— А Оливия не присоединится?

— Она поздно легла, — только и отмахивается.

О, дружок, да ты вкусил свой фунт лиха… Керри, спорю, тебя провожать не забывала…

Что тут сказать? Да ничего. И Джулиан, не по-детски мрачно взглянув на меня, уводит капризничающих сестер во двор. Сдается мне, с Оливией не сложились отношения не только у меня. Встаю напротив окна и смотрю, как парнишка аккуратно покачивает двойные качели, на которых, крепко вцепившись в перила, сидят Марион и Кики. Он очень повзрослел. Пугающе сильно…

— Почему ты не на работе? — спрашиваю у Лайонела, оборачиваясь.

— Потому что мне дали выходной для сбора вещей.

— Вещей?

— Да. Ты не могла бы бекон пожарить? — спрашивает он, протягивая мне сковороду. Не спрашиваю, вижу, что Лайонел набирается решимости. — Поэтому я и звонил тебе. Меня переводят в Канберру. Это назначение мечты, я пять лет его добивался.

— О, мои поздравления, правда!

— Не спеши, — сухо хмыкает он. — Я не ожидал, что должность достанется мне теперь, когда Керри умерла. Из-за детей я в последнее время сильно отстал в этой гонке… — Мне отчетливо вспоминается звонок Шона… кажется, я знаю, кто помог Лайонелу получить место.

Этот кто-то очень любит играть на чужих амбициях! — На мое место здесь — представь себе — даже человека уже нашли, никто не ожидал, что я могу отказаться. Но эта работа потребует всех сил и времени, а у меня трое детей. Оливия хорошая, но она совсем не… — И замолкает, будто испугался договаривать.

— Совсем не Керри, — заканчиваю я его мысль, посыпая специями бекон. Пытаюсь скрыть эмоции, подавить преждевременную радость. — Я понимаю.

— Нет, не понимаешь… — воинствующе начинает он. — Она не такая как Керри, но все же чуточку такая же…

Его утверждение могло бы быть лишено всякого смысла, если бы я не чувствовала нечто подобное по отношению к другому человеку. И, не поднимая глаз, говорю:

— Понимаю, уж представь себе. Селия тоже не такая как Керри, но чуточку такая же. И с ними нам полегче.

Всего на несколько секунд, Лайонел сжимает в своей ладони мою руку, и я чувствую тепло и свет — неизменные спутники Керри. Да, Лайонел поступил со мной некрасиво, но только рядом с ним и с малышами я не сомневаюсь в том, что наша дружба стоила каждой минутки преследовавшей месяцами боли… Она все еще живет. В них. И с ними.

— Ну так что? — не сдержавшись, подталкиваю я Лайонела, не в состоянии ждать больше ни секунды. — Ты не договорил.

— Ты их крестная. Керри хотела, чтобы в случае его ты взяла на себя заботу о наших детях.

— И, по-твоему, переезд с новой подружкой на более теплое местечко — тот самый случай? — Я хочу этого, но не смогла не задеть Лайонела. Дети уже потеряли мать, а он…

— Ты была права. Ты это хочешь услышать? Они грустные. Все время грустные. Я понятия не имел, на что подписываюсь. Растить троих детей тяжело. И я не справляюсь. Оливия пытается помогать, но она тоже работает, устает… Плюс, если я лишусь своего места, на что мы все будем жить? — И, наконец, начинает он нападать.

А мне вдруг вспоминаются слова Шона. О том, что настоящая любовь заставляет находить выход. Он ведь говорил о любви вообще, а не только о той, которая связывает половинок в единое целое. Не из-за нее ли я бросилась с головой в Сициллийскую авантюру, хотя понятия не имела, как и чем смогу помочь отцу? Такие ситуации, как сейчас у Лайонела — призма для приоритетов. Он мог бы найти новую работу, но предпочел поискать человека, который заберет детей. Устал, опустил руки. Разумеется, о своем выборе начнет жалеть, но вернуться трудно. И, надеюсь, Шон не дремлет…

— Джо?

— Что ты предлагаешь? Ты должен сказать это вслух, — хрипло говорю, из последних сил сохраняя спокойствие.

— Я предлагаю тебе взять опекунство над детьми, — на одном дыхании выпаливает Лайонел.

После этих слов по моим щекам начинают течь слезы. Я понятия не имею, как Шон догадался. Возможно, тогда, в кошмарах, я оправдывалась перед Керри за то, что отдала ее детей чужой женщине. Ну или авария и детские рисунки выдали меня с головой. Да, черт возьми, разве это важно? Нет. Суть в том, что он как всегда смолчал, чтобы потом, однажды, дать мне то, чего я отчаянно хотела в самой темной глубине сердца.

