* * *

– Даша, вы не переживайте очень сильно, – напомнила ей о себе госпожа Дежардель-Флори. – Я вас отвезу в отель. И все остальное тоже устроится. Главное то, что вы живы. Знаете, когда Чарли привел меня к вам вчера, я думала, что надо вас срочно везти в госпиталь, такой вид у вас был. Сейчас вы вполне нормально выглядите. А как самочувствие?

– Ничего, Анна-Мария, спасибо! Я вам премного благодарна и даже не знаю, как вас благодарить. Я придумаю. Пожалуйста, оставьте мне ваш адрес, я придумаю для вас сюрприз обязательно.

– Дашенька, я русская, хоть и родилась в Париже. Я – урожденная Львова! И за то, что произошло с вами, с гостьей Франции, мне стыдно. Гражданин моей страны, человек с русскими корнями, такой красивый мужчина – и такой изощренный аферист! Вы совсем-совсем ничего такого в нем не замечали?

– Нет, конечно! Анна-Мария, у меня к мужчинам очень непростой подход. Знаете, я...

Даша рассказала своей новой знакомой все-все о себе, о сложных отношениях с противоположным полом. Рассказала о том, как встретилась много лет назад с Зиновьевым, как круто он изменил ее жизнь и как хотели они создать семью, но все сломалось из-за Мишеньки.

– Да, дети – это серьезно. А знаете, Даша, мне этот ваш Михалыч очень понравился. Я понимаю, как вам больно, но посмотрите на все это с другой стороны, и вы увидите, что ему тоже больно, но есть ответственность, чувство долга. И мне кажется, что ваша с ним история на этом не закончилась!

– Да какое «закончилась»? Он звонит мне постоянно, ревнует, а самое главное – я слышу, как ему плохо. Хотя он сам захотел, чтобы я наконец-то устроила свою жизнь.

– Это все только слова, Даша! Мужчины – жуткие собственники, и, даже если ваш Михалыч говорит, что будет рад, если вы устроите свою жизнь, в душе он будет желать вам обратного. Поверьте мне, все-таки я прожила на белом свете больше вас!

* * *

Анна-Мария Дежардель-Флори отвезла Дарью в отель, и они тепло попрощались у входа, договорившись не потеряться в этой жизни.

Даша поднялась в номер. Первое, что хотелось ей сделать, – это побросать вещи в сумку и ехать в аэропорт, сесть в самолет и через несколько часов оказаться в Петербурге, в своей уютной квартирке, рядом с рыжим котом, которого на время своего отпуска она оставила на попечение бабушки Вали – своей соседки, которая очень любила Лиса.

Будь Даша послабее характером, она бы расплакалась: до ее рейса было еще четыре дня, и как их провести в городе, который оказался таким недобрым к ней, она совсем не знала.

Для начала она подсчитала наличность и едва не прослезилась: на все про все две сотни евро с копейками. «Это не самое страшное, что могло бы быть», – вспомнила Даша слова Анны-Марии.

– И в самом деле, ведь я бы уже могла никогда не увидеть ни этого города, ни своего родного Питера, ни своих близких. Василий, наверное, звонит мне на мой мобильник, а я не отвечаю. Надо как-то ему сообщить о себе...

Для начала Дарья позвонила своей верной Людмиле.

– Дашка, бессовестная, ты куда пропала?

– Люд, погоди, не зуди. Рассказывай, как к тебе приехать, все остальное – при встрече.

Люда продиктовала ей адрес, рассказала, как проще добраться, если ехать общественным транспортом. Условились встретиться вечером.

Даша положила трубку. Голова шла кругом. То ли от ночи бессонной, то ли от событий, которые навалились на нее. Надо было прийти в себя.

Как бы ни было ей паршиво, Даша заставила себя собраться и выйти на улицу. Город, который еще вчера был ей так мил, сегодня совсем не радовал.

Даша спустилась в метро и доехала до станции «Эйфелева башня». Она ничего не загадывала и не придумывала, просто шла туда, куда ноги ее несли.

Очереди в кассы для подъема на башню не было – не сезон! Даша купила билет и поднялась на последний уровень. Вернее, на крайний! Не говорят в таких случаях «последний»! Тем более что у башни в этом смысле не совсем хорошая репутация. Более четырехсот самоубийц за сто двадцать лет существования. Нет-нет, у Дарьи мысли о самоубийстве не было. Просто почему-то вспомнилось то, что читала о знаменитой железной парижанке.

Лифт уносил Дашу вверх по наклонной, и от этого город внизу казался покосившимся, полулежащим на боку, и изображение в проеме лифтового окна напоминало ей картину или фотографию, которая криво висела на гвозде, вбитом в стену.

