Светлана Лубенец - День святого Валентина

Они посмотрели друг на друга — и разошлись, как в море корабли. Пряжкин вышел через арку и отправился на улицу. А Глеб побежал двором в сторону своего дома. Бросил сумку с учебниками в прихожей, чего раньше никогда себе не позволял, и снова вышел из квартиры…

Ни к какой Марысаевой Коля Пряжкин мириться не пошел. До глубокой ночи он шатался по улицам со своими приятелями. Оруженосца Денисова сегодня при нем не было. «Куда это он запропастился?» — подумал Коля. Но всего один раз. Шут гороховый был ему в этот вечер не нужен. Веселить никого не было надобности. Коля грустил.

А красавица Катя Марысаева рыдала дома. Она вызвала к себе Мусю Гладышеву — утешать. Подруге Прожумайло она не дозвонилась — та, видимо, предусмотрительно выключила телефон. Ведь Оле предстояла феерическая дискотека, на которую Катя не попала!

Добрая Муся примчалась к Кате, пожертвовав общением с кавалером-старшеклассником. Так что теперь она, уже из квартиры Кати, писала ему сообщения, в которых просила перенести их поход на дискотеку еще на немножко, еще на капельку, на полчасочка, на часок… Интересно, хватит ли у него терпения? Или парень плюнет на такую «динамо-машину» и пригласит какую-нибудь другую, более обязательную девчонку?

Собравшись вместе, Муся и Катя принялись анализировать поведение Пряжкина. Потом переключились на остальных. Вспомнили по этапам весь новогодний праздник — потому что именно там произошло много очень важного. Ведь Муся была «почтальоном» не зря — она прекрасно помнила, кто, кому, что и когда отправил. Не забыла она этого и сейчас.

Так что сначала девочки вычислили всех тех мальчишек, которые «выкупали» у нее «сердечки» для девчонок, так к концу праздника с этим одним «сердечком» и оказавшихся. Ведь после Нового года многие девчонки и сами рассказали, от кого получили знаки внимания, а Оля Прожумайло профессионально систематизировала эти сведения и донесла их до своих подружек. Потом Муся и Катя обратились к перечислению тех, у кого «сердец» оказалось больше.

— Тебе и Герасимовой больше всех прислали, — сказала Муся. — Так тебе, значит, сколько? Два вроде. А кто?

— Да кто — Денисов мне два «сердечка» прислал! — горько воскликнула Катя. — Вот что он ко мне прицепился, придурок мелкий?

— Нравишься ты ему, — заметила Муся.

Но Катя взвилась до потолка — она была с этим решительно не согласна. Однако Муся переключила ее на подсчет «сердечек» Веры. И вышло, что два были от Пряжкина, два от Терехова. И оставалось одно — пятое. От кого?

Муся долго вспоминала. Даже выписала на бумажке фамилии всех мальчишек, кто показывал номера за пресловутые «сердечки». Напротив них вписала фамилии девчонок…

— А Столбиков? — вдруг крикнула Катя, уже давно переставшая рыдать. Увлекательный процесс подсчета голосов затянул ее.

— Точно: кто у нас мандаринами жонглировал? — хлопнула себя ладошками по щекам Муся. — Вот Кирилл-то и остается ничейным. Остальных мы помним. Так что вот оно — пятое «сердечко» Герасимовой, бесхозное. Точно — он…

— Они же с Герасимовой за одной партой сидят! Ай, жених… — саркастически усмехнулась Катя. — Вот пусть она и мотает к своему Столбикову! И нечего отбивать поклонников у людей…

И снова зарыдала. К тому же вспомнила про свой позор — что нравится классному клоуну Денисову…

— А что за тобой старшие ребята бегают, ты не берешь в расчет? — воскликнула Муся, у которой как раз в это время нетерпеливо заиграл телефон: друг ее все еще ждал.

— А! Эх… — И Катерина продолжала сладко рыдать.

— Ты же красавица! — жертвенно пропустив ради подруги звонок, бросилась успокаивать ее Муся. — И сама это знаешь! Да в зеркало посмотри, если не веришь! А Герасимова-то никакая не красавица.

— Она лучше! — взрыднула Катя. — Раз ее Пряжкин любит!

— Ох, прям уж и любит! — всплеснула руками Муся. — Что он в этом понимает? Да и дался тебе этот Пряжкин!

— Но он же раньше все время ко мне клеился! — не сдавалась Катя.

— Ага, и к Кобзенко с Прожумайло, — резонно заметила Муся.

— Ну… — Катя не знала, что на это возразить, и лишь капризно скривила губы.