Наши желания — странная штука, они не всегда правильны, зачастую противоречивы, но это не умаляет их силы, вопрос лишь в том, что ты предпочтешь: прикрыться условностями или попытаться добиться желаемого, невзирая на мораль и общественное мнение. Однажды я уже вынуждена была ответить на этот вопрос, и… нашла свое счастье. Пожалуй, я готова подыграть Шону Картеру. Я все-таки понимаю, почему он боролся за меня и Бабочек, переставляя людей точно шахматные фигурки.

— Да. Я согласна, — выдавливаю из себя.

Знаю, что ответь я отрицательно, Лайонел бы вздохнул с облегчением и побежал искать новую работу, прикрывшись обстоятельствами. Он такой. Но не я. Я не собираюсь отказываться от своего шанса на счастье. Правда ли я стерва? Может быть. Ну и пусть! Все мы не безгрешны. И не вам меня судить.


Эпилог — Смотри! Э-у-й-о!

— Гав-гав!!

— Йохоу!

— Гав!!!

— Ты жульничаешь! Это не буква! — вопит Марион под дверью нашей спальни. Ну почему именно здесь? За что? В этом доме комнат пятнадцать, но нет, наша дверь будто единственная.

— А по-твоему, э-у-й-о — буква?! — возмущается Джулиан.

— Я же просил тебя не учить мелюзгу алфавиту перед сном, — шипит Шон. — Суббота, семь утра, а они изобретают у нас под дверью неизвестные миру гласные…

— Я, вообще-то работаю! — огрызаюсь. — И бываю дома только рано утром и по вечерам.

Когда еще я могу учить детей? Ты же мне не помогаешь!

— Еще как помогаю.

— Шантаж Джулиана не в счет!

— Шантаж — самый лучший стимул в обучении… — начинает Шон толкать свою любимые революционные речи.

— Они проснулись? — вопрошает Марион, пытаясь заглянуть под дверь, и мы мигом замолкаем, притворяясь спящими. Вдруг уйдут?

— Гав! Гав-гав-гав!

— Тупая твоя псина. Только внешне на Франсин похожа! — шиплю на Картера.

— Отличная собака. Это все три спиногрыза, они кого угодно доведут.

— Гав-гав-гав-гав-гав!

— Это не спиногрызы, а дети. Де-ти! И вообще, сейчас дети молчат, а собака все равно надрывается. Это ли не доказательство?

Но раздается звонок в дверь.

— Очевидно, бедняга надрывается, так как учуяла твою ненормальную матушку, — злорадствует Шон. — Ты открываешь.

— С чего это я?

— Мои родственники, к счастью, в гости не ходят. — Самодовольство так и прет…

Напяливаю халат, выхожу в коридор, а дверь мстительно оставляю открытой.

Любвеобильные и лишенные инстинкта самосохранения малышки тут же устремляются в проем. На лице Шона отражается неприкрытый ужас, а они уже ныряют в теплую кровать. Я-то, в отличие от некоторых, разрешаю понежиться под боком. Мне и самой в кайф… Но не Шону, хехе.

Спускаюсь вниз, не переставая гадко хихикать. Картера я люблю, но к сочувствию это не имеет никакого отношения. Иногда наше противостояние — сплошное удовольствие.

Распахиваю дверь, и меня тут же начинают душить в объятиях. Мама, папа, затем мистер и миссис Роббинс. Вы не ошиблись. В отличие от Лайонела, родители Керри от внуков не отказались, и теперь, на беду Картера, у нас огромная, счастливая семья.

— Где Шон? — плотоядно вопрошает мама прямо с порога. Она чудесная. Но мстительная.

Свадебную выходку Шона она так и не простила, и теперь ищет все уязвимые местечки непомерного самолюбия.

— Он еще спит, — стараюсь мирно урегулировать вопрос.

— Тогда пойдем будить! — радостно заявляет она. — Саванна, держи запеканку, я иду приветствовать зятя!

В отличие от Шона, я родительские визиты люблю. Готовить не приходится… Кстати, ездят они часто. Раз в две недели, да еще и ночевать иногда остаются. А что? Места предостаточно.

Пока мама обнимает и целует Джулиана, бегу в спальню. Шон, конечно, с мамой здорово прокололся тогда, и поделом ему, но он спит голым, а этого зрелища мама точно не перенесет.

— Вытащи их отсюда! — шипит Картер, старательно не пуская детей под одеяло.

Сдерживая хохот, велю малышкам идти встречать гостей, и только они скрываются в коридоре, Шон выскакивает из кровати и начинает натягивать штаны. Я же просто умираю от хохота.

— Шооон, — поет мама. Мда, на рубашку ему времени не хватило. — Здравствуй, дорогой!

