— Почему бы и нет? Ты можешь как-нибудь пообедать с папой.

Мама медленно кивнула.

— Он так и сказал, когда я уходила. Или я присоединюсь к тебе, когда ты пойдешь навещать их. Мы поведем Луи в парк — если Рут не станет возражать.

— Она слишком занята на работе, и для нее это вряд ли имеет какое-то значение. В любом случае она благодарна тебе за помощь. Помнишь, какое милое письмо она тебе прислала?

— Да, но вряд ли ей понравится, если я начну проводить время с твоим отцом.

— Надеюсь, все будет хорошо.

— Ну… посмотрим. А как Майлз? — Я рассказала о случившемся. Ее лицо потускнело. — Отец подарил это кольцо маме, когда я родилась, а мама отдала его мне на мое сорокалетие, а когда тебе исполнился двадцать один год, Фиби, я передала его тебе. — Она покачала головой. — Это… ужасно. Ну… — Мама поджала губы. — Он абсолютно неразумный человек, по крайней мере как отец.

— Должна сказать, он не слишком успешно воспитывает Рокси.

— Можно как-то получить кольцо назад?

— Нет — и потому я стараюсь не думать о нем.

Мама посмотрела в окно и сказала:

— Там этот человек.

— Какой человек?

— Большой, плохо одетый и кудрявый. — Я проследила за ее взглядом. Дэн переходил дорогу и направлялся к нам. — С другой стороны, мне нравятся курчавые волосы у мужчин. Это необычно.

— Да, — улыбнулась я. — Ты уже говорила. — Дэн толкнул дверь «Деревенского винтажа». — Привет, Дэн! Это моя мама.

— Правда? — Он озадаченно посмотрел на маму. — А не твоя старшая сестра?

Мама рассмеялась и стала просто неотразимой. Единственная подтяжка, которая ей требовалась, так это улыбка.

Она встала:

— Мне пора, Фиби. Мы собираемся пообедать с моей партнершей по бриджу Бетти в половине первого. Приятно было снова повидаться с вами, Дэн. — Она помахала нам рукой и ушла.

Дэн начал перебирать вешалки с мужской одеждой.

— Вы ищете что-то особенное? — улыбнулась я.

— Да нет. Просто подумал, что должен потратить здесь какие-то деньги, поскольку обязан этому магазину своим благосостоянием.

— Вы немного преувеличиваете, Дэн.

— Не слишком. — Он достал пиджак. — Хорошая вещь — великолепный цвет. Благородный светло-зеленый, верно?

— Нет. Он розовый, как жевательная резинка. Это Версаче.

— А. — Он повесил пиджак на место.

— Вот что вам подойдет. — Я достала серый кашемировый жакет от братьев Брукс. — Он оттенит цвет ваших глаз. И достаточно большой в груди — это сорок второй размер.

Дэн надел жакет и оценил свое отражение в зеркале.

— Я возьму его, — удовлетворенно заявил он. — А потом, надеюсь, вы отпразднуете со мной недавние события.

— О, мне очень бы этого хотелось, Дэн, но я не закрываю магазин на обед.

— А почему бы вам раз в жизни не сделать то, чего вы никогда не делаете? У нас это займет всего час — мы можем пойти в бар «Чэптерс», он совсем рядом.

Я взяла сумочку.

— Ну хорошо. Раз в магазине пусто, то почему бы и нет? — Я перевернула табличку «Открыто» и заперла дверь.

Мы с Дэном шли мимо церкви и говорили о продаже «Черного и зеленого».

— Для нас это просто фантастическое везение, — сказал он. — Мы с Мэттом надеялись именно на нечто подобное: газета добивается успеха и ее покупают, а мы возвращаем свои деньги с немалыми процентами.

— Что, полагаю, и произошло?

— Мы удвоили свой капитал, — улыбнулся Дэн. — Никто и предположить не мог, что это случится так скоро, но история с «Фениксом» нас прославила. — Мы вошли в «Чэптерс» и сели за столик у окна. Дэн заказал два бокала шампанского.

— И что теперь будет с газетой? — поинтересовалась я.

Дэн взял меню.

— Ничего особенного, поскольку «Тринити миррор» хочет оставить все как есть. Мэтт по-прежнему будет редактором и сохранит небольшую часть акций; кроме того, возникла идея выпускать газеты с похожими названиями в других частях Южного Лондона. Все служащие остаются на своих местах — кроме меня.

— Почему так? Ведь вам нравилось заниматься журналистикой.

— Да. Но теперь я смогу делать то, к чему стремился.

