только. — Кстати, из-за чего случилась такая масштабная истерика? Прошлой ночью к тебе отнеслись более чем благосклонно.

При слове ночь, разумеется, звуковой фон в помещении снижается на порядок. А я взрываюсь. Нет, что он, правда не понимает?!

— Да ты смеешься! — начинаю я орать и махать руками. — Я вчера выяснила, что мои студенты занимаются проституцией! Более того, я видела одну из них голой. Я! Позволь кое-что тебе рассказать, Картер. Мы с тобой разные. Я со своими студентами не сплю, и я не желаю видеть голым никого из них. И если бы я не была уверена, что достанется в итоге только мне, я бы ходатайствовала за отчисление Ребекки Йол лично, но раз ректор в курсе и всячески способствует…

— Ректору глубоко плевать чем занимается Ребекка Йол вне стен его университета. А рыдала ты до самого рассвета не из-за нее.

— Я вообще рыдала не до рассвета!

— А твои синяки под глазами свидетельствуют об обратном! И, кстати, тебе ли судить? Ты-то кто, Конелл? Укрывательница смертника. Преступница. Да, он ничего плохого не сделал, и ты тоже, но кто об этом знает? Ты считаешь нормальным нарушать закон, спасая отца от электрического стула, Йол — торгуя собой. В чужих глазах вы именно такие. Но ректор не выгоняет ни тебя, ни ее. И потому я советую тебе заткнуться и держаться подальше от этой истории, пока никого не разозлила.

Так… может, сама я не разозлила никого, но меня-то да, меня разозлили, и еще как! Хватаю сумку, порывисто вскакиваю в места и просто ухожу. Внутри все горит и клокочет. Мало того, что он спит со своей шлюхой, он еще и готов ради сохранности за ней места в университете выставить на улицу меня. МЕНЯ! Хотя знает, что этот университет — чуть ли не единственная организация, где я могу работать. Даже Мельбурн не пойдет навстречу, стоит им узнать сициллийскую историю.


Иду по улицам, вколачивая каблуки в асфальт так, что на нем, должно быть, полумесяцы отпечатываются. Мне нужно успокоиться, нужно успокоиться! Может, в магазин какой зайти?

Покупки так поднимают настроение. Но ушла я от офиса Бабочек уже довольно далеко, район знаком смутно, и мне сложно сориентироваться. Магазины, где же магазины? Стою и оглядываюсь по сторонам в поисках вывесок со знакомыми названиями… Невольно мой взгляд прилипает к самому роскошному зданию на всей улице. Оно просто неприлично броское.

Сплошь стекла с отражающим покрытием, отчего все сооружение словно светится. И пять лифтов, расположенных с торца, ездят туда-сюда, позволяя случайным прохожим завидовать пассажирам, любующимся видами города с высоты. Я слежу глазами за одной из взлетающих ввысь кабинок и невольно натыкаюсь взглядом на вывеску «Строительная компания Циммерманов». Так вот где, оказывается, заседает мистер Перфоратор. Ну еще бы. У него не может не быть здания с полной панорамой Сиднея! А еще… я, кажется, знаю, на ком сорву злость.

В холле строительной компании все как в аэропорту. Магазины, банки, рестораны — полный комплект. Я несколько дезориентирована. Слишком много людей и впечатлений. А еще после солнечной улицы глаза с трудом адаптируются к полумраку, стою в центре зала, оглядываюсь.

И либо мне мерещится, либо из лифта действительно выходит Ашер и направляется в старбакс.

Ну нет, не уйдешь, развратник!

Срываюсь с места и влетаю в ресторан следом. Знакомый разворот плеч и дорогущий костюм. Ну точно он. Держись, Сидней! Я делаю несколько шагов и встаю рядом с мистером Перфоратором.

— Как вы можете бывать в таком месте? — шиплю я, даже не озадачиваясь приветствиями.

Ашер вальяжно поворачивает ко мне голову:

— И вам добрый день, — кивает он. — Кстати, вам идет красный.

— А вам не идет букет голых девиц за пазухой!

Ашер старательно прячет улыбку, но выходит у него плохо.

— Должно быть, вы очень злы на тирана и деспота.

— Естественно, он же Картер. Вы хоть представляете, какой был у меня шок, учитывая, что уговор был таков: десять страниц рукописного текста в обмен на Сидней глазами аборигена.

