Екатерина вздохнула. Мамонов далеко не такой, как Орловы и Шешковский. Он нанес ей жесточайшее оскорбление. А как он смотрел на нее! Она читала в его глазах нескрываемое, очевидно, давно таившееся в глубине его души отвращение. И что же? Он будет наслаждаться счастьем с молодой женой!.. Будет ей рассказывать о том, как бросил, оттолкнул ради нее гордую императрицу, северную Семирамиду, красоту и мудрость которой воспевали все поэты и философы мира. Вольтер, Дидро и Гримм ей поклоняются. Державин поет ей оды, как Фелице, и сонеты, как женщине. А какой-то Мамонов бросает ради ничтожной, пустой и ветреной девчонки победоносную устроительницу русской земли, продолжательницу Петрова дела… Надо отомстить…

Но как? Отравить Щербатову? Конечно, это очень легко.

Но Мамонов и другие догадаются. И, наконец, не надо больше крови, не надо смерти.

Смерть разве наказание? Смерть — покой, небытие. А ей хочется наказать дерзкую так, чтобы она всю жизнь помнила нанесенное ей оскорбление.

Императрица долго думала и наконец выдумала.

Свадьба Мамонова по желанию императрицы была отпразднована пышно и весело. Государыня уже утешилась как любовница. Анна Нарышкина представила ей Платона и Валерьяна Зубовых. Оба брата произвели на царицу чарующее впечатление, и оба сделались ее фаворитами.

Но оскорбленная царица утешиться не могла.

Конечно, она не показала Лизаньке своей ненависти. Она подарила Мамонову три тысячи душ крестьян в виде свадебного подарка. Надо же заботиться о народе и дать народным душам хозяина в чьем-нибудь лице…

Лизаиькя. Щербатова была тронута добротой государыни, которая сама одевала ее к венцу и подарила молодой десять тысяч рублей золотом, на счастье жениху — два бриллиантовых кольца для обручения огромной стоимости.

Лизаньке даже было жаль, что она обидела государыню и венчается с ее фаворитом. Под венцом она все плакала.

Поздравив молодых и выпив шампанского за их благополучие, Екатерина удалилась в свои покои.

Через четверть часа к Мамонову явился дежурный офицер с приказом немедленно оставить Петербург с молодой женой. Тут же ему был передан пакет с миниатюрным его собственным портретом, который царица всегда носила на груди. Портрет был изуродован.

Мамонов с женою поселился в Москве и весь отдался своему счастью.

Через две недели, которые пролетели в сладком и уютном уединении, молодые однажды гуляли в парке, потом вернулись в свою спальню, предвкушая новые наслаждения любви.

Неожиданно из темноты выскочили солдаты. В один миг граф и графиня были связаны.

Мамонов закричал, но знакомый голос сказал ему:

— Замолчите, ваше сиятельство. Кричать бесполезно. Никто не посмеет явиться сюда.

Мамонов узнал голос московского полицеймейстера.

— По какому праву производится такое насилие? — спросил он.

— По указу государыни, против которой всякое право бессильно, — ответил полицеймейстер.

Мамонова привязали к креслу. Зажгли лампу… И несчастный увидел, что солдаты срывают платье с его молодой жены… На вопли ее никто из слуг не прибежал. Очевидно, все заранее получили приказ, как себя вести.

Надругавшись над бедной графиней, солдаты избили ее плетью, превратив ее спину в сплошную кровавую рану.

Исполнив в точности указ императрицы, полицеймейстер с солдатами удалился.

Явились слуги, Мамонова отвязали от кресла, привели в чувство несчастную женщину. Оба долго были больны. Выздоровев, Мамонов уехал с обиженной женой, жертвой низкой мести, за границу, покинув страну, где «всякое право бессильно перед указом свыше».

Однако злоупотребления властью возможны везде и при всяком строе, даже при республике. Достаточно вспомнить Венецию средних веков или вторую римскую республику.

Что же из этого следует? А то, что один человек не должен иметь над другим никакой власти. Но вряд ли это возможно.

Честолюбивый и надменный Платон Зубов вскоре вытеснил брата из сердца императрицы. Валерьян был случайным фаворитом, и Платон сумел подчинить себе государыню, женственная душа которой до смерти осталась верна себе и жаждала подчинения сильной мужской воле. Она ни в чем не могла отказать своему любовнику.