Наверху было холодно, несмотря на солнце, ярко освещавшее город и башню. Это все из-за ветра, что гулял в вышине, разгоняя облака. Даша не успела полюбоваться городом, как тут же замерзла. Да и полюбоваться ей не давало ее настроение. Поэтому она не задержалась тут надолго, спустилась на первый уровень башни, где было уютнее и где можно было спокойно посидеть в кафе, выпить кофе, глядя на город с высоты.

Дарья устроилась за столиком у окна и в ожидании кофе рассматривала город за стеклом, публику в кафе. Если бы она могла читать по-французски, она бы взяла газету со стойки на входе и могла бы читать ее, сидя тут до самого вечера, что не возбраняется. Правда, в основном этим в Париже занимаются мужчины. («Не работают они, что ли?!») Ну, раз газету не получится, то можно почитать лица. Даша, как художник, с удовольствием исподволь рассматривала лица людей. Это было сродни заглядыванию в чужие освещенные окна. Раньше Даша любила посмотреть на чужую жизнь. Это не было подглядыванием – шторы ведь на окнах были раскрыты! Кто хотел скрыть свою жизнь от чужих глаз, тот плотно зашторивался.

Правда, с чужими окнами давно покончено. Когда сама за рулем, по сторонам головой не повертишь! А вот лица... С лицами все как и раньше: если случалось Дарье где-то торчать без дела, она принималась изучать чужие лица. Иногда она говорила себе: представь, что кто-то совершил преступление, а ты видела преступника, мельком, одну секунду. Сможешь ли ты внятно описать человека? Такая вот игра. Как говорится, доигралась и накаркала!

* * *

В кафе было малолюдно. Не сезон. Это летом надо в очереди стоять, чтобы купить билет на башню. А сейчас посетителей можно пересчитать. Даша медленно осматривала зал, задерживаясь на лицах, и споткнулась на одном. Мужчина молодой, улыбка с ямочками на щеках, веселые глаза. Дашка его еще узнать не успела, как он поднял руку, помахал ей.

– Пашка... Рябинин... Пашка?!

Он уже шел к ее столику с чашечкой кофе в руках, газетой под мышкой и курткой на сгибе руки.

– Дашка! Я узнал тебя сразу, как ты вошла! Что ты? Где? Как? Рассказывай!

– Паш, я не верю своим глазам! Это ты? В Париже? Елки зеленые.

– Я в Париже – тебя это удивляет? Меня еще больше удивляет, что ты в Париже! Какими судьбами?

– Ну, как какими? Работа и отдых!

– Даш, тебя не узнать! Ни за что на свете! Я узнал потому, что ты снилась мне по ночам. И если честно, до сих пор нет-нет да и снишься! Хотя я о тебе ничего не знаю с того момента, как Людка передала мне привет от тебя, сказав, что ты уехала в Петербург.

– Сколько же лет-то прошло? – Дарья посчитала в уме. – Тринадцать получается. Нет, больше! Четырнадцать...

* * *

Пашка Рябинин после школы сразу поступил в инженерно-строительный институт и уже на втором курсе женился на симпатичной вузовской секретарше, которая через пять месяцев после свадьбы родила ему сына. Над ними все смеялись: вот, мол, как у молодых получается все быстро, даже дети не девять месяцев вынашиваются, а только пять!

Мама Пашки Рябинина очень переживала по поводу его скоропостижной женитьбы, но поскольку у молодых была любовь, отягощенная беременностью, то она махнула рукой: живите!

А вот прожили они всего ничего – год и три месяца было сыну Сереже, когда Пашина жена Таня заявила, что все было ошибкой, что нищий студент – это не муж и что она нашла настоящего мужчину и поэтому разводится. Настоящий мужчина оказался из провинциальных новых русских, который занимался «серьезным бизнесом» – торговал паленой водкой. Дело приносило хорошие барыши, и Танька Рябинина, поменяв фамилию на Тюляеву, переехала в загородный особняк своего бизнесмена, который он отстроил на бросовой земле за городской помойкой. Тюляевские угодья были обнесены высоченным забором, за которым бегали здоровенные собаки, а на задворках и находилось водочное производство.

Странно, все в городе знали, где и кто производит «тюляевку», но никому и в голову не приходило разнести к чертовой матери этот домашний завод. Видимо, «крыша» у него была хорошая.

Танька с новым мужем стала кататься по три раза в год на турецкие и египетские курорты, оставляя Сережу бывшей свекрови – Пашиной маме. И когда Пашка предложил Татьяне совсем отдать им сына, она не артачилась, согласилась сразу и легко.