— А, так это вы так на прогулку по достопримечательностям сходили, — начинает хохотать Ашер. Если на него и до этого пялились, узнавая, то теперь зевак еще больше. Тыкаю его локтем в бок. Это очень больно, потому что они у меня костлявые. — Ауч. Ну и как вам виды, понравились? Там определенно было на что полюбоваться. — И предусмотрительно отодвигается на безопасное расстояние. И я даже делаю решительный шаг к нему, как вдруг он поднимает ладони, точно сдаваясь, и миролюбиво говорит: — Да ладно вам, Джоанна. Я же просто шучу. А Картер, конечно, молодец. Ничего не скажешь. Кстати, что будете пить?

— Латте. Самый большой!

— Два латте, пожалуйста. Самых-самых больших, — улыбается девушке за прилавком Ашер.

Она краснеет и смущается, а потом бежит выполнять заказ. Вот же… Перфоратор. Но вдруг Ашер добавляет. — А что касается вашего вопроса… Мы все несвободны. От общества, от статуса, от денег, от родных, от обязательств. И либо принимаем условия, навязанные другими, либо становимся париями. Вы ведь тоже прячетесь за светлыми волосами и розовыми ногтями.

— Я краснею и начинаю кусать губы. — А все потому что иметь такой IQ, как у вас, считается для женщины неприличным, верно? Уже, вроде, и взрослые, а все равно играем в прятки, да?

— Давайте сменим тему. — Отчего-то мне так неуютно…

— С радостью. Кстати, из меня неплохой экскурсовод. По работе я бывал во множестве исключительно красивых мест, которые просто так не найдешь.

— Предлагаете мне все-таки взглянуть на Сидней глазами аборигена?

— Точно.

— И вам не надо на работу?

— Эм… Мы немножко повздорили с советом правления… Они на меня нажаловались моей же сестре, можете себе представить? А раз так, то я решил, что милым власть имущим джентльменам мое общество ни к чему.

— Ай-ай-ай, мистер Перфоратор, что ж вы маленьких и слабых-то обижаете?

Ашер снова смеется.

— А вы почему не на работе? Думал, тиран и деспот держит вас в своем вампирском склепе круглосуточно.

— Ну… знаете, если я сегодня не вернусь на работу, меня уволят с вероятностью пятьдесят процентов, а если вернусь — со стопроцентной. Я была не очень любезна с собственным начальником.

— О, так значит мы оба вопиюще свободны.

— Да, можно было взять что-нибудь покрепче латте.

— Ну что вы, Джоанна, для спиртного время всегда найдется. Главное — не терять надежду!

И хотя Ашер предупреждал меня, что до мест, в которые он меня поведет, добраться не так просто, не ожидала, что придется прогуляться по промзоне. Причем грязной и заброшенной. Я подворачиваю ногу через каждые пять метров.

— Вы точно не собираетесь меня убивать? — спрашиваю я у мистера Перфоратора.

А Ашер всего лишь весело и фальшиво насвистывает незнакомый мотив, засунув руки в карманы брюк.

— Хватит недовольно пыхтеть, Джоанна. Представьте себя, я сюда еще никого не приводил.

— Тогда чем я все это заслужила? — продолжаю я ныть.

Ашер смеется.

— Все, стойте.

— Что? Привал? О, слава Богу!

— Какой привал? — фыркает Ашер. — О нет, я сейчас вам глаза закрою. — И уже ведь обходит меня со спины. Ну, это очень даже похоже на то, что меня сейчас начнут убивать, но я все равно доверчиво стою на месте и позволяю Ашеру закрыть ладонями мои глаза. Может быть, потому что мне просто хочется мужских прикосновений. — Идите вперед, — распоряжается мужчина.

— А далеко? — спрашиваю я, и тут же взвизгиваю, оступаясь. Одна из рук Ашера перемещается на мой живот в попытке удержать от падения, и я вздрагиваю от этого прикосновения. У него такая большая и теплая ладонь. Она прожигает одежду. — Давайте я сама буду держать глаза закрытыми, а вы просто не дайте мне упасть, хорошо?

— А вы точно не будете подсматривать? — спрашивает он у самого моего уха. Боже. Кожа начинает покрываться мурашками. Кажется, я его хочу. Нет, не кажется. Я хочу его очень.

— Я обещаю.

— Хорошо. Прямо примерно восемь метров и тридцать сантиметров.

— Точно тридцать? Не двадцать и не сорок? — язвлю я, а Ашер смеется, прижимаясь грудью к моим лопаткам.