— И что же это?

— Хочу открыть свой кинотеатр.

— Но он у вас уже есть.

— Я имею в виду настоящий кинотеатр; независимый, там, конечно, будут показывать новые фильмы, но и в равной степени классическое кино, в том числе ленты, которые трудно увидеть, — скажем, «Питер Иббетсон» тридцать четвертого года с Гэри Купером или «Горькие слезы Петры фон Кант» Фасбиндера. Что-то вроде маленького Британского института кино — мы станем проводить обсуждения и дискуссии. — Официант принес шампанское.

— И полагаю, проектор будет современным.

Дэн кивнул.

— После Рождества я начну подыскивать помещение. — Мы сделали заказ.

— Рада за вас, Дэн, — подняла я бокал. — Примите мои поздравления. Вы порядком рисковали.

— Да, но я хорошо знал Мэтта и верил, что у него получится замечательная газета, а затем нам несказанно повезло. Так что выпьем за «Деревенский винтаж». — Дэн тоже поднял бокал. — Спасибо вам, Фиби.

— Дэн… Меня интересует одна вещь: в ночь фейерверков вы рассказали мне о своей бабушке — о том, что благодаря ей смогли вложить деньги в газету…

— Верно, а затем вам пришлось уйти. Кажется, я уже говорил, что вдобавок к серебряной точилке для карандашей она оставила мне одну ужасную картину.

— Да.

— Это устрашающее полуабстрактное полотно висело у нее тридцать пять лет.

— Вы еще признались, что были несколько разочарованы.

— Да. Но спустя пару недель я снял коричневую бумагу, в которую оно было завернуто, и обнаружил прикрепленное к нему сзади письмо, в котором бабушка написала, что ей известна моя ненависть к этой картине, но она якобы «может чего-то стоить». Поэтому я отнес ее в «Кристи», и обнаружилось, что это Эрик Ансельм — а я и понятия не имел, поскольку подпись была неразборчивой.

— Я слышала об Эрике Ансельме, — заметила я, когда официант принес нам тарелки с рыбным пирогом.

— Он был младшим современником Раушенберга и Твомбли. Женщина в «Кристи» разволновалась, увидев ее, — мол, Эрика Ансельма «заново открыли» и картина может стоить примерно триста тысяч фунтов… Но ее продали за восемьсот тысяч. Вот откуда у меня взялись деньги.

— Боже милостивый! Значит, бабушка в конечном счете оказалась очень щедра к вам.

— Чрезвычайно щедра, — согласился Дэн.

— Она собирала произведения искусства?

— Нет. Она была акушеркой. А картину ей подарил в знак благодарности один человек за то, что она спасла его жену, у которой были чрезвычайно трудные роды.

Я снова подняла бокал:

— Ну, тогда выпьем за бабушку Робинсон.

Дэн улыбнулся.

— Я часто пью за нее, ведь она вдобавок ко всему была очень хорошей. Часть средств я потратил на покупку дома, — продолжал он, приступая к пирогу. — Затем Мэтт сказал, что у него не хватает денег на выпуск «Черного и зеленого». Я сообщил о свалившемся на меня богатстве, и он спросил, не хочу ли я вложиться в газету; я подумал и согласился.

— Правильное решение, — одобрила я.

— Да. В любом случае… так приятно снова видеть вас, Фиби. Мне в последнее время не часто это удавалось.

— Ну, я была слишком занята, Дэн. Но теперь у меня… все хорошо. — Я положила вилку. — Можно что-то сказать вам? — Он кивнул. — Мне нравятся ваши курчавые волосы.

— Правда?

— Да. Они необычные. — Я посмотрела на часы: — Но мне пора идти — час уже прошел. Спасибо за обед.

— Было так мило отпраздновать с вами продажу газеты, Фиби. Вы хотите посмотреть какой-нибудь фильм?

— О да. Что хорошего вы покажете в ближайшем будущем?

— «Вопрос жизни и смерти».

— Звучит… великолепно.

Итак, в четверг я поехала в Хитер-Грин — и сарай был полон. Дэн коротко сообщил мне, что этот фильм — классическая фантастика, роман и судебная драма в одном флаконе, где летчик-истребитель одерживает победу над смертью во времена Второй мировой войны.

— Питер Картер прыгает из горящего самолета без парашюта и чудесным образом остается в живых, обнаружив, что обязан этим просчету в небесной канцелярии, который собираются исправить, — объяснил Дэн собравшимся. Дабы выжить и соединиться с любимой женщиной, он подает заявление в Небесный апелляционный суд. Вопрос в том, является ли все это реальностью или галлюцинациями в результате полученных им травм? Решать вам.