Телефон Муси зазвонил снова. Она больше не могла тянуть — поэтому попрощалась и выскочила из квартиры Кати.

И страдающая девочка осталась одна. Не совсем — потому что раздался звонок от другой подруги. Объявилась Оля Прожумайло. Она вела репортаж с дискотеки для избранных. Фоном слышна была приятная музыка, усиленные микрофонами голоса ведущих.

— Ой, Катька, как тут клевенько! — с восторгом вещала Ольга в телефонную трубку. — Объявили конкурс на самую красивую пару. Мы с Костиком участвуем… Да, жалко, что тебя здесь нет. Эх, Катька, много ты потеряла!

Катя лишь горестно вздохнула, собираясь снова заплакать, но так, чтобы Прожумайло не услышала.

— Ой, Кать, кстати! Совсем из головы вылетело! — продолжала тем временем делиться информацией Ольга. — Герасимова-то Пряжкина отшила! Да, причем в резкой форме. Они тут разговаривали. А я все видела… Ой, ладно, завтра расскажу! Что-то тут конкретное начинается. Пока!

Как — «отшила»? О чем там еще говорили Герасимова с Пряжкиным? Почему это Олька расскажет только завтра? Она, Катя, до этого «завтра» решительно не дотерпит. Сейчас! Она должна знать сейчас!

Катя вскочила и бросилась к маминому туалетному столику — краситься. Свет, что ли, клином сошелся на этом Пряжкине, действительно?! Тем более что после новости о том, что и с Герасимовой у него ничего не вышло, Катя Марысаева повеселела. На дискотеку! Блистать! Веселиться!

Ведь на скамейке запасных у нее оставалось несколько весьма приличных кавалеров. Катерина позвонила самому симпатичному из них — одиннадцатикласснику Валере. И через пятнадцать минут выскочила из подъезда. Радостный Валера уже ждал ее…

Потрясение. То, что Вера услышала от Пряжкина, было настоящим для нее потрясением. Иначе никак нельзя это назвать. По дороге домой и уже в квартире, сидя на диване, она вспоминала его слова. «Красивая»! Пряжкин сказал — «красивая»! Именно она красивая, имелось в виду… И говорил Колян искренне. Жалко, тогда не было диктофона, чтобы записать его слова. А потому поверить в то, что он и правда так сказал, было почти невозможно. Но этому всему имеются свидетели! Только… только что же тогда Пряжкин ее этой «толстой» столько лет мучил? Какая же это «красивая»? Противоречие. И как он мог предположить, что дурацкое прозвище может ей понравиться? Стало быть, она вела себя как кокетка, раз он решил, что обзываться можно. Ужас, ужас! Девочка ничего не понимала…

Вера читала в какой-то книге, что иногда вокруг одного человека вдруг закручивается целая история — интересная, яркая, с участием многих других персонажей. Этот центральный в данной истории человек может быть не лучше и не хуже других — просто так почему-то происходит. Закрутилось и понеслось! Так получаются истории, каждая из которых заканчивается по-своему… Иногда про них узнают писатели и драматурги, создают произведения — и тогда о том, что случилось с таким вот простым, но попавшим в вихрь событий человеком, пишут книгу, снимают фильм, ставят пьесу. Так случилось и с ней, с Верой. И даже если кончится все как-нибудь плохо — или никак не кончится, — она запомнит эти события надолго. Как почти что сказку.

Какой же она странный человек! Плохой, хороший? Скорее, все-таки никакой. Потому что мотает ее из стороны в сторону, никакой определенной линии поведения. Всего боится — и тут же, как княжна Тутышкина какая-нибудь, выделывается. И обижать себя позволяет, и одновременно туману напускает — неприступную-недоступную из себя строит… Нет последовательности. А потому что стержня нет в характере… Ну вот как стать цельной нормальной личностью? Не врать, не строить из себя то, чего нет, а быть такой, какова она, Вера Герасимова, есть? Только вот какая она настоящая — Вера Герасимова?..

«Блым-блым-блым!» — активизировался домофон. Вера вскочила с дивана, на котором, погруженная в свои размышления, сидела, не двигаясь, уже минут пятнадцать, и подбежала к двери.

— Кто там? — спросила она, сняв трубку домофона.

— Это я. Глеб Терехов, — раздалось оттуда. — Я к тебе. Поговорить. Можно?

— Заходи, Глеб… — проговорила Вера деревянными губами. — Квартира двадцать восемь.

— Я знаю. Мне сказали, — ответил Глеб. — Спасибо!

Домофон однообразно загудел. Вера положила трубку на место. И молча стояла у входной двери, пока не пиликнул звонок.