— Это профессиональное, не обращайте внимания. Давайте. Шаг с правой ноги, — командует он, сцепляя руки вокруг моего живота и прижимая к себе так, что я вынуждена полагаться на его объятия и шаги. Восемь метров и тридцать сантиметров неуклюжего переваливания, а затем Ашер вдруг чуть приподнимает меня в воздух, чтобы повернуть налево.

— Голову наклоните. Осторожнее, но глаза не открывать ни в коем случае! — предупреждает он. — О бетонные стены очень больно ударяться головой, поверьте моему опыту. А вам, в отличие от меня, нужно извилины беречь.

Он такой забавный. Улыбаюсь и сильно смыкаю веки. Внезапно глупая прогулка по промзоне стала такой… увлекательной. И его объятия, да я бы поселилась в них.

— Совсем чуть-чуть. Давайте, снова с правой!

И я шагаю. С левой, конечно. У меня всегда были проблемы с ориентированием. Вообще удивлена, что в первый раз сделала все, как надо. Начинаю хохотать.

— Видите, мне и головой ударяться не надо, — отшучиваюсь я.

— Ничего, это распространенная женская проблема, я уже привык.

А вот теперь, после этих слов, мне очень хочется из его объятий выбраться. Но вдруг он продолжает:

— Моя сестра, та самая, на которую так полагается правление, однажды не пустила меня за руль своей машины, когда мы поехали на объект, и в итоге столько раз перепутала право и лево, что мы опоздали на полтора часа. Теперь отдает руль без вопросов.

— Она тоже строитель? — чуть смутившись из-за поспешных выводов, спрашиваю я.

— Декоратор. Итак. Стойте. Мы на месте. А теперь я отхожу, а вы медленно открываете глаза.

И его руки покидают мое тело, лишая столь желанного тепла. Я открываю глаза, как он и сказал, — медленно. И сначала не могу понять, что случилось. Вокруг такое буйство красок…

А потом до меня медленно доходит, что я стою в кольце стен, на которых нарисованы лучшие трехмерные граффити, которые мне вообще доводилось видеть. Я не фанатик этого искусства, но уверена, что в жизни не увижу лучшей работы. Здесь и обвитые колючей проволокой мужские руки, по которым течет кровь, и странные нечитабельные послания, и барабанная установка, по которой ударяют палочки, и персонажи комиксов, и море с кораблем, и красивые женские ноги в армейских ботинках, и все это каким-то образом так соединено, что образует цельную картинку. Боже мой, насколько же неуверенным в себе нужно быть человеком, чтобы спрятать такую работу от чужих глаз? Или кто-то, наоборот, был настолько разочарован в людях, что намеренно лишил их возможности увидеть нечто красивое. После яхты Эмилио Юнта я не уверена, что не поступила бы так же.

— И что… — начинаю я хрипло, откашливаюсь и пробую задать вопрос еще раз. — И что здесь собираются строить?

— Собирались, — поправляет меня Ашер. — Здесь хотели построить новый завод.

— Но не построили.

— Отчет эксперта был не очень хорош… видите ли, я ему заплатил, чтобы он чуть подправил цифры, и получилось, что строительство ужасно нерентабельно. Думаю, что нужно найти художника и отдать эти работы в музей граффити, но пока, сколько сюда не прихожу, не застал ни одного человека.

Это звучит настолько сюрреалистично, что просто не может быть правдой. Я не могу поверить, что люди, посещающие яхту Эмилио Юнта способны на подобные поступки…

Отворачиваюсь и осматриваюсь еще раз.

— Сдайте работы в музей, опубликуйте новость в интернете, автор найдется.

— А если он не хотел, чтобы это видели?

— Почему-то мне тоже так кажется, — говорю я тихо. — Но все мы когда-то не хотим что-то видеть или показывать, а потом понимаем, что были глупцами.

Но меня слышат и понимают безошибочно.

— На яхту Эмилио Юнта приходят, чтобы его о чем-то просить, Джо. А не ради сомнительных удовольствий. По крайней мере, если ты нормальный адекватный человек, ты придешь туда именно за этим. Например, мне нужно за месяц выбить разрешение на снос старых доков, а фанаты бюрократии уперлись рогом. Иногда один звонок человека с яхты может сделать больше, чем череда подкупов необходимых инстанций.

— Это отвратительно.

— Это честно. Жизнь по уставу далеко не всегда так хороша, как кажется. Например, если бы все было сделано правильно, я бы позволил снести эти стены. Но они стоят, и я совсем не жалею. Неужели вы считаете иначе?