И врывается в спальню. Вижу, Картера воспитывали иначе. Ему и в голову не приходило, что моя матушка зайдет в супружескую опочивальню. Он настолько обескуражен, что мама прилагает немало усилий, чтобы заставить его наклониться для поцелуя.

— Пойдем, я принесла твою любимую запеканку.

Не уверена, что Шон любит запеканку моей мамы, но, вроде, не отказывается, и на том спасибо.

— А хоть одеться можно?

— Конечно-конечно!

— А зубы почистить? — выясняет пределы терпимости «любимый зять».

— После еды почистишь. К тебе пришли гости.

Когда выходим в коридор, нас чуть не сшибают трое детей, преследующих затравленно озирающуюся по сторонам молчаливую собаку. В одну сторону пролетают, заставляя животное врезаться в стену, затем — обратно.

— А ну оставили в покое Кики! — рявкает Картер. Все трое сразу по стойке смирно выстраиваются.

— Значит, к младшенькой привязался? Это так трогательно, — умиляется мама.

— Это собаку зовут Кики, — злорадно обламывает маму Шон.

— Никак не могу понять, зачем было называть собаку и ребенка одним именем! — восклицает она.

— Затем, что, согласно документам, ребенка зовут Констанс. Пока хоть кто-то в этом мире может подумать, будто эти дети мои, дурацкими кличками их звать не будут! Девочку зовут Констанс, а собаку — Кики!

— О, я впервые в жизни с тобой согласна, — снова умиляется мама.

— Сказала женщина, которую Джоанну называет Ханной, — бормочет себе под нос Шон.

А я молчу, нет, серьезно, тут хоть слово вставишь — закопают. В словесных поединках я по сравнению с ними дилетант.

Наконец, всей толпой (во главе с песочным лабрадором по кличке Кики) спускаемся вниз.

Не жизнь, а сказка. Стол уже накрыт, гости торопятся рассесться, но Шон внезапно хватает Джулиана за шкирку:

— Выучил? — Энергичный кивок. — А ну давай быстро пять языков программирования!

— Ассемблер, Фортран, Java, PHP и-и-и… и C++.

— Ну естественно, куда же без C++, — желчно говорит Картер, а я закатываю глаза, но благоразумно помалкиваю, пока на меня не ополчились. Серьезно, мне что, до конца жизни припоминать тот случай будут?

Поскольку возражать сегодня побаиваюсь, оставляю без внимания протянутую Джулиану конфетку. Он дрессирует ребенка. И у него, черт его дери, получается учить намного лучше. Я вон Кики… ой, Констанс никак алфавиту не научу. А Шон решил вырастить из старшенького хакера нового поколения, и напролом идет к своей цели. Снова.

Раскладываю по тарелкам еду. Папа, тем временем, начинает беседу:

— Шон, а я тут вчера видел заметку о том, что сеньор Хакер так и не составил список лучших программистов. Решили отказаться от традиции? Негоже рушить старые заветы, тем более такие значимые… — Гробовое молчание. — Эм, я решил, что найти интересную всем тему не помешает, — несколько испуганно оправдывается он.

Шон на это не отвечает, да, собственно, и интересна тема, разве что, мне, потому миссис Робинс берет беседу в свои руки, ухитряясь при этом с завидным проворством запихивать Кики… тьфу ты, Констанс в рот желеобразное нечто весьма гадкого вида. Застолье длится ровно до тех пор, пока в двери не звонят снова. На этот раз явились Клегги… с новыми порциями угощений. И если Шон прибывшим не радуется, то Роб просто сияет. И есть отчего.

— Итак, поскольку здесь собралась такая чудесная компания, я спешу сделать объявление, которого все так долго ждали, — говорю я, поднявшись и притворно скромно сложив ручки.

Догадываясь о содержании, Шон с силой сжимает в руках нож. Ну-ну, почти испугалась. — Итак, своей Бабочкой-преемницей я назначаю… Роберта Клегга!

Но сквозь аплодисменты и поздравления прорывается точно рык раненого животного.

— Можно тебя на пару слов, милая? — И нож с грохотом приземляется на стол. Хорошо хоть не в глаз неугодным…

Мне почти совестно. Почти, но все же нет. Закрываемся в кабинете, и Шон начинает орать, угрожать, чуть ли не умолять забрать свои слова назад, взять Каддини, да хоть мисс Адамс, и то толку будет больше. Сообщает, что уберет Клегга точно так же, как ставленника Такаши… Но я ему не верю, раз за разом повторяю, что Каддини и сам добьется, когда время придет, и параллельщики нам просто необходимы, а если бы Шон Клегга ненавидел хоть вполовину так сильно, как говорит, то выгнал бы из университета взашей, и уже давно.