— Привет, — улыбнулся Глеб, появляясь на пороге.

— Привет. Проходи. — Вера протянула руку в сторону гостиной.

Глеб разулся, снял куртку, прошел в гостиную и остановился посередине.

— Ты меня прости, — сказал он, когда Вера, которая задержалась в прихожей, тоже оказалась в комнате. — Надо, наверное, было заступаться за тебя тогда. А я не…

— Все, Глеб, давай об этом не будем вспоминать! — попросила Вера. — Никогда! Было и прошло…

— Да! — охотно согласился Глеб. — А сегодня… Ну ты молодец! Ты вела себя как королева! Правда! Поэтому тогда, на новогодней вечеринке, я так хотел, чтобы тебя Королевой выбрали. Но ты не…

— А я, Глеб, и не знала тогда про тот конкурс! Поэтому и «не»… — с вызовом ответила Вера. — Разве не имела права?

— Имела… — растерялся Глеб. — Но ведь не только я хотел тебя выбрать.

— И Пряжкин тоже. Знаю.

— Не будем о Пряжкине! — воскликнул Глеб.

— Хорошо.

— А я все-таки хочу пригласить тебя сегодня на нашу супердискотеку, — без перехода предложил Глеб. — Еще не поздно. Пойдем, Вер, а?

— Глеб, но я же тебе ответила, что не пойду. Не могу и не хочу потому что.

— Понимаешь, а записки-то я тебе не писал! — воскликнул Глеб.

— Как?

— Так. Не писал — и все… Она у тебя сохранилась?

— Наверное, — пожала плечами Вера и отправилась в свою комнату за рюкзачком. Отыскала дневник, вынула из него сегодняшнюю записку.

— Ага… — взглянув на нее, протянул Глеб. — Почерк-то не мой.

— Не твой? — удивилась Вера. И тут же ужаснулась: потому что вспомнила, чей! Кто же еще так пишет «З» — с плоской «головой» и длиннейшим нижним крючком? Только… ее сосед по парте Кирюша Столбиков! Малыш… Вот кто на дискотеку захотел! А она-то, Вера бестолковая, даже и не предположила, что он может не только чужие записки передавать, но и свои посылать!

— Глеб, посиди, хорошо? — указав на кресло, попросила Вера. — Мне позвонить надо. Ладно?

Глеб кивнул и уселся в кресло.

Вера снова кинулась в свою комнату, схватила телефонную трубку и блокнот с телефонами одноклассников. Столбиковский номер, к счастью, там был.

Она извинялась недолго. Смутившийся Кирилл перебивал ее и не давал извиняться, потому что невнятно и путано извинялся за что-то сам. И охотно прощал ее за все. Звать на танцы больше не стал — и Вера была ему за это благодарна.

— Все! — улыбаясь, она появилась в гостиной. — Столбиков — хороший человек! Он все понял.

— А я не понял! — заявил Глеб, вскакивая с кресла и подходя к Вере. — Ну почему ты не хочешь пойти на дискотеку? Мне тоже народные гулянья не особо нравятся. Но…

Веселое выражение стремительно покидало Верино лицо. Вера снова подумала о том, что Глеб принимает ее не за ту, кто она есть на самом деле. Он заблуждается. А Вера продолжает обманывать.

— Я как королева, значит, держалась? — начала она, бессильно плюхаясь на диван. И перестала стараться удержать слезы. — Вранье все это, Глеб. Это только кажется так. Потому что на самом деле… На самом деле я — вруша.

— Почему? — удивился Глеб.

И вместо того, чтобы рассказать все свои переживания психоаналитику, которым Вера постоянно пугала сама себя, она рассказала о своих несчастьях Глебу Терехову, которому, наверное, знать это было и не нужно — люди-победители не любят людей-нытиков. Но слово не воробей…

Так Глеб узнал про ее позорное бегство от порога «Клуба ролевых игр», про мечты Веры о приключениях и о собственной компании друзей, про ее ненависть к проклятой своей неромантической внешности и черную зависть к стройным красоткам.

— Так что на танцах я позориться не буду, — подвела итог Вера, хлюпнув носом и с вызовом посмотрев на Глеба. И тут же почувствовала, что у нее на душе стало легче. Терехов знает все ее тайны. И теперь может бежать рассказывать их всем одноклассникам — хуже уже не будет. Вера за мгновение настроилась держать стойкую оборону. Это даже веселило ее. Терпеть насмешки по поводу внешности, сносить обвинения во вранье… Она на все готова. А Глеб… Да пусть уходит! Зачем ему такая слабовольная и слезоточивая подруга?