Он выключил свет, и занавески перед экраном раздвинулись.

После фильма некоторые зрители остались поужинать и обсудить фильм. Почему, например, Пауэлл и Прессберг использовали и черно-белую пленку, и цветную.

— То обстоятельство, что небеса черно-белые, а земля цветная, призвано подчеркнуть победу жизни над смертью, — пояснил Дэн, — и послевоенная публика должна была ощутить это очень хорошо.

Это был приятный вечер, и я ехала домой, чувствуя себя более счастливой, чем в последнее время.

На следующее утро забежала мама и сообщила, что решила-таки купить платье-пальто от Жака Фэта.

— Бетти с Джимом в двадцатых числах устраивают рождественскую вечеринку, поэтому мне потребуется новый наряд — новый старый наряд, — поправилась она.

— Все новое — это хорошо забытое старое, — весело отозвалась Анни.

Мама достала бумажник, но я и помыслить не могла о том, чтобы взять у нее деньги.

— Это будет моим заблаговременным подарком к твоему дню рождения, — сказала я.

Мама покачала головой.

— Ты живешь на эти деньги, Фиби, и так много работаешь, а мой день рождения будет только через полтора месяца. — Она вынула свою карточку «Виза». — Оно стоит двести пятьдесят фунтов, верно?

— О'кей, но я дам тебе двадцатипроцентную скидку, и ты заплатишь двести фунтов.

— Договорились.

— Это напомнило мне кое о чем, — вклинилась Анни. — У нас будет январская распродажа? Люди спрашивают.

— Полагаю, мы должны ее устроить, — ответила я, убирая мамину покупку в пакет с надписью «Деревенский винтаж». — Ведь все остальные делают это, а нам представится возможность продать вещи быстрее. — Я вручила маме пакет.

— Мы можем организовать показ одежды, — предложила Анни, — чтобы привлечь покупателей. Думаю, нужно найти способ еще больше разрекламировать наш магазин.

Меня очень трогали ее попытки сделать «Деревенский винтаж» успешным предприятием.

— Я знаю, что вам требуется, — заявила мама. — Устройте показ винтажной одежды, а Фиби будет комментировать каждый наряд; я подумала об этом, еще когда слушала твое выступление по радио. Ты расскажешь о стиле, в котором выполнены вещи, о социальном контексте и немного о дизайнерах — ведь ты прекрасно эрудированна, дорогая.

— Еще бы, я занимаюсь этим делом двенадцать лет! И мне нравится твоя идея.

— Можно взять по десять фунтов с человека и предложить каждому бокал вина, — заметила Анни. — А стоимость билетов войдет в стоимость купленных в магазине вещей. О показе напишут в местной прессе. Есть идея провести сие мероприятие в Блэкхит-Холлз.

Я подумала об отделанном деревянными панелями большом зале с цилиндрическим сводом и широкой сценой.

— Это большое помещение.

Анни пожала плечами.

— Уверена, оно будет заполнено. Показ станет хорошей возможностью узнать кое-что об истории моды, и сделать это весело.

— Мне придется нанять моделей, а это дорогое удовольствие.

— Можно попросить побыть моделями покупателей, — предложила Анни. — Это же почетно и забавно — выступить в такой роли. Они покажут вещи, которые уже купили, и то, что имеется в продаже сейчас.

Я посмотрела на Анни.

— Ваша правда. — И представила четыре бальных платья, порхающих по подиуму. — А выручка может пойти на благотворительность.

— Сделай это, Фиби, — сказала мама. — Мы все тебе поможем. — Затем, помахав на прощание нам с Анни, она ушла.

Я собралась связаться с Блэкхит-Холлз, дабы выяснить, во сколько обойдется аренда большого зала, и тут зазвонил телефон.

Я взяла трубку:

— «Деревенский винтаж».

— Это Фиби?

— Да.

— Фиби, говорит Сью Рикс, медсестра из «Макмилан». Я ухаживаю за миссис Белл, и она попросила меня позвонить вам…

— С ней все в порядке? — быстро спросила я.

— Ну… это сложный вопрос. Она необычайно взволнована. И все время твердит, что желает вас видеть — прямо сейчас. Я предупредила ее, что, возможно, вы не сумеете прийти.

— Сегодня у меня в магазине работает помощница, так что смогу — уже иду. — Я взяла сумочку, охваченная мрачными предчувствиями.

Когда я добралась до дома миссис Белл, Сью открыла мне дверь.