Паша институт закончил, быстро стал главным инженером завода, хорошо зарабатывал, обеспечивая маму и сына всем необходимым. Однако водочного «бизнесмена» Тюляева грохнули вместе с его бронированным джипом, про который он хвастался, что он не хуже танка. Оказался хуже. Джипу разорвало все внутренности от прикрепленного к днищу взрывного устройства, так что от Тюляева в прямом смысле слова осталось лишь мокрое место.

Милиция долго голову морочить себе не стала и искать обидчиков не пожелала. Уголовное дело увяло само по себе. А Татьяна хоть и была Тюляевой, от вдовства своего поимела лишь этот горький титул – «вдова». Как оказалось, особняк за помойкой принадлежал семье ее супруга – родителям и сестрам, – а он, поскольку собирался жить долго и счастливо, о наследстве для жены не позаботился, посему из особняка Татьяну родственники культурно попросили выметаться сразу после похорон.

И пошла она на поклон к Паше Рябинину. И не просто пошла, а вспомнила, что прописана была в квартире его мамы. И про сына вспомнила, и про мужа бывшего.

– Вот такая, Дашка, у меня жизнь веселая! Я с женой, конечно, не живу, но вынужден снимать для нее квартиру, чтобы она нам не мешала. Устал от всего так, как и не рассказать тебе! Вот в этом году решил свою мечту исполнить – Париж посмотреть. Ты помнишь, я же еще в школе французской культурой интересовался. Казалось, с завязанными глазами смог бы пройти по улицам Парижа. Экспозиции Лувра и Версаля по описаниям знаю получше любого экскурсовода! Хочешь, тебе покажу свой Париж?!

«Так, ну, не зря говорят, что Бог любит троицу! Еще один со «своим» Парижем! Не многовато ли для одного-то отпуска?!» – подумала Даша, а вслух сказала:

– Знаешь, Паш, я вообще не знаю, как дожить эти дни в Париже, и домой! Представляешь, меня вчера обокрали, и я без денег. Почти. – Дарья не стала рассказывать однокласснику, как все произошло.

– Даш, ну, ты не огорчайся! Что-нибудь придумаем.

– Да я не огорчаюсь. Мне Люда поможет. Ой! Ты же не знаешь, наверное: Люда с Андреем, Мурашовы, они же здесь живут! Андрей здесь работает.

– Да не может быть! Как?!

– Вот так! Давно уже. И я у них была несколько раз. И сегодня тоже обещала к ним приехать. Кстати, ты позволишь мне позвонить с твоего телефона? Мой украден!

– Звони, конечно! – Паша протянул Дарье свой телефон, и от нее не укрылось, что у него в лице мелькнуло что-то вроде досады – удовольствие дорогое!

– Паш, я заплачу за звонки, я знаю, что это дорого. Ты извини!

– Звони-звони! Какие между нами счеты?!

* * *

Людмила ответила сразу, после первого же гудка.

– Дашка! Ну, где же ты? Я вся издергалась!

– Люд! У меня для тебя сюрприз! Ты можешь приехать сейчас в центр?

– Куда конкретно?

– Я буду в одном из кафе на площади Трокадеро, откуда хорошо видно иллюминацию башни. Можем встретиться на смотровой площадке.

– Хорошо! Я скоро буду. И я тебя умоляю: не исчезай! Я переживаю.

– Ну куда я исчезну?! Да еще с сюрпризом?! Кстати, а вы можете приехать вместе с Андреем?

– Ну, вообще-то он не любитель прогулок... А что, ему может быть интересно?

– Думаю, да!

– Хорошо! Я попробую. Примерно через час. Я позвоню на этот номер, когда буду на месте?

– Да, я жду!

– Ну вот! Ты все слышал. Если получится, то они приедут вместе с Андреем.

– Я понял, мы с тобой должны куда-то переместиться?

– Да, есть удобное место, откуда хорошо видно башню, и с наступлением темноты, когда она начинает каждый час подсвечиваться, оттуда лучше всего это видно!

– Даш, ты так хорошо знаешь Париж? Откуда?!

– Паша, я ведь все эти годы тоже чем-то занималась, «росла над собой», как говорила наша классная дама Вера Александровна. Помнишь? «Ваша главная задача – расти над собой!» Теперь моя очередь рассказывать тебе о своей жизни. Пока идем до площади Трокадеро, я успею тебе все рассказать! В моей жизни пока еще ничего такого не было, как у тебя, поэтому я быстрее справлюсь! Пошли?

* * *

Они спустились с башни в сумеречный город, готовый вот-вот взорваться подсветкой проспектов и бульваров, прошли не торопясь по мосту через Сену, дальше все прямо, мимо спящих пока еще фонтанов к площади Трокадеро. Выбрали уютное кафе, в котором было людно, несмотря на поздний час – вечерний кофе с видом на творение Эйфеля, праздник, который всегда с тобой.