Платону Зубову было всего двадцать три года, но он был холодно расчетлив и бесстыдно циничен. Он добивался положения фаворита еще при жизни Ланского, но вытеснить красавца Сашеньку из сердца императрицы было невозможно. Потом царица привязалась к Мамонову, и Зубов терпеливо ждал, чтобы ее увлечение прошло.

Нарышкина уверила царицу, что Зубов безумно в нее влюблен, и самонадеянная Екатерина, которая и в старости была убеждена, что сохранила свою красоту и обаяние, охотно этому поверила.

А Зубов, сделавшись временщиком, стал необыкновенно наглым и требовательным. Это был Орлов конца царствования. Но Орлов был груб только с Екатериной, а с окружающими очень вежлив, корректен. Зубов был высокомерен и заносчив. Он наносил непростительные дерзости наследнику престола Павлу Петровичу, твердо уверенный, что Павел царствовать не будет, потому что Екатерина говорила ему о своем завещании. Один раз, когда цесаревич приехал к нему с визитом по настоянию матери, Зубов заставил его ждать более часа в приемной, а потом выслал сказать, что занят и принять великого князя не может. И когда Павел взошел на престол, то Зубову пришлось валяться пред ним на коленях, вымаливая себе прощение. Все свои наглые выходки он свалил на покойную императрицу, уверяя, что она от него требовала такого отношения к цесаревичу.

Когда императрица приблизила к себе Зубова, Потемкин был в Яссах. Конечно, всесильный князь Тавриды вскоре узнал, что у царицы появился «больной зуб», как называли Зубова при дворе. Потемкин был угрюм и озлоблен, а когда ему сообщили, что Екатерина возвела Зубова в княжеское достоинство, то с ним сделался припадок бешенства. Он перебил всю посуду, все дорогие вазы, изломал всю мебель, избил своих слуг и велел выпороть свою любимую крепостную наложницу. Светлейший князь не умел гневаться, не проявляя своего гнева. Ему хотелось, чтобы все чувствовали его настроение. Обыкновенно фавориты получали графский титул. Екатерина поставила ничего не сделавшего для родины мальчишку рядом с ним, гениальным полководцем, героем трех кампаний, завоевателем Новороссии и Крыма…

— Или я, или Зубов! Кто-нибудь из нас должен умереть. Потемкин задумал отравить Зубова, подобно тому как отравил великую княгиню Наталью Алексеевну и Ланского, а может быть, и еще кого-нибудь, о ком история не знает. Он не задумывался над средствами, когда надо было устранить человека с дороги.

Он решил ехать в Россию. Заложили его роскошную карету, и он приказал:

— Ехать в Николаев.

Вся его свита выехала с ним из Ясс.

Но на первой же остановке с ним сделался тяжелый сердечный припадок, и он умер. Зубов победил.

Известие о его смерти произвело на Екатерину потрясающее впечатление. Она впала в такое отчаяние, что пришлось пустить ей кровь.

Императрица заперлась в своих покоях, неутешно рыдая.

Через три дня она издала великолепный манифест и составила грамоту с перечислением всех подвигов Потемкина, которая до сих пор хранится в Херсонском соборе. Приказано было воздвигнуть светлейшему князю Тавриды памятник в Херсоне.

Тело светлейшего перевезли в Яссы, а потом с пышным кортежем доставили в Херсон, где похоронили в склепе святой Екатерины. На месте его кончины также поставили памятник.

Но император Павел, едва взойдя на престол, велел уничтожить памятник, а склеп с гробом фаворита засыпать землей.

Павел находил, что Потемкин сделал России больше зла, чем добра. Он не мог простить ему также роли поставщика наложников императрицы, его матери. Угождая низменным инстинктам Екатерины, Потемкин поощрял перемену фаворитов и за каждого угодившего царице наложника получал от нее милости и награды. Но нельзя отрицать за светлейшим сводником и больших заслуг. Он был способен, умен, предприимчив и отважен.

Приобретение Крыма и Новороссии обогатило Россию, дав ей прелестные и плодородные южные провинции. Необходимо уметь отделять личную жизнь от общественной. Иногда человек, который идеален в личной жизни, совершенно ничтожен и не нужен для общества. И бывают люди распутные и порочные, жизнь которых очень ценна и важна для истории.

Потемкина упрекают в том, что он задержал либеральные реформы Екатерины, но она никогда не была либеральной. Еще Потемкин не был ее фаворитом, когда она издала указ о разрешении продавать крестьян отдельно от земли.

Когда французские революционеры, свергнув Людовика XVI, попросили Екатерину прислать республиканскому Парижу свой портрет в знак сочувствия вольтерианским идеям, она прямо ответила:

«Самая аристократическая из европейских императриц никогда не пришлет своего портрета людям, свергнувшим монархию».

Надо только изумляться наивности Больи и других французских революционеров, искавших сочувствия у самой крепостнической из русских цариц. Они были обмануты ее письмами к Вольтеру, Дидро и Гримму. Но неужели они не знали о том, что творится в России?

По смерти Потемкина Платон Зубов до смерти Екатерины оставался полновластным хозяином России и царскосельского двора.

Он был теперь первым лицом в России. В приемной фаворита всегда толпились царедворцы и министры, угодничавшие перед всесильным наложником старой царицы. Зубов обращался с ними, как с лакеями. Сидя в пудермантеле перед зеркалом, он принимал сановников в то время, как парикмахер пудрил его парик, а камердинер обувал его ноги в шелковые чулки и туфли с бриллиантовыми пряжками. Он долго не замечал присутствия вошедшего, притворяясь, что читал деловые бумаги, а потом протягивал свою руку для поцелуя, как император.

И до того угодливы люди высших сфер, что пожилые сановники целовали руку этому мальчишке, сделавшему карьеру в спальне коронованной женщины, потому что иначе им грозила немилость царицы, баловавшей свое последнее «дитя».

Только истинный философ ни пред кем не станет унижаться, потому что он ничего не ищет. Его человеческое достоинство ему дороже всего в мире. А люди, которые ищут карьеры и обманчивого почета у сильных мира сего, способны унижаться даже пред презреннейшими ничтожествами, если в руках этих ничтожеств сосредоточена временно власть.

Екатерина в это время и сама дошла до апогея надменности и абсолютизма. После раздела Польши ей доставили из Варшавы трон польских королей. Чтобы показать придворным свое отношение к Понятовскому, она велела сделать отверстие в сиденье и поставила королевский позолоченный трон в своей уборной, чтобы он служил ей при отправлении человеческих потребностей.

На этом троне, за отправлением потребностей, она и скончалась.

Платон Зубов любил только деньги. Он был невероятно жаден и прожорлив. В то время как Ланской и Мамонов увлекались искусством, покупали картины, статуи, камеи, Зубов выпрашивал имения, крестьян и денег для себя и родных. Он в течение двух лет получил 3 500 000 рублей серебром, что в ту эпоху было крезовским состоянием. И это кроме земель и крестьянских душ. Впрочем, Потемкин и Безбородко получили по пятьдесят миллионов рублей наличными деньгами кроме того, что украли, управляя государством.

Пять братьев Орловых стоили Екатерине больше семнадцати миллионов рублей, опять-таки помимо земель и крестьян, души которых в то время имели денежную стоимость.

Ланской обошелся около восьми миллионов, и даже Корсаков и Зорич, удержавшиеся в роли фаворитов очень недолго, получили по миллиону.

Кроме этого, все они делали долги, и царице приходилось платить их из кабинетных денег.

Английский посланник Гаррис и Кастера, известный историк, вычислили, во что обошлись России фавориты Екатерины II.

Наличными деньгами они получили от нее более ста миллионов рублей. При тогдашнем русском бюджете, не превышавшем восьмидесяти миллионов в год, это была огромная сумма.

Кроме того, семейство Орловых получило 50 000 крестьян, несколько дворцов, много драгоценностей и посуды, в общем на 17 000 000 руб. Вот откуда взялось богатство одной из самых богатых русских семей.

Васильчиков имел семь тысяч крестьян, дворец, посуду на полмиллиона рублей, годовую пенсию в 20 000 рублей.

Потемкину было пожаловано сорок тысяч крестьян и на девять миллионов рублей дворцов, посуды, драгоценностей.

Стоимость принадлежавших фаворитам земель была не менее огромна. Крестьянская «душа» также стоила не менее трехсот рублей. Значит, у Орловых было еще пятнадцать миллионов, если перевести каждую душу на деньги.

Кроме официальных фаворитов, у Екатерины было еще бесчисленное множество связей, которые продолжались всего одну ночь, но стоили очень дорого, потому что за каждую ночь она платила не менее ста тысяч рублей да еще в придачу имение, тысячу душ и пожизненную